Лишь перед их подъездом, чуть в стороне, стоит дерево. Её тянет подойти к нему. Но утром они с Аркадием всегда торопятся — опоздать нельзя. А вечером возвращаются в темноте и спешат к встрече друг с другом — даже голову повернуть в сторону дерева Юля не успевает.


Мама снится под утро.

Стоит на коленках перед грядкой и выдёргивает сорняк. Косы, замотанные на затылке, высвободились, концы касаются земли.

Мама перед ней ставит блюдо с едой, словно Юля одна существует на свете, нет ни отца, ни Бажена, и смотрит на неё.

Просыпается Юля в слезах. Бухнуться на колени перед грядкой, как мама… дотронуться до сливы… понюхать цветы яблони.

Раз в неделю, едва она открывает глаза, Аркадий набирает её молдавский номер и подносит ей трубку:

— Говори. Вижу, сама боишься деньги тратить.

Всегда отвечает отец. Он кричит так громко, что звенит в ушах:

— Юлька, городская стала, что ли? Забыла нас? У нас — битва, Юлька, хочу Бажена женить, показываю невест, ни в какую. Упёрся, не сдвинешь с места.

В другой раз кричит:

— Чего в гости не приглашаешь, Юлька? Небось, позабыла, как мы глядимся…

— Маму… — Юля хочет сказать «позови», но слово не произносится.

Отец кричит: «Мама в хлеву», «мама в курятнике»…

Однажды слово наконец пробилось к отцу:

— Позови.

— Будешь ждать? А денег-то сколько идёт?! Муж-то не ругает? Я бы не разрешил. Ну позову, раз мать нужна больше отца. Сынок, кликни мать. — И пока мама не подошла, кричал: — Объясни-ка отцу, почему сильный здоровый мужик не хочет жениться? Злой стал, не подступись. Я ему слово, он мне — десять. Я ему слово — доброе, он мне — грубое.

— Доченька! — задыхающийся голос.

Позвать — «мама», но голоса нет.

— Как ты, доченька? Скажи, как ты?

— Очень хорошо.

— Ты плачешь, доченька?

— Ты тоже плачешь, мама.

— Что же мы за большие деньги будем плакать! Хоть два слова скажи.

— Работаю. Аркадий — очень хороший. Я жду ребёнка, мама.

Долгая пауза и — выдох:

— Приехать?

— Да, мама, я хочу, чтобы ты была со мной. И тогда ничего больше не надо. Не перегружайся, мама, не перерабатывай.

— Перестань плакать. Очень скоро мы обязательно увидимся.

Она помнит, когда уезжала, бледные губы, черноту под мамиными глазами. Что же сейчас? Ведь сейчас мама выполняет и её работу!

Запахи зерна, цветущего сада, сена… ноздри забиты детством. И слепит солнце.

— Успокойся, Юленька. — Она не заметила, как Аркадий вошёл в спальню. — Ты сильно тоскуешь о маме. Слушай, что я придумал. Мы с тобой снимем, а может, купим большую квартиру с громадной гостиной, с комнатой для каждого — для мамы, для ребёнка, для нас с тобой, для твоего отца, для Бажена. Устроимся и пригласим всех…

— Нет. Только маму.

— Почему? Я собираюсь начинать бизнес с твоими отцом и братом. У них есть машина, они могут сами…

— Нет! Хочу только маму.

Аркадий сел к ней на постель, платком стал утирать слёзы.

— Успокойся, пожалуйста. Не волнуйся. Будет так, как ты хочешь. Кто-то из них тебя обидел, да? Ты вообще ничего не рассказываешь о себе. Это я виноват, завалил работой, загнал в колею, не продохнуть. Обещаю, в воскресенье поедем куда-нибудь гулять и, может быть, ты оттаешь, станешь откровеннее.

— А кто будет стирать скопленное за неделю?

— Слава богу, улыбнулась! Мы же не стираем, стирает машина.

— А развешивать, гладить, продукты закупать, готовить?..

— А ведь ты мне зубы заговариваешь! Между женой и мужем не должно быть никаких тайн. Кто из них обидел тебя?

Слёзы припустили сильнее.

— Он любит меня, — пробормотала она.

— Кто «он»? И в чём драма: то, что родные любят друг друга, — естественно. Ты о брате говоришь. Я заметил, он сильно любит тебя. Выросли вместе, понятно…

— Он не так любит, а так…

Аркадий гладил голову. Никогда никто не гладил её по голове. И она легко выплеснула свой страх:

— Целовал в губы, в последнюю ночь хотел изнасиловать… мама пришла…

— Понятно, почему ты так была напряжена тогда. Теперь ты выздоровеешь. Забудь о той ночи. Сейчас же ничто не угрожает тебе, ничего плохого случиться не может, у тебя есть защитник.

