Протерла ладонью след от помады — и снова на бокал уставилась.

Я даже забыла, что спросить у нее хотела. И окликнуть ее не торопилась. Как-то не по себе стало от увиденного.

Может, Катя тоже не в себе? Наблюдала за сумасшедшей туристкой, наблюдала, да и сама потихоньку с катушек съехала. Стоит теперь, с пустым стаканом целуется.

— Кать, — тихонько позвала я, — ты чего делаешь?

Она вздрогнула и, резко повернувшись, уставилась на меня расширенными глазами. Ну, точно, с головой не все в порядке.

— Ты чего? — повторила я.

— Мне страшно, — сказала она шепотом. — Мне кажется то, чего быть не может, понимаешь? Этого не может быть, но я сама это видела. Просто сразу внимания не обратила.

— Что ты видела? — я тоже начала шептать, хотя услышать нас никто не мог. Видно сумасшествие, действительно, заразно.

Вместо ответа Катя еще раз «поцеловала» стакан и протянула мне.

— Вот смотри, если отпить, то помада на стекле остается, так? Можно потом вытереть, но полностью помаду убрать не получится. Только если помыть. А если протереть рукой, то все равно след.

— Ну, и что?

— Смотри, у меня помада светлая, и то немного видно. Видишь?

— Да вижу я! Катя, что случилось? Можешь ты толком объяснить?

— Толком не могу, — вздохнула она. — Только помаду рукой вытереть нельзя, это я точно знаю. И там след от помады тоже был.

— Где «там»?

— На стакане. Из которого Марта пила.

Что же такое творится-то? Она явно не в себе. Может, Вадима позвать, пусть ей тоже вколет чего-нибудь успокаивающего.

Катя снова посмотрела на меня внимательно и заговорила вдруг своим нормальным, привычным голосом.

— Я понимаю, что выгляжу сейчас, как идиотка. Но мне страшно очень. Сначала думала, что мне показалось, а теперь понимаю, что все гораздо хуже, чем мы думали, — она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и продолжала. — Помнишь, в тот день, когда с Мартой приступ случился, мы все понять не могли, как водка в стакане оказалась?

Помню ли я? Еще как! Я из-за этой водки извелась вся, а она спрашивает, помню ли.

— Так вот, водка эта не случайно в стакане оказалась. Ее туда подлили. И стаканы нарочно поменяли. Знаешь, зачем? Чтобы Марту убить! Это не случайность, понимаешь! Она просто маньячка, вот и все.

Выпалив все это, Катя перевела дух, и посмотрела на меня, пытаясь оценить произведенный эффект.

Оценивать было что. Я от обилия информации даже на стул присела. Правда, все равно, не поняла ничего. Какой стакан? Кто хотел Марту убить? И главное, зачем? Кто у нас маньячка, в конце концов?

— Расскажи все по порядку, — потребовала я.

— Так я же и рассказываю по порядку. Я в тот день этот стакан убирала. Уже после всего. Ну, и обратила внимание, что на нем след от помады. Слабый такой, как будто специально вытирали. Но у Марты же помада яркая, ты вспомни. Ярко малиновая. Вот ее и не удалось вытереть. Немного осталось все равно. А зачем, спрашивается, было вытирать? Да чтобы никто не понял, что стакан-то другой. Марте другой стакан подсунули, с водкой, а тот, с помадой, поставили Алексу. И помаду вытерли, чтобы он не понял, что стакан не его. А Марта хлебнула — и привет! Если бы не Вадим, то умерла бы запросто. Ведь она про свою аллергию еще в первый день рассказала, это не секрет. Поэтому и спиртное в стакан налили, что у нее аллергия сильная. Ее убить хотели.

— Да кто хотел-то?! — заорала я, потеряв всякое терпение. — Кто водку подлил? Кто стаканы поменял? Кто помаду оттер, будь она неладна?

Катя посмотрела на меня своим ненормальным, долгим взглядом и сказала снова шепотом:

— Ты что, не поняла ничего? Да Анна же! Кроме нее никто не мог. И про аллергию она слышала, и с Мартой об этом разговаривала, знала, что та совсем алкоголь не переносит. И сидела она рядом с Алексом, понимаешь. Потому в его стакан водки плеснула, что тот рядом был, проще было сделать это незаметно. Чтобы в Мартин стакан что-то подлить, пришлось бы через стол тянуться, это заметили бы обязательно. А как она стаканы переставила, не заметили. И Алекс помаду на стакане не заметил, потому что она оттерла ее.

