— Сразу нельзя, у теплохода тогда осадка большая будет. Мы сегодня вечером Никитинские пороги будем проходить. Как раз во время ужина. А после порогов уже можно воду наливать. Ночью нальют.

Вадим согласился подождать с бассейном до утра, но вопросы на этом не закончились. Мне пришлось рассказывать обо всем подряд: и увидим ли мы сами пороги; и как будем выкручиваться, если сядем все-таки на мель; и хватит ли запасов провизии, если сядем; и далеко ли до ближайшего населенного пункта, если вплавь; и есть ли шанс выпросить шлюпку, чтобы не вплавь; и не отмечено ли случаев пиратства в последние годы…

На пиратах я не выдержала.

— Отстаньте от меня, а, — попросила я жалобно. — Даже если бы здесь были пираты, они бы на нас напасть не рискнули. Испугались бы с вами связываться, от ваших вопросов идиотских у них разрыв мозга случиться может.

— Это хорошо, что пиратов нет, — довольно ухмыльнулся Димыч. — А то мы уже бояться начали.

— С чего это вдруг?

— Да мы вчера кровь на палубе видели, — пояснил Вадим серьезно. — Вот прямо здесь, под скамейкой. Думали, убили кого.

— Когда видели? Утром?

— Ну да, часов в шесть. Мы покурить сюда пришли, думали, вдруг тебя встретим. А тут кровищи!

— Много?

— Да не то чтобы много, — Вадим понял, наконец, что напугать меня не удалось, и перестал нагнетать обстановку. — Не много. Можно сказать, что совсем мало. Под скамейкой только. Такое впечатление, что палубу помыли, а под скамейкой просто не заметили. Что это может быть такое?

Можно было, конечно, придумать какую-нибудь леденящую кровь историю. Заодно и Димыча заставить побегать — обещал ведь, если будет труп, заняться расследованием. Вот и нафантазировать ему труп, пусть развлекается. Но во-первых, сил нет уже общаться с этими олухами, а во-вторых, такими вещами не шутят. Суеверна я в этом смысле.

Поэтому, пришлось рассказать правду:

— Не пугайтесь, не было тут никакого убийства. Это не человеческая кровь.

— А чья? — оба заинтересовались, похоже, не на шутку.

— Рыбья.

— Чья?

— Ну, рыбу здесь разделывали ночью.

— Это сколько же должно быть рыбы? — не поверил Димыч. — Кто у вас такой удачливый рыбак?

— Да не у нас. Это мужики из деревень по берегу рыбу ловят и на лодках ночью подплывают, продают. А наши покупают и сразу разделывают. Там надо сразу вязигу вытащить, иначе что-то с рыбой случается, ее потом есть опасно. Вот вся палуба и в крови. Кровь и кишки потом за борт смывают, а вчера, видно, плохо помыли. Ну, или не заметили, сами же говорите, что под лавкой было.

— Погоди, Наташ, — остановил меня Вадим. — Вязига — это же у осетровых, вроде. Тут осетров, что ли разделывают?

— Ну, да. Осетров, стерлядь там…

— Откуда здесь осетры, вы в своем уме? — не поверил Димыч.

— Осетры здесь есть, — Вадик стал вдруг очень грустным. — Их лет тридцать назад искусственно выращивали и в реку запускали. Только ловить их запрещено, вот какое дело.

Тихо сразу стало. И даже солнце, как будто спряталось.

— Браконьерствуем, значит, потихоньку, — сказал Димыч нехорошим голосом.

* * *

Перед самым ужином в закрытую ресторанную дверь поскребся Алекс. Выглядел он при этом очень смущенным: переминался с ноги на ногу, озирался по сторонам, пытался, вытянув шею, разглядеть сквозь двустворчатое стекло что-то в глубине зала.

Первой его заметила Жанна и попыталась на пальцах объяснить про «фюнф минутен», но Алекс умоляюще прижал руки к груди и сильнее вытаращил глаза. Ему нужно было срочно попасть в ресторан.

— Оголодал, что ли? — буркнула недовольно Жанна, но дверь открыла.

Алекс вихрем пронесся мимо нее и решительно направился к своему столику. Жанна побурчала немного, закрыла дверь и отошла от нее подальше, чтобы не поддаться еще раз на уговоры нетерпеливых туристов.

Мы слегка удивились, увидев Алекса так рано, но сориентировались и заулыбались, как и положено при встрече гостей.

— Добрый вечер, — выступила вперед Катя. — Фрау Браух не будет ужинать со всеми? Может быть, отнести ей ужин в каюту пораньше?

— Н-н-нет, не будет… то есть, не надо в каюту, — мялся Алекс, собираясь с духом. — Девочки, у меня к вам просьба.