— Отец уговаривает его жениться, он не хочет. Разве так бывает — брат сестру любит как женщину?

— Чем же ему помочь, Юленька?!

Прошлое наконец всё здесь, вместе с Аркадием, но оно какое-то иное: без боли, без обид. Из этого прошлого ей сюда только маму надо.

— Мама больна, у неё чернота под глазами, губы — бледные, я боюсь.

— Я хотел бы пригласить маму сюда, — тут же чувствует её желание Аркадий. — Но мы с тобой совсем перестанем быть вдвоём, мы должны будем всегда и везде быть втроём. Ты ведь понимаешь это?!

— Хорошо, я потерплю без неё, пока родится ребёнок. Но потом ты пригласишь её?

— Не я, а мы. Я буду очень рад жить с ней под одной крышей. Но сможет ли она вырваться? Судя по твоим рассказам, сейчас она там единственная рабочая сила, так ведь? — Юля кивнула. — Ну, и как же она сможет оставить такое огромное хозяйство? Вообще непонятно, как она одна справляется…

— Я тоже не понимаю. Мне почему-то не по себе, когда думаю о ней. Надрывается она.

— Ты пробовала просить отца нанять помощницу? Мой тебе совет: позвони отцу, скажи — на маме двойная работа, ты волнуешься. Судя по всему, он до вольно далёк от физического труда. — Аркадий поднёс ей трубку. — Набирай-ка номер, Юленька. Никогда не откладывай в долгий ящик то хорошее, что можешь сделать! Я выйду пока. Будет работница, мама станет свободнее, глядишь, и приехать сможет.

Отец отреагировал неожиданно. Юля ждала, закричит — «Не твоё дело», а он тихо сказал:

— Я тоже заметил, под глазами черно. Похоже, я совсем загнал её, — сказал он слово, которое часто повторялось в Юле. — Постараюсь кого-то найти. Ты права, доча. Вся твоя работа тоже на ней. Не пожалею денег.

Отец деньги жалел всегда. На них с матерью тратил лишь в дни рождений и 8 Марта. Да и в эти дни покупал только необходимое — одежду, обувь. Никаких излишеств. Аппаратуру и новый телевизор Бажен купил на деньги собственные. А у них с мамой их не было. Маме отец выдавал немного — на крупы, сахар, спички…

«Не пожалею денег» — что-то новое.

— Можно я ещё поговорю с мамой?

— Сейчас, доча, я схожу за ней, позову.

А когда мама взяла трубку, Юля сказала строго:

— Отец возьмёт работницу. Не смей возражать. Я знаю тебя. Его денег не жалей. Будет помощница, ты сможешь приехать ко мне, слышишь?

— Слышу, доченька.

— Я жду тебя. Я не хочу без тебя. Только не надрывайся, мама. Слышишь?

— Слышу, доченька.

— Мама, не плачь. Я жду тебя.

Повесила трубку. А всё ещё слышала мамин голос…

Мама приедет растить их с Аркадием ребёнка.

На другой день в девять часов утра, только они поднялись, раздался звонок в дверь.

Юля удивлённо взглянула на Аркадия.

— Открывай, не бойся, — улыбнулся он.

На пороге стояла молодая женщина, темноволосая, светлолицая.

— Вы, наверное, не туда попали.

— Туда. Вас зовут Юля? Я пришла к вам работать — прислугой, — пояснила она. — Меня зовут Ася.

Юля обернулась к Аркадию.

— Заходите, пожалуйста, — пригласил Аркадий Асю. — Я не предупредил жену.

И вот они втроём сидят на кухне.

— Что вы умеете делать? — спрашивает Асю Аркадий.

— Готовить, стирать, убирать, то, что умеет делать любая женщина.

— По вашему виду можно предположить другие занятия.

Ася улыбнулась.

— Я учительница.

— И что же вы преподаёте?

— Литературу.

— В каких классах?

— В старших.

— Вам же приходится проверять много тетрадей! Разве вы сможете помогать нам?

— Я могу приходить в среду утром и в пятницу с обеда, в субботу и воскресенье днём.

— Почему именно в среду и в пятницу?

— В среду — свободный от уроков день, в пятницу — свободный день у моего друга, он кормит и моих и своих детей, а потом занимается с ними каратэ.

— А как же вы будете оставлять детей в субботу и в воскресенье?

— У моего друга дети того же возраста, по субботам и воскресеньям он ходит с ними в походы: зимой — на лыжах, летом — пешком.

