Да наш ли это Володин? Я пялилась на него уже в открытую, не стесняясь. Ведь второй месяц работаем бок о бок, злимся друг на друга, раздражаемся, даже ругаемся иногда. Но подумать, что Володин может кого-то душить и расчленять, да еще потом об этом небрежно рассказывать — это не могло даже в голову прийти. Неужели мы его не разглядели? Или он раньше таким не был? А когда стал? Сколько вообще нужно времени человеку, чтобы убить в себе все человеческое?

А Карина, получается, что-то разглядела в Володине? Или ничего не разглядела, просто увидела или услышала случайно что-то?

Словно услышав мои мысли, Димыч спросил:

— Девчонку за что убили?

— Да она Леху видела, когда он с Михалной по-русски разговаривал. Начала болтать везде. Потом к Михалне давай лезть с разговорами, вот Леха и сказал, что надо от нее избавляться, пока никому рассказать не успела. Она догадалась, по ходу.

— А кто такой Леха? — спросила я Димыча. — Алекс, что ли?

— Да. Он Алексей Иванович Маутер. Это пока здесь жил. А в Германии стал Алексом.

— Марту за что убить хотели? — подал голос Вадим. — Тоже догадалась?

— Мы ее не хотели убивать, — Володин прижал руки к груди и даже вперед подался всем телом. — Она с бабкой этой очень активно общалась. Леха думал, что за пару дней она ни с кем толком познакомиться не успеет, а тут Марта эта. Лезет и лезет, прямо не разлей вода стали. Она бы сразу поняла, что немка другая. Тем более, Михална по-немецки ни в зуб ногой. Надо было как-то нейтрализовать эту Марту. А тут она про аллергию свою сказала. Мы и подумали, что надо подлить ей незаметно чего-нибудь алкогольного. Она хлебнет, сыпью покроется, будет в каюте сидеть, пока не пройдет все. Нам не помешает. Мы же не знали, что она задыхаться начнет.

Димыч вытащил из внутреннего кармана куртки блокнот и ручку, раскрыл, пристроил на коленке.

— А теперь давай с самого начала и подробно.

— Если подробно, долго получится, — Володин испуганно глянул на Димыча.

— А мы разве торопимся куда?

— Так ведь полчаса…

— Ах да, я и забыл совсем. Но ты не бойся, я быстро пишу, успеем за полчаса. Ты, главное, рассказывай, не ломайся.

Андрюша ломаться не стал. История, которую он рассказал, выглядела совсем неправдоподобно. Я даже забеспокоилась, как бы он себе инсульт враками не заработал. Но он сидел живой-здоровый, так что пришлось поверить.

Глава 21

Алекс Маутер, бывший Алексей Иванович, оказался в секретарях у фрау Браух случайно. Знакомый рассказал про богатую вдову, у которой секретари особо не задерживались. Дело было даже не в скверном характере нанимательницы, хотя ангелом ее никто бы не назвал, а в ее невероятной прижимистости. Очень уж жадной была вдова герра Брауха, унаследовавшая, кроме завода полимеров, еще и немалую сумму в ценных бумагах, приносящих стабильный доход. Когда Алексу назвали примерную сумму состояния Анны, он даже присвистнул. Ему, недавнему эмигранту, перебивающемуся по сути случайными заработками, даже представить такую уйму деньжищ было трудно. А уж идея устроиться к такой богачке личным секретарем казалось вовсе абсурдной. С улицы на такие должности не попадают.

Приятель, однако, успокоил Алекса, сказав, что найти себе секретаря Анна сейчас сможет только с улицы, потому что слухами о ее сквалыжности земля полнится, и коренные немцы работать к ней не пойдут. А эмигранты ее не устраивают, потому что в основном плохо знают немецкий. За редким исключением.

Алекс как раз и был таким исключением — язык он знал. Диплом преподавателя немецкого языка, плюс незаурядные способности сослужили ему добрую службу. Не зря он на дополнительные занятия ходил.

Увидев Анну впервые, он решил, что приятель решил его разыграть. Очень уж не вязался внешний вид нанимательницы с рассказами о ней. Анна оказалась веселой, громогласной, активно жестикулирующей. Алекс все боялся, что, увлеченная беседой, она смахнет со стола какую-нибудь фарфоровую штучку. Их там много стояло. Тогда еще подумалось, что Анне, разведшей такой бардак на письменном столе, непременно нужен секретарь. Должен же кто-то хоть немного следить за порядком. А то в этом фарфоровом бедламе черт ногу сломит. Если и в делах у нее такой же кавардак, то жадность и прижимистость ее совершенно напрасны — деньги должны просто утекать сквозь пальцы.