— Пожалуйста, — снова улыбнулась Катя, а мы с Кариной согласно закивали головами. Какой разговор, мол. Выполнять просьбы — это наша прямая обязанность.

— Я по поводу Анны, то есть, фрау Браух, конечно. Дело в том, что… Она не очень хорошо себя чувствует… Ну, она…

— Может, все-таки отнести ужин в каюту, если ей нездоровится?

— Да нет, не в этом дело, — Алекс решительно тряхнул головой и посмотрел Кате прямо в глаза. — У фрау Браух проблемы не с физическим здоровьем. Понимаете? Ее недуг можно отнести к душевным болезням.

Карина испуганно ойкнула и зажала рот ладонью.

— Нет-нет, — поспешил успокоить ее Алекс, — она не сумасшедшая, не бойтесь. Я просто не так выразился. Фрау Браух страдает серьезными депрессиями. Это с ней случается два-три раза в год, не чаще. Но, к сожалению, заранее угадать, когда это произойдет, невозможно. Поэтому я и сопровождаю ее во всех поездках. Ну, чтобы, когда это начнется, рядом оказался человек, который в курсе этой ее особенности. А самое главное, чтобы не допускать нежелательных контактов. Понимаете?

— Пока не очень, — признались мы с Катей.

Алекс вздохнул, посмотрел на перепуганную Карину и снова умоляюще сложил руки на груди.

— Девчонки, она совсем не опасна, поверьте. Просто в такие моменты не хочет никого видеть, ни с кем общаться, может нагрубить, накричать. Ей начинает казаться, что против нее что-то замышляется, ее хотят обмануть, ограбить, даже убить. Все эти подозрения возникают на ровном месте и не имеют никаких оснований. Но ведет она себя, как законченная хамка. Становится угрюмой и подозрительной.

— А от нас Вы чего хотите?

— Не удивляться. Просто не удивляться и не обижаться, если вдруг Анна поведет себя как-то неожиданно. Вот и все.

— А долго она такой будет? — спросила вдруг Карина.

Алекс развел руками:

— Этого я не могу сказать, к сожалению. Всегда по-разному. Может, пару дней, а может, на месяц затянуться.


Алекс, заручившись нашей посильной поддержкой, убежал за Анной, а мы попытались осмыслить услышанное. Было немного не по себе. Хоть нас и заверили в совершенной безобидности Анны, успокоиться было не так то просто. Никто из нас до этого не имел дела с сумасшедшими. Ну, хорошо, не с сумасшедшими — людьми с душевными недугами. Ведь Анна не больна, если верить ее секретарю. Просто небольшое расстройство. Просто портится на время характер. Просто становится нелюдимой.

— Девочки, а вдруг она на нас бросится? — жалобно спросила Карина. — Я с ней не справлюсь, она вон какая здоровая!

— Ерунду не говори, — оборвала ее Катя.

— Я боюсь, — прошептала Карина.


Сумасшедший дом какой-то! Теперь уже в прямом смысле. Когда этот рейс закончится, я, пожалуй, тоже стану угрюмой и нелюдимой.

* * *

Ничего страшного на ужине не произошло. Анна молчала и даже по сторонам не смотрела. Пришла, села на свое место у окна и уставилась в тарелку, сложив руки на коленях. Когда я подошла, чтобы принять заказ, она даже головы в мою сторону не повернула. Сидела ссутулившись, только нос торчал из-под этого дурацкого рыжего парика. Она, наверно, его специально для таких случаев и прикупила — от людей прятаться.

Алекс заказал сок для Анны и минералку для себя. У самой Анны он даже не поинтересовался, заказывал самостоятельно. И Анна промолчала, хотя сок сроду не пила, только пиво или зеленый чай под настроение. А теперь молчит. Наверно, пиво ей в ее состоянии не желательно, мало ли, как организм отреагирует. Вот Алекс и контролирует все, что можно.

Стала, наконец, понятна его роль при обеспеченной фрау Браух. А мы-то голову ломали, зачем ей секретарь в путешествии? Никакой он не секретарь, оказывается, и уж тем более не любовник. Он больше на санитара в дурдоме тянет при таком раскладе. Ну, и на посредника между депрессивной Анной и внешним ненавидимым ею миром. Напитки там в ресторане заказать, с гидом объясниться, проследить, чтобы никто не докучал с разговорами. Может, он и Марту потому принял в штыки, что чувствовал приближение очередной депрессии. По каким-то характерным признакам это понял и решил заранее прервать общение, чтобы потом Марту не шокировать.

Да, не простая работа у парня. Завидовать нечему.

Было даже неудобно перед ним за то, что не очень любили раньше.

