Два часа ночи, три…

— Ты почему не спишь?

— Я же не шевелюсь!

— Что случилось? — Аркадий включает свет. — Тебе плохо? Что-то болит?

— Не по себе мне. Не знаю, скребёт внутри… что-то не так, Аркаша, что это? Скажи!

Аркадий обнимает её, крепко прижимает к себе, шепчет:

— Сейчас я себе заберу твои страхи. Не поддавайся дурным мыслям и ощущениям. Мы с тобой разберёмся во всех проблемах и справимся с ними. Вот увидишь. Мы же вместе. Мама тебе пела, к сожалению, я петь не умею. «В лесу родилась ёлочка…» — шепчет он каждое слово песни отдельно. — Спи, Юленька, спи, моя девочка. Всё будет хорошо. Мы же вместе!

Под его шёпот, в его тепле наконец она засыпает.


Но утром никак не может подняться.

— Можно я ещё посплю? — просит она.

— Конечно, ни о чём не волнуйся. Я заскочу за тобой в одиннадцать! Это очень кстати сегодня, Ася приедет. Придумай, что ей делать. Доспи, Юленька, всё будет хорошо! — Он осторожно прикрывает за собой дверь комнаты.

Заснуть она так и не смогла.

Почему-то очень хотелось позвонить маме, но вряд ли она застанет маму в доме, да ещё одну. Какая-то сила подвела к телефону.

И трубку подняла мама. Голос — тих и слаб.

— Ты больна? — спросила Юля.

— Немножко, — сказала мама замедленным голосом.

— Что с тобой случилось? И кто делает дела?

— Папа взял помощницу, — сказала мама.

— Молодую?!

— Года на три моложе меня. Помнишь Любу? — Целый час, наверное, мама произносила эти несколько слов.

Юля помнит Любу. Люба часто проходила мимо их ворот и часто заговаривала с отцом.

— Мама, чем ты больна? Скажи честно.

— Сердце у меня.

— Врача вызывали?

— Мне делают уколы.

— За тобой ухаживают?

— Что за мной ухаживать? Лежу и лежу.

— Я приеду.

— Нет, доченька, пожалуйста, нет, прошу тебя.

— Почему «нет»?

— Во-первых, ребёнку вредно лишнее напряжение. Во-вторых, у тебя — работа, и, если ты уедешь, кто будет выполнять её?

— А в-третьих, мама? Скажи честно, что у тебя на самом деле — «во-первых» и «во-вторых»? То, что ты не хочешь, чтобы я видела, как тебе плохо? Или то, что не знаешь, как Бажен встретит меня? Или то, что у отца роман с этой Любой, и ты заболела из-за них?

Но последней фразы Юля не сказала.

Мама надорвалась. И, может, ночью не ребёнок беспокоил её, и не Митяй вторгался в их с Аркашей жизнь, а её сердце боялось за маму. Юля попыталась найти успокоительные слова, но все они звучали фальшиво. Положив трубку, она в бессилии опустилась на кровать.

Заскрежетал ключ. Ася.

Она, видимо, не ждала, что кто-то дома, — сразу прошла на кухню: прочитать записку, что делать сегодня. Записки не оказалось. Зато в раковине лежала грязная посуда после завтрака. Ася принялась мыть.

Нужно встать и пойти на кухню.

Асю можно попросить — она здесь позаботится об Аркадии. С Игорем можно договориться: он введёт данные в компьютер. Хотя бы на три дня слетать. Выяснить ситуацию. Чем-то помочь.

До одиннадцати оставалось два часа. А что ей собираться? Брюки, кофта… десять минут.

Юля пошла на кухню.

Ася выключила воду.

— А я собиралась звонить на работу. Что случилось? На вас лица нет.

— Мама тяжело больна, я должна поехать к ней. Пожалуйста, давайте попьём чаю.

— Сейчас поставлю, — откликнулась Ася.

Свои деньги Юля не тратит. Аркадий не разрешает. Её доллары лежат в тумбочке. Она отдаст их на лечение и на билет для мамы: мама прилетит к ним с Аркашей, как только чуть лучше почувствует себя.

Ася заварила чай, поставила перед Юлей чашку.

— Чем я могу помочь? — спросила.

— Поешьте со мной и расскажите что-нибудь о своих учениках.

— Вчера у меня был тяжёлый день. Один ученик ушёл из дома.

— Почему?

— Он живёт вдвоём с матерью. Мать входит в его комнату в любую минуту дня и ночи, тушит свет, когда он не доучил уроков или не дочитал. Он включает, она тушит. Позавчера он, когда она хотела ударить его, схватил её за руку и вывел из своей комнаты. Сел к столу — дописать сочинение, она опять тут как тут. Подскочила к нему и стала бить кулаками по голове — она часто бьёт его! Ну, он побросал в портфель учебники и тетради, оделся и ушёл из дома.

— Сколько ему лет?

— Пятнадцать.

— Куда же он пошёл? К другу?

— Он пришёл ко мне. Друзей у него нет, он очень замкнутый! Представляете, как я испугалась, когда в одиннадцать вечера позвонили в дверь.

— Ну, и что же делать?

— Не знаю. Мать, конечно, явилась в школу, стала кричать на меня.

— Она знает, что он ночевал у вас?

— Нет, конечно. Но меня обвинила во всех их конфликтах: в том, что не соблюдает режим, ночами читает, не желает разговаривать с ней. «Распорядитесь, чтобы он явился домой», — приказала мне. Я возьми да скажи: «Нет». Что тут началось! Теперь обвинила меня и в растлении малолетних, и в нарушении законов, и в разрушении её личной жизни. Я-то обычно больше молчу — с такими людьми лучше не связываться, а тут сказала: «Вы его бьёте и хотите, чтобы он вернулся?» В общем, дело дошло до директора. Тот разбираться не захотел, отрубил: «Обеспечьте возвращение ребёнка домой». С директором раньше никаких конфликтов не было, он и знать не знал, что я могу сказать «нет». А тут я упёрлась: «И не подумаю. Как это я могу заставить сложившегося молодого человека покорно идти в дом, где его бьют и постоянно унижают?» В общем, меня почти уволили. Поставили ультиматум: или я возвращаю ребёнка в лоно семьи, или могу уходить из школы.

— А какое ко всему этому имеете отношение вы?

— Я классный руководитель и, по их словам, отвечаю за нравственный облик каждого ученика.

— Ну и что же будет?

— Да ничего. Паше я даже не сказала о визите матери. Только спросила, что он собирается делать дальше? После уроков он пошёл к отцу. Отец с матерью в разводе. Отец женат. У него двое других детей. Не думаю, что его жена захочет взять чужого ребёнка в дом. Но ночевал он у отца.

— Вы уверены в этом? Может, не захотел вас беспокоить и ушёл на вокзал?

— Да нет. Я с отцом говорила, это он сказал, обещал попросить жену помочь Паше. Есть ещё бабушка со стороны отца, но она живёт в пригороде, далеко ездить в школу.

— Что же будет с вами? Вас уже уволили или только пригрозили?

— Наш директор любит эффектные сцены. Он мог устроить спектакль для Пашиной матери. Не думаю, что её требования — уважительная причина, по которой можно уволить учителя. И не думаю, что он решится уволить меня в середине учебного года. На нём повиснет шесть старших классов. Завтра увидим. Сегодня у меня свободный день, в школу не иду.

На какое-то мгновение Юля отвлеклась от мамы, но, лишь Ася замолчала, мама очутилась за их столом. В том самом золотом струящемся платье, в котором встретила Аркадия дома. Лицо проявилось блёклое, чернота затянула глаза уже со всех сторон, губы стали сизыми.

— Очень прошу вас, Ася, помочь Аркадию, пока меня не будет.

— Когда вы вернётесь?

— Не знаю.


Аркадий пришёл раньше, чем обещал:

— Юленька, я нашёл то, что мы с тобой искали. Четырёхкомнатная квартира, в пяти минутах от работы. И не так уж дорого. Хозяева через три дня уезжают по контракту за границу на несколько лет. Если они там приживутся, встанет вопрос о продаже. Поедем, посмотришь, нужно срочно сказать «нет» или «да». Что случилось? — спросил он тревожно.

— Скажи «да», пожалуйста. Большая квартира — это очень хорошо. Я ведь смогу привезти маму?! — Юля рассказала о маминой болезни.

— Не волнуйся, пожалуйста. Подписываем с хозяевами договор, вносим задаток и вместе едем к маме. Я собирался послать в Молдавию Игоря — оформить документы с твоим отцом, закупить фрукты и прочее для продажи. Всё сделаю сам. Переехать можно будет сразу, как вернёмся, квартира — с мебелью и посудой.

— А что мы сделаем с этой?

— Оставим как есть, что ещё!

Пока она собирала вещи, Аркадий договаривался с хозяевами квартиры о встрече и с Игорем о том, что тот должен делать на фирме, пока его не будет.

— Ася, спасибо за всё, — сказала Юля. — Вот вам деньги за неделю вперёд.

— За что? Я же не буду работать.

— Во-первых, мы платим вам не почасовые, а за месяц сразу. А во-вторых, я хотела бы попросить вас достать где-нибудь коробки и упаковать наши вещи. Это очень большая работа. — Юля обняла Асю. — Вы мне как родная.