Он согласился на предложенную смехотворную сумму секретарского оклада. Немцы за такие деньги, действительно, работать не станут. Уважают они себя. И порядок уважают. Им, небось, и в голову не приходит, что у такой растяпы, как Анна Браух, всегда можно поживиться и помимо зарплаты. Сама на это толкает. До сих пор ей везло, что не нарвалась на бывшего «нашего». Немцы если и воровали, то по мелочи. А здесь можно и по крупному тянуть, никто не заметит. Пусть бабка радуется, что нищего эмигранта вокруг пальца обвела. Посмотрим, кто потом радоваться будет.

Первоначальная эйфория прошла через неделю, когда Алекс нечаянно смахнул рукавом со стола фарфорового гнома. Тот упал на ковер рядом со столом и развалился на две аккуратные половинки. Недоумевающий Алекс смотрел на эти половинки, как дурак. Ведь не должен был разбиться. Ведь ковер же. Может, там трещина какая была. Скорее всего, это было уже не первое падение гнома, только предыдущие закончились не так плачевно. Он повертел половинки в руках, прикидывая, можно ли их склеить как-то незаметно, потом плюнул и выбросил в корзину для мусора, рассудив, что исчезновение одной фигурки хозяйка не заметит. Потом подумал немного и для безопасности лично вытряхнул корзину в контейнер на улице, рассудив, что в корзине Анна может случайно увидеть фарфоровые осколки, а в мусорный бак точно не полезет.

На следующий день Анна устроила ему грандиозный разнос. Отсутствие чертова гнома она заметила без всяких осколков. Орала так, что стекла в шкафу дрожали. Как будто не фигня фарфоровая пропала, а фамильная драгоценность. Пришлось признаться. Стоимость гнома Анна вычла из его зарплаты и больше о нем не вспоминала. Вот это было самое странное. Если уж он, гном, был ей так дорог, память там или подарок покойной мамы, тогда не могла она так быстро успокоиться. В том, что кокнул он именно дорогую сердцу безделушку, Алекс не сомневался. Чем еще можно было объяснить, что пропажа обнаружилась так быстро?

Однако, через некоторое время уверенности у него поубавилось. Анна помнила все, каждую безделицу на столе. Нельзя было ни убрать что-то с глаз долой, ни переставить — фрау Браух моментально замечала пропажу и устраивала допрос с пристрастием. Точно так же нельзя было переложить без ее ведома ни одну бумажку из папки в папку. При кажущемся хаосе во владениях вредной бабки все было учтено и помнилось крепко.

Настроение у Алекса портилось с каждым днем. Надежды на легкую наживу таяли на глазах. Анну он про себя называл теперь не иначе чем «эта стерва» и злился, как будто она сама пообещала ему неконтролируемый доступ к закромам, а потом обманула. Какие там закрома! Анна помнила не только сумму у себя в кошельке, но и достоинство купюр. Казалось, разбуди ее ночью и спроси, сколько мелочи болтается у нее в кармане пальто, она расскажет без запинки.

Подобраться к основным активам тоже не было никакой возможности. «Эта стерва» не собиралась посвящать секретаря в финансовые вопросы. Для этого у нее были другие люди. Алексу досталась личная почта, счета за коммунальные услуги и представители многочисленных благотворительных фондов, осаждающие миллионершу Браух без особого успеха. Денег Анна никому не давала, и со временем Алекс начал получать удовольствие, строча отказ очередному просителю. То, что обламывается не только он один, немного утешало.

Немногочисленную родню Анна тоже не баловала. Детей у нее не было, братьев и сестер не имелось, так что в родственниках числились только дочь двоюродной сестры, сорокалетняя перезрелая девица, и внучатые племянники покойного мужа, с которыми Анна не виделась лет двадцать, не особо из-за этого переживая.

Перезрелая племянница, тоже Анна, появлялась иногда в гостях у тетушки, и Алексу казалось, что она ходит по дому, прикидывая стоимость возможного наследства. Алекс ненавидел ее всем сердцем. Представить, что эта дебелая корова получит все, не прилагая особых усилий, было мучительно. Радовало, что фрау Браух племянницу не особенно жаловала, визитам ее радовалась не сильно и подарками не баловала. Жадничала.