Я старалась смотреть на него поприветливей и даже улыбнулась разок, хотя присутствие Анны очень напрягало. Вот ведь странное существо человек, здравый смысл для нас пустой звук, а вот Каринино дурацкое «а вдруг она на меня бросится?» засело в голове накрепко. Поэтому и старалась в сторону Анны не смотреть. Стыдно, а ничего с собой поделать не могу.


Анна поела — молча, быстро, ни на кого не глядя — и поспешно ушла под руку с Алексом. Может, даже слишком поспешно.

Алекс, проходя мимо меня, чуть заметно улыбнулся и шепнул: «Спасибо!»

Я все больше ему симпатизирую.


Вечером мы рассказали в сервировочной про Анну. Даже сочувствие вызвали в родном коллективе. Странно, еще три дня назад все Светку Зотову жалели, а теперь нас. А Светке многие даже завидуют, русские туристы оказались очень веселой компанией, никаких неприятностей от них нет, зато чаевые просто всем на зависть. Даже Марта наша туда очень удачно вписалась. Уже по-русски немного говорит. Выучила несколько фраз и вовсю ими пользуется. Что, учитывая ее немалый возраст, вызывает неподдельное уважение.

Надо сказать, многие туристы за несколько дней умудряются выучить пару-тройку фраз по-русски и с удовольствием демонстрируют свежеприобретенные знания. Лилька рассказала, как сегодня тщетно пыталась объяснить любопытному австрийскому дедушке, что означает выражение «елки-палки». Он его услышал где-то на палубе, там как раз матросы трудились, наводили чистоту. И очень этими «елками» заинтересовался. Так часто, говорит, это слово повторялось, наверное, обозначает что-то важное.

Посмеялись над доверчивым австрийцем, вспомнили еще пару забавных случаев. Заодно и о Володине вспомнили, не к ночи будь помянут. Вернее, над его предостережениями не болтать обо всем подряд на работе. Не так уж он и не прав — многие туристы к концу круиза начинают понимать кое-что, а потом пристают со всякими «елками-палками», требуя разъяснений.

Карина, до этого угрюмо молчавшая, сказала вдруг, глядя куда-то поверх голов:

— А некоторые и сразу русский знают, только не признаются в этом. Притворяются, а сами все понимают.

— Да ну, вряд ли, — не поверили мы. — Какой смысл скрывать?

— Не знаю, какой смысл, но скрывают, — не сдавалась Карина. — С нами делают вид, что не понимают, а когда никто не видит, очень даже по-русски говорят.

— Это шпионы! — захохотала Зотова. — Прикидываются иностранцами, а сами замышляют что-нибудь вредное. Тайгу нашу фотографируют. Ты, Кариночка, понаблюдай за ними повнимательней, вдруг они диверсию готовят на теплоходе. Сделают из нас маленький «Титаник».

— Ничего в этом нет смешного, — еще больше насупилась Карина. — Я правду говорю. Сама слышала.

— Опять сама слышала, — вздохнула Катя.

— Да, сама. Своими ушами.

— Ну, и кого же ты слышала?

— Фрау Браух эту сумасшедшую, вот кого!

Карине удалось таки завладеть всеобщим вниманием. На нее молча уставились все присутствующие. Возникшую паузу решилась прервать Катя:

— Карина, — осторожно позвала она. — Я все понимаю, ты ее боишься. Но выдумывать-то зачем? Не понимает Анна по-русски, я сама с ней пыталась разговаривать еще в первый вечер. И Алекс при ней с нами по-русски общался совершенно не стесняясь, ты вспомни. Да и зачем ей переводчик в таком случае?

— Да он и не переводчик никакой, — с жаром возразила Карина, и в речи ее опять послышался легкий акцент. — Он же ее просто караулит, чтобы она чего-нибудь не натворила, пока сумасшедшая. Никакие не депрессии у нее, все он врет! Он следит за ней, потому что она опасная, наверно. И про то, что она русский язык знает, он в курсе. Я сама слышала, как они по-русски разговаривали.

— Что за бардак у вас?! — Володин возник за нашими спинами совершенно неожиданно и начал орать сразу, на всякий случай. — Что, ресторан уже блестит? Самое время для сплетен? Что вы собрались здесь, как бабы базарные? Манукян, тебе заняться, я смотрю, нечем? Я найду тебе работу, обещаю!

Мы не стали дожидаться окончания пламенной речи, быстренько разбежались по своим местам. Уборку мы, конечно, давно закончили, но Володина лучше не злить лишний раз. Он и так завелся с чего-то — сейчас пойдет с белым платочком пыль искать. Найти, не найдет, но еще сильнее озвереет от этого.