— Да зачем Анне Марту убивать? Какой смысл?

Аня задумалась ненадолго.

— Смысла нет, — согласилась она. — Потому и страшно. Понимаешь, она убивает просто так. Без причины. Карина была права — это не обычная депрессия, это гораздо страшнее. Она просто маньяк. Убивает ради убийства. Может, и Каринку она убила, если та догадалась.

Ладони как-то разом взмокли, в голове зазвенело. Анна? Пожилая обеспеченная туристка — маньячка, убивающая просто так? Но если это правда, мы все, действительно, ходим по краю пропасти. Вдруг завтра ей снова захочется кого-то убить? И как Алекс не боится у нее работать, если знает о ее болезни все? Или не знает?

А Димыч, балбес, не хочет иностранцев рассматривать в качестве подозреваемых. Прицепился к несчастному Витьке, а мы тут жизнью рискуем, можно сказать.

* * *

К Витьке Димыч прицепился не на шутку. Даже про Зотову с сильными руками как будто забыл.

— Темнит он чего-то. Недоговаривает.

— Кого он ждал-то в тот вечер?

— Не говорит. Морду скроил важную и сказал, что милиции это не касается. Это, мол, его личные дела. Я ему покажу личные!

— А разве можно отказаться на вопросы милиции отвечать? — недоверчиво поинтересовалась Катя.

Мы с ней пришли на корму вместе, чтобы попытаться повлиять на Димыча. Может, если Катя ему сама расскажет о своих наблюдениях, он обратит внимание на странное поведение одной из туристок.

— В том и дело, что можно. Я здесь вообще не «милиция». Нет у меня, если разобраться, полномочий его допрашивать. Но если убийцу не вычислить, пока мы здесь, на теплоходе, то потом бесполезно будет дергаться. Даже если и догадаемся, кто убил, на берегу он в бега уйдет. И поймать его тогда будет гораздо сложнее. А если он из иностранцев, — Димыч покосился на меня, — то мы его потом вообще не достанем.

— То есть, иностранцев ты все-таки рассматриваешь? — оживились мы с Катей.

— Нет, — отрезал Димыч. — За иностранцев возьмемся, когда всех своих отработаем. А это будет не скоро, с такими вот витьками.

— Но ведь странно все это… — начала было Катя.

— Никакие странности в исполнении иностранных граждан меня не интересуют. В конце концов, они деньги заплатили за круиз, могут вести себя как заблагорассудится. Отдыхают люди.

Хорошенький отдых! Значит, можно убивать направо-налево, ни в чем себе не отказывать. Главное, путевку купить подороже. Вот как у Анны Браух, например, с каютой-люкс.

Я собиралась высказать все это Димычу, заодно рассказать, что думаю о его методах работы. Скандал бы разгорелся обязательно, Димыч мне таких вещей не спускает. Для него работа — неприкосновенная тема. Вот как бывают у разных народов священные животные, так у опера Захарова есть священная тема, на которую рассуждать посторонним личностям, вроде меня, не рекомендуется.

На счастье, на корме появился Вадим. И не один, а под ручку с Мартой. Очень милая, надо сказать, из них получилась парочка. Просто мама с сыном. Они даже внешне похожи немного.

Марта окончательно оправилась после того кошмарного случая. Так же, как и раньше, заливисто хохочет по любому поводу и всем подряд интересуется. И по-русски уже знает довольно много. Но все-таки недостаточно для непринужденной беседы. Поэтому в разговорах с ней требуется переводчик. Обычно в этой роли выступает одноклассница Димыча и Вадима, та, что работает учительницей немецкого.

А сегодня переводчиком оказалась Катя. У нее с немецким лучше, чем у меня. Я и английский помню в рамках школьной программы, чего уж с меня взять?

Марта, надо сказать, нам с Катей очень обрадовалась. Сразу начала извиняться, что ушла от нас на первую станцию.

— А почему вы ушли, Марта?

Она посмотрела на нас, как птичка, наклонив голову. Ответила не сразу.

— Мне стало там некомфортно, — сказала Марта, подбирая слова. — Не сердитесь, это не из-за вас. Вы очень хорошие девочки. Просто в какой-то момент я поняла, что нужно менять общество.

— Что это значит? Вас кто-то обидел?

— Нет-нет, никто не обижал, — Марта смотрела на нас, улыбаясь, но видно было, что откровенничать она не собирается.

— Марта, а вы слышали, какая неприятность случилась с фрау Браух? — я решила зайти с другой стороны.