Но племяннице было, чего дожидаться. А вот ему, Алексу, надеяться не на что. Вряд ли «эта стерва» оставит ему хоть пару евро по завещанию. Да и есть ли у нее это завещание? Сама Анна на разговоры о возможных наследниках не велась и планами относительно своего имущества не делилась. Может, отписала давно все какому-нибудь благотворительному фонду. Из тех, что понастойчивей. Вот радости-то будет у попрошаек.

Надеяться на то, что Анна упомянет его в завещании было глупо. Единственный шанс получить хоть часть ее денег — это как-то облапошить стерву при жизни. Но как это сделать?

Алекс наблюдал за работодательницей, выслеживал, как кошка мышь, пытаясь найти слабое место. Слабостей у стервы не было. Хоть и не особенно умная, Анна была очень практичной и денег из рук зазря не выпускала…

Если только не попадала в магазин, торгующий фарфоровой ерундой. Там она менялась. Мела с полок все без разбору, как маньячка. Вазочки, фигурки людей и животных, чайные и кофейные чашки — все тщательно упаковывалось, привозилось домой, потом долго и любовно разбиралось и расставлялось по полочкам, где и так уже места свободного не было. Чайные сервизы целиком ее не интересовали. Покупала она только чашки непарные, отбившиеся от родных сервизов, а может, единственные выжившие в жизненных перипетиях. Такие обычно приобретались в антикварных магазинах по всему миру. Как можно было тратить такую прорву денег на фарфоровую ерунду, пусть хоть трижды старинную, Алекс никак понять не мог. Коллекционерка хренова! Коллекционировала бы что-то стоящее, раз без этого не может. Автомобили, например. А кому нужны эти чашки и собачки с клоунами, кроме ее самой? Тоже мне, вложение капитала! Даже если удастся спереть незаметно парочку безделушек, продать их никому не удастся — второго такого идиота, как Анна, не найти. Только на память оставить какого-нибудь фарфорового зайца. Вспоминать, глядя на него, как его развела стерва, словно кролика из анекдота. А может, спекульнуть чем? Купить фигню какую-нибудь по дешевке, а Анне продать подороже. Ерунда полная! Сколько там можно накрутить на кофейную чашку, даже учитывая стервину патологическую страсть? Пару сотен евро. И то вряд ли. Чашки столько не стоят.

Решение пришло неожиданно. Видно, судьба сжалилась над измученным Алексом и сама подтолкнула его к той неплотно прикрытой двери.

Странного типа притащила к Анне племянница, та, что с оценивающим видом прохаживалась по дому. Она и раньше приводила кого-то время от времени, но этот, лохматый, с бегающими глазками, превзошел всех предыдущих. Было в его облике что-то бомжеватое, не смотря на недешевую когда-то одежду. Да не в одежде дело, а в том, как тип входил в дом, как старательно вытирал за дверью ноги о коврик, как смотрел исподлобья, словно извиняясь заранее за все будущие неудобства. В гостиной, пока ждал Анну, сидел на краешке стула и смотрел под ноги. Когда хозяйка вошла, вскочил поспешно, будто опрокинул на колени чашку с чаем, к которой так и не притронулся, кстати. Анна молча кивнула ему и направилась в кабинет. Тип засеменил за ней, виновато глядя под ноги.

Вышел он оттуда заметно повеселевшим, держа правую руку в кармане куртки. Алекс, поразившись таким переменам в состоянии унылого типа, даже решил, что тот тоже ухитрился устроиться к Анне на работу. За те гроши, что она платит, только таких неудачников и нанимать. Мелькнула даже мысль, что взяли типа на его, Алекса, место. Сейчас вызовет его к себе стерва и сообщит небрежно, чтобы собирал манатки и выметался в двадцать четыре часа. Ну, и черт с ней! Лучше уж на пособие по безработице жить, чем на эти гроши. Вот только поживиться тогда точно не удастся, как это ни печально. Выходит, терпел он эту стерву совершенно напрасно, позволял ноги о себя вытирать бесплатно.

От обиды Алекс забыл, что сам же и придумал про нового секретаря минуту назад. Было очень горько, и злость распирала как никогда. Да хрен ей, этой стерве! Просто так он не уйдет. Сейф взломает и рванет куда-нибудь в страны третьего мира, где найти человека не так просто. Или на бывшую родину вернется, пусть родители сами тут корчат этнических немцев, с него хватит.

Сам не зная, зачем, Алекс на цыпочках подошел к двери кабинета.

Дверь была прикрыта неплотно. Тип, уходя, постеснялся надавить на нее как следует, а Анна гостя провожать не пошла, не велика птица, и дверь плотно тоже не закрыла.