— Но вам же надо убирать, готовить, стирать дома.

— Устраиваю я вас или нет? — улыбнулась Ася. — Это мои проблемы, правда? Я пришла, значит, могу работать.

— Юля, твоё слово.

— Вы… такая… как же так… — Но, глядя в истощённое лицо Аси, говорит: — Да, хорошо. Спасибо. Нас всё устраивает.

— Сегодня пятница, приходите завтра, пожалуйста, — сказал Аркадий Асе и проводил её до двери. — Что с тобой? — спросил Юлю. — Ты расстроена?

Юля пошла в спальню.

Из окна виден двор. Ни одного дерева. Аккуратный небольшой четырёхугольник, зажатый домами, с детскими качалками-конями, с лесенками и домиками. Ухватившись руками за перекладину, висит мальчик, а под ним стоит мама и держит его тельце.

«Чем же мой ребёнок будет дышать тут?» — подумала и сразу вспомнила: они собираются отсюда уезжать.

У Аси наверняка нет мужа. И наверняка ей нечего есть, раз она, учительница, пошла в прислуги.


Слово «прислуга» Юля впервые услышала от Митяя на работе. «Представляешь себе, наша прислуга заведовала физической лабораторией?! Я терпеть не мог физику и совершенно не представляю себе, как можно отдавать ей жизнь? А она так и выразилась: «Я отдала ей жизнь, а сейчас стала не нужна, институт больше не существует». Ничего, чистит, моет нормально. Мы с женой довольны».

Они пришли к Митяю на день рождения. В дверях встретила их Римма.

— Сейчас прислуга возьмёт у вас пальто, — были первые её слова. — Говорю Митяю, что за вешалка, помещается всего пять пальто! Приходится сваливать на диван в спальне!

«Прислуга», высокая, статная женщина, с чуть седоватыми, вьющимися волосами, одетая в тёмно-синее платье, взяла у них пальто, унесла в глубь квартиры. Через несколько минут она вошла в гостиную с тарелкой поджаренного хлеба.

— Жаркое подашь через десять минут, — сказала ей Римма деревянным тоном. — Возьми тарелку из-под севрюги и подними вилку, вон там, возле ножки стола.

Юлю удивил тон и резануло обращение на «ты». Римме — двадцать пять, от силы двадцать шесть, «прислуге» — лет сорок пять, а может, и все пятьдесят.

— Я хочу домой, — шепнула Юля Аркадию.

Всё чаще теперь она прислушивалась к своим ощущениям и к своим «хочу» и перестала стесняться высказывать их.

Аркадий обнял её, прошептал в ухо:

— Я тоже очень хочу домой. Но уход в середине застолья — демонстрация. Потерпи. Я найду удобный момент.

В тот вечер слово «прислуга» повторялось. Ничего себе — прислуга! Начальник лаборатории!


В субботу Юля никак не могла начать день. Ей казалось, мама — в кухне, ждёт её с оладьями. Вошёл в спальню Аркадий, и она открыла наконец глаза.

— Ася просит тебя дать ей задание на сегодня, а мы с тобой на весь день уезжаем гулять.

Первый порыв сказать — «Я сделаю всё сама. Зачем ты позвал Асю?» Но Асе нужны деньги, и Юля идёт к ней.

Они смотрят друг на друга.

Никогда никто на неё так не смотрел.

Перед ней — явление совершенно новое.

— Наверное, надо обед приготовить? — спрашивает Ася.

Её улыбка тоже совсем не такая, как у тех, с кем Юля общается сейчас: бередит затаившиеся ощущения, какие возникали на уроках Давида Мироныча или в разговорах с Аркадием.

— Пожалуйста, если можете, — говорит Юля неуверенно. Достаёт из холодильника кусок мяса, лук, свёклу, морковь…

— Вы едите мясные супы?!

Волосы у Аси пушистые, собраны на затылке. Шея — очень худая, вниз бегут косточки.

— Аркадий без мясного супа не сыт. Крупы тут. — Юля распахивает шкаф. — Спасибо вам.

— Ни о чём не волнуйтесь. Обед будет на плите. Дом уберу. Постирать надо? Погладить?

— Нет-нет, спасибо, этого достаточно.


Они с Аркадием едут в Абрамцево, в доме Мамонтова рассматривают картины, фотографии, печи в изразцах по эскизам Серова и Врубеля, баньку с резной, старинной мебелью, с резными наличниками, конёк на крыше, гуляют по холмистому роскошному парку.

— Богатый был, а смотри, как уважал людей искусства! — Аркадий сделает несколько шагов и остановