Неужели опять начнет расспрашивать про то, как мы труп нашли? Я сегодня уже раз двадцать об этом рассказывала в подробностях. Сколько можно?!

— Наташ, а этот твой милиционер, он что про записку думает?

— Во-первых, он не мой. Он сам по себе милиционер. А здесь, вообще, на отдыхе. А во-вторых, он мне никогда не рассказывает, что он во время расследований думает. Нельзя ему. Тайна следствия, понимаешь?

— Совсем ничего не рассказывает? — не отставала от меня Светка.

— Зотова, отстань, а, — попросила я по-хорошему. — Я вам сегодня уже все рассказала. Ничего больше я не знаю.

— Ну, а как ты сама думаешь, он тоже считает, что золото убийца украл?

— Отстань, — попросила я еще разок, без особой, впрочем, надежды на результат.

Светка отставать не собиралась. Она схватила меня за руку и попросила, чуть не плача:

— Наташ, мне с тобой посоветоваться надо. Очень-очень надо, честное слово! Я в такой ситуации оказалась, что врагу не пожелаешь. А что делать, не знаю. Мне поговорить с тобой надо. Пожалуйста!

— Ну, давай поговорим, — я совершенно опешила от такого напора и, главное, от выражения Светкиного лица. Отчаянное было выражение, как будто ей, и вправду, срочно помощь нужна.

— Только не здесь, — попросила Зотова, оглянувшись. — Приходи ко мне часов в одиннадцать, а. Пожалуйста!

Я кивнула машинально, и Светка моментально упорхнула на свое рабочее место.

— Чего ей надо было? — спросила подошедшая Катя. — Опять подробностей про труп хотелось? Что за люди!

Я кивала, как болванчик, а сама думала, зачем же я Светке понадобилась? Да еще так таинственно все. Здесь она, видите ли, говорить не может, к себе приглашает. К одиннадцати. Что за мода у нас на корабле пошла на церемонии? Не просто так друг к другу заскочить на минутку, а по приглашению, к определенному часу. Меня к одиннадцати позвали, Карину, вон, к двенадцати.

Я вдруг похолодела. А вдруг, это приглашение неспроста? Вдруг меня тоже заманивают? Заманят и убьют, как Карину. Меня-то за что? А Карину за что? Ее тоже не за что было убивать, вроде. Может, у нас маньяк в команде появился, мочит просто так, для удовольствия. Но тогда что же получается, Зотова с маньяком как-то связана? А может, это она маньяк и есть? Маньячка. Но с Кариной она хоть поругалась накануне, а меня-то за что убивать? За то, что в свою морозилку пустила?

— Наташ, ты чего? — осторожно поинтересовалась у меня Катя. — Чего у тебя лицо такое, как будто ты привидение увидела?

— Да так, — я тряхнула головой и попыталась улыбнуться. Улыбка получилась кривая и неестественная. — Ерунда всякая в голову лезет, не обращай внимания.

Надо Димычу все рассказать. Посоветоваться, а может, и помочь преступление раскрыть. Если, конечно, Светка в нем замешана. Верить в это мне совсем не хотелось.

* * *

— Я с тобой пойду, — сказал Димыч решительно.

— А если она при тебе говорить не захочет?

— Захочет, никуда не денется.

— Но она же меня позвала, чтобы посоветоваться. Если бы хотела с тобой поговорить, так бы и сказала, чтобы пришли вдвоем…

— Вот не пойму я, — начал выходить из себя Димыч. — То ты идти боишься, про маньяков каких-то корабельных лепечешь, то от моей компании отказываешься. Ты уж определись как-то.

— Да пусть она одна сходит, в чем проблема-то? — подал голос Вадим. Мы ругались в их каюте, поэтому ему пришлось стать невольным участником беседы. — Сходит, потом тебе расскажет.

— А если эта Зотова, действительно, имеет отношение к убийству? Нет, в маньяка, конечно, верится слабо, но она ведь может знать что-то важное.

— Ну, так Наташка тебе потом расскажет, что Зотова знает.

Димыч скорчил такую физиономию, что стало сразу ясно, что он думает о моих мыслительных способностях. Потом посмотрел на часы и решительно поднялся.

— Без пяти одиннадцать уже, пойдем.

— Захаров! Я с тобой никуда не пойду, — завопила я возмущенно. — Что я, маленькая? Я потом тебе все расскажу подробно.

— Да не пойду я с тобой, — отмахнулся он. — Я за дверью постою. На всякий случай. Если тебя маньяки начнут убивать — приду на помощь. Еще спасибо мне скажешь когда-нибудь.

— Тогда и я за дверью постою, — вскинулся Вадим. — За компанию.

В общем, на разговор с Зотовой я пошла с эскортом. В душе роились подозрения, что Димыч пошел не для того, чтобы прийти на помощь, если что, а для того, чтобы под дверью подслушивать. Очень уж он под эту дверь рвался. Но озвучить свои догадки я не могла — все равно не признается, зато крику будет много. И разговоров о том, что «бабы — такие дуры». Ну его! Пусть слушает, если хочет, все равно не отвяжется.


Светка открыла мне дверь и вздохнула с облегчением.

— Хорошо, что ты пришла. А то я не знаю, что мне делать.

Она за руку втащила меня в каюту, потом выглянула в коридор и, не увидев ничего подозрительного, захлопнула дверь. И на замок еще закрыла для верности.

Пути к отступлению были отрезаны. Снова всякие мысли закопошились в голове. Может, зря я Димыча с собой не взяла? Они, конечно, сейчас уже под дверью стоят, слушают. Только, если меня, в самом деле, убивать начнут, толку от них будет немного. Дверь-то закрыта. Не выламывать же ее, в самом деле. Одно утешает — кроме нас с Зотовой, в каюте никого нет, а уж со Светкой я как-нибудь справлюсь.

А вдруг убийца сейчас в душевой прячется, а в нужный момент выйдет? Нет, надо было согласиться с Димычем, что все мы бабы — дуры, и взять его на подмогу.

Я прошла на ватных ногах до кровати и села без приглашения. Не до церемоний сейчас, когда жизнь висит на волоске. Ну, Зотова! Не ожидала я от нее такого.

Я посмотрела на коварную Зотову и обомлела. Судя по ее виду, боялась она не меньше моего. И как я в ресторане этого не заметила? На ней же лица нет. Бледная вся, руки трясутся, озирается зачем-то, хотя никого, кроме нас, в каюте нет.

— Свет, что случилось?

— Капец мне, вот что случилось, — сказала Светка обреченно. — Вляпалась я в историю по самое не хочу.

— Да в какую историю-то?

Светка села напротив меня и заглянула в глаза.

— Это правда, что у Карины записку нашли, в которой обещают золото вернуть?

— Правда, — кивнула я.

— Ты сама ее видела, эту записку? Своими глазами? Сама читала?

Я молча кивала, не понимая, чего Светка привязалась к этой злосчастной записке.

Светка схватилась за голову и сказала совсем тихо:

— Все, я пропала.

— Да что случилось-то? — чтобы услышать, наконец, в чем дело, я тряхнула ее за плечи. — Рассказывай нормально, хватит причитать.

— Тебе легко говорить, — взорвалась вдруг Зотова. — А мне капец, поняла! Карина записку получила, так? В записке сказано, что золото отдадут, если придет, так? Она пришла, а ее убили, так? Значит, золото украл убийца! И у кого золото, того и сажать надо!

— Ну, и что?!

— А то, что золото — вот оно!

Светка сунула руку под подушку, вытащила прозрачный пакет и высыпала из него на стол внушительную кучку изделий ювелирной промышленности. Пара колец скатились со стола и пропали из виду где-то под ногами.

Я уставилась на нее, совершенно сбитая с толку.

Светка вдруг всхлипнула как-то протяжно, с подвывом и, упав лицом в подушку, затряслась в рыданиях.

— Свет, откуда оно у тебя?

Поднявшись, она зашептала, торопясь и захлебываясь слезами:

— Оттуда! Это я его украла, я! Но я не убивала! Вот чем хочешь клянусь, не убивала я. Думала, пусть она понервничает, а я потом отдам. Вернее, подброшу в каюту или на работе куда-нибудь. Но я не убивала! А теперь получается, что это я Карину. А это не я. Честное слово!

— Зачем? — никак не могла я взять в толк. — Зачем оно тебе понадобилось?

Слово «украла» я произнести не могла. Даже повторить за Светкой не получалось. Этим словом я как будто ставила на ней крест, клеймо, которое никуда потом не спрячешь, не выведешь, ничем не замаскируешь. И которое не позволит нашим отношениям быть прежними. Даже если ничего не подтвердится, если окажется, что Светка не виновата ни в чем, все равно между нами будет стоять это страшное слово.

— Зачем оно тебе?

— Да ни зачем. Я злая на нее была, хотела проучить как-то, отомстить. Но чтобы не знали, что это я. Думала, пусть помучается, попереживает — меньше будет по сторонам пялиться, глазастая наша. Вот и взяла. Хотела отдать потом, через пару дней. И не успела. А теперь получается, что это я Каринку убила. А это не я. Не я это! Не я!

— Да никто на тебя и не думает, — я старалась говорить как можно убедительней, потому что не нравилось мне очень Светкино состояние. Она как будто не слышала меня вовсе, а только повторяла это свое: «Не я это! Не я!»

— Если хочешь знать, Димка сразу сказал, что записки этой не должно было быть по логике. Что тому, кто золото взял незачем с Кариной встречаться. Никто на тебя не подумает, не бойся.

Светка раскачивалась из стороны в сторону, так, что я даже испугалась, что она стукнется головой о переборку, и сипло шептала, как заведенная:

— Это не я! Я не убивала! Не я! Не я! Не я…

Я поняла вдруг, что Зотова меня не только не слышит, но и не видит, похоже. И говорит не со мной, а просто шепчет эти свои «не я», как заклинание.

Я кинулась к двери, чтобы позвать Димыча. Пусть он сам ей скажет, что в убийцы ее записывать не собирается.

Они с Вадимом вломились в каюту с такими лицами, словно и правда собирались меня спасать от компании маньяков. Правда, Вадик тут же и вышел обратно, оценив обстановку, а Димыч потребовал подробностей в свойственной ему манере.

— Что за фигня? — поинтересовался он, указывая глазами на сотрясающуюся от рыданий Светку.

Объяснить я ему ничего не успела, потому что вернулся Вадим, на этот раз с чемоданчиком, и предложил нам обоим погулять минут пять за пределами каюты.

Мы вышли, но гулять никуда не пошли, остановились здесь же, подперев спинами стену, и я рассказала Димычу в чем причина Светкиной истерики.

— Ну, вот, я же говорил, что с запиской лажа какая-то, — кивнул он удовлетворенно. — Не должен был тот, кто цацки взял, стремиться с потерпевшей встретиться. Так все и получается. Хоть золото нашлось — и то хорошо.

Тут открылась дверь, и появился Вадим. Мы ринулись к нему, но он остановил нас движением руки и сказал коротко Димычу:

— Я ей успокоительное вколол, так что, она заснет скоро. Но минут десять-пятнадцать у тебя есть. Можешь поговорить, только осторожненько. Состояние у нее не самое лучшее. И знаешь, я, конечно, не специалист, но не похожа она на убийцу, по-моему.

— Психологи все, куда деваться! — буркнул Димыч, скрываясь за дверью Светкиной каюты.

Мы с Вадиком посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, пошли к выходу на палубу.

— Пошли, покурим, что ли, — предложил он, спохватившись. — Или воздухом подышим, после таких впечатлений.

* * *

Мы дышали воздухом уже минут пять, когда Вадим вдруг спросил:

— А почему мы стоим?

В последнее время я мало чему удивляюсь. Поэтому и ответила терпеливо и спокойно.

— Потому, что сесть здесь некуда. Мы же на главной палубе, здесь стульев нет. Хочешь курить сидя, поднимись хотя бы на среднюю.

— Да я не об этом! Теплоход почему стоит?

— Ах, теплоход! Так бы сразу и сказал. Рыбу покупают, скорее всего.

Вадик неожиданно воодушевился.

— А где покупают? Пошли посмотрим, пока Захаров занят. Хоть одним глазком взглянуть, какие они, браконьеры.

Тут теплоход тронулся с места и, постепенно набирая ход, двинулся в прежнем направлении.

— Опоздали мы браконьеров смотреть, — разочаровала я Вадика.

— Все равно пойдем. Поглядим, как рыбу разделывают. Кровища! — он скорчил зловещую физиономию и рванул на корму.


Кровищи на корме, и правда, было достаточно. Четверо мужиков привычными движениями надрезали, вспарывали, вываливали прямо на палубу требуху. Уже выпотрошенные рыбины лежали бревнами в сторонке, готовые к заморозке.

Ближе всех к нам оказался развеселый санмеханик дядя Вася. Крепкий, усатый, прямо не человек, а персонаж плаката «Речник — это звучит гордо».

Сейчас дядя Вася выглядел, как палач из ужастика. Руки в крови по локоть, а лицо довольное.

— Смотри, какой «улов»! — поделился он со мной радостью. — А то боялись, что из этого рейса вообще без рыбы придем.

— Да уж совсем-то не пришли бы, — поддержала я разговор, — немножко-то купили все равно.

— Да где это «немножко»? Сегодня первый раз покупаем. Зато, сразу вон сколько. Гляди, какие красавцы!