— Юленька, ты готова? Ася, спасибо вам. До свидания.

ПЯТАЯ ГЛАВА

Мама дремала, когда Юля на цыпочках вошла в её комнату. Губы и в самом деле сизые. Чёрные подглазья.

Нет, мама! — воскликнула про себя Юля.

Подошла, положила руку на мамины, строго лежавшие одна на другой.

Мама глаз не открыла. Шевельнула губами: «Юша».

Детское имя — «Юша».

Юля развела руки по одной, чтобы они не лежали так, как лежали у бабушки, папиной матери. Юле было тогда десять лет, а до сих пор аккуратные, одна на другой, жёлтые, они лежат перед Юлей.

Нет, мама, нет!

Погладила мамину руку. Мама открыла глаза. Смотрит из чёрных подглазий и — улыбается:

— Юша, ты!

Аркадий, увидев, что мама открыла глаза, тихо вышел из комнаты.

— Мама, я с тобой. Я теперь всегда с тобой!

За спиной Юли — женщина. Запах пота, волны чужой жизни накатывают, отступают, накатывают, отступают. Юля делает вид, что не знает о присутствии женщины за спиной.

«Уйди, — приказывает ей Юля. — Уйди отсюда, дай нам побыть вдвоём!»

— Не волнуйся, — говорит мама, — я выздоровею. Я хочу увидеть нашего ребёнка.

— Ты заболела… ты и мою работу взяла на себя…

— Я привыкла много работать.

Юля оборачивается, смотрит в яркие, здоровые, смелые глаза и говорит:

— Пожалуйста, дайте нам побыть вдвоём.

Ни слова не сказав, женщина выходит из комнаты.

— Ты заболела из-за того, что я бросила тебя. Ты заболела из-за Бажена, из-за отца. Мама, поедем с нами. У тебя будет своя комната, ты будешь отдыхать. Ты будешь… — Юля останавливается в своей активности. Что мама будет делать?

И эхом — мама:

— Что буду делать целый день? Ну, сготовила обед… час потратила. А дальше?

— Ты… ты… — и облегчённо: — ты пойдёшь работать в школу. Ты будешь преподавать.

— Без прописки?!

— Аркадий пропишет…

Но тут же Юля засомневалась, прописан ли сам Аркадий в Москве, его ли маленькая квартира? Она не знает.

— Вот видишь, ты сама не знаешь, пропишет или не пропишет.

— Мама, покажи, где у тебя болит.

— Вот тут. — Мама кладёт руку на середину груди. — И рука, и спина. Но об этом не надо. Я хочу сказать, ты должна жить свою жизнь, быть с мужем, — говорит она. — А я буду торчать между вами… Самое время вам побыть вдвоём, ребёнок не даст…

— Ребёнку нужна ты. Ты будешь растить его. До трёх в школе поучишь чужих детей, а потом повозишься с нашим. Мне всё равно, в какое время дня работать, главное — сделать то, что должна сделать: в конторе буду с трёх и допоздна. Кто мне поможет, мама, кроме тебя?

— Ты обещала пойти учиться.

— А ты решила умереть! Ты так захотела. Но ты не спросила меня, выживу ли я без тебя. А я без тебя не смогу, мама, ни работать, ни учиться!

Губы чуть порозовели. И чернота под глазами чуть поблёкла.

— Не плачь, Юша, я постараюсь. Я без тебя затаилась, не жила. Ты приехала. Радость, Юша, лечит. Я хочу спать. Ты иди, погуляй, поговори с отцом. Брата не бойся, он не обидит. Он не хотел обидеть тебя, он сам не понимал, что с ним. Он обещал мне, не бойся его. Я посплю и встану. — Последние слова мама сказала губами, Юля догадалась. Мама уже спала, и улыбка погнала кровь по губам и черноту из-под глаз. Улыбка человека, у которого есть, для чего жить.

Юля вышла в сад.

Она всегда была внутри него, как куст, как яблоня, а сегодня ощущала себя пришелицей — сад убегал от неё вереницей деревьев и кустов. Деревья и кусты — голые, беззащитные под серым промозглым днём. Гряды — повеселее. Листья клубники… Озимые зеленеют дымом. Зеленеют укроп и петрушка — мама всегда сажает их в конце августа и успевает снять ещё один урожай. Не такой, конечно, как летом, но семье хватает до Нового года.

Увидела себя с мамой перед этими грядками: окучивают картошку, вырывают сорняки.

А вот Бажен забрался на яблоню и срезает ветки. Мама говорит ему, какую рубить.

— Почему нельзя все подряд? — спрашивает Бажен.