— Что? — Марта замерла на секунду, и с лица у нее моментально сползла вежливая улыбка.

Она была встревожена, сомнений не было. Интересно, она волнуется за Анну, потому что успела к ней привязаться за пару дней? Или за этим волнением стоит что-то большее? Может, Марта о чем-то догадывается? Например, кто подменил ей стакан. Не потому ли возникла необходимость «сменить общество»?

— У фрау Браух страшная депрессия. Но нам кажется, что все гораздо серьезнее. Может быть, у нее какое-то психическое заболевание.

— Чушь! — решительно заявила Марта. — Кто вам это сказал?

— Ее секретарь.

— Он врет. Анна совсем не похожа на сумасшедшую. Уж поверьте, у меня большой опыт общения с такими людьми. Анна совершенно здорова. Только очень богата. В этом ее главная беда.

Мы переглянулись со значением. Хорошая беда — от такой беды мы бы не отказались. Как-то не получается думать, что богатство может доставлять неприятности.

Марта заметила наши переглядки и рассмеялась.

— Вы еще очень молоды. Вам трудно представить, что богатство может мешать. Кажется, что деньги делают жизнь легче. А это не так. Деньги добавляют проблем и… подозрений. Начинает казаться, что близкие любят не тебя, а твои деньги. Что наследники любезны с тобой только потому, что надеются получить после твоей смерти хороший куш. А если смерть не наступает очень долго, переживают и нервничают. Я бы не хотела, чтобы кто-то ждал моей смерти.

— А у Анны много наследников? — осторожно спросила Катя.

— Этого я не знаю. Мы не говорили на эту тему. Но мне она показалась очень одиноким человеком. Может, родственники у нее есть, но поговорить по душам ей точно не с кем. Вот и терпит рядом с собой этого ужасного Алекса.

— Чем он вам не понравился, Марта? Почему вы считаете его ужасным?

— Он показался мне неискренним. Очень любезный, услужливый, действительно незаменимый помощник. Как секретарь он выше всяких похвал. Но вот как человек…

Марта снова задумалась ненадолго, глядя на парящих над водой чаек. Потом тряхнула головой и заявила вдруг:

— Он очень злой человек. Очень неприятный. И, кажется, рассчитывает каким-то образом получить часть денег Анны. Я думаю, он хочет ее обмануть при покупке. Анна обмолвилась как-то, что собирается приобрести в этом круизе какую-то очень дорогую вещь. А организовывает эту покупку Алекс. Боюсь, что он собирается ее обмануть.

— Что за дорогая вещь? — подал голос Димыч.

Мне казалось, что он совсем не слушает нашу болтовню, а он, выходит, только вид равнодушный делал. А как разговор про дорогие покупки и обман зашел, так опер в нем победил туриста.

— Не знаю, — развела руками Марта. — Она не вдавалась в подробности. Кажется, вообще пожалела, что сболтнула лишнего. И Алекс так на нее посмотрел после этого. Как-будто она сделала что-то ужасное. Он не хотел, чтобы об этом знал кто-то еще. И боялся, что Анна расскажет ненароком. Поэтому и был не доволен нашей дружбой.

Марта вздохнула и поежилась.

Знала бы она, что скрывалось за этой их «дружбой». Несчастная одинокая богачка Анна решила убить новую знакомую. Может, как раз потому, что сболтнула лишнего и пожалела об этом.

Что же за «дорогую вещь» собирается покупать Анна? И где? Что такого удивительного и дорогого можно купить по берегам сибирских рек? Шишек кедровых пару мешков? В качестве сувениров нетерпеливым наследникам. Или черной икры? А что, говорят, за границей икра фантастически дорогой продукт. Может, Анна решила пожить на широкую ногу и обожраться деликатесным продуктом?

Или она просто испугалась, что Марта теперь знает о крупной сумме, которую везет с собой фрау Браух?

Не поймешь, что на уме у этих богачей. Может, Анна от богатства и сбрендила как раз. Потому и нелюдимой становится, что боится грабителей и мошенников.

— Марта, а Анна не рассказывала, откуда у нее деньги? Давно на нее свалилось такое богатство?

— Кажется, ее муж занимался бизнесом. Какой-то завод у них был по производству полимеров. А после его смерти все перешло к Анне. Но сама она в делах мало что понимает. Заводом руководит сейчас другой человек. А Анна очень удачно вкладывает деньги. В этом у нее талант. По-моему, и предстоящую покупку она рассматривала как вложение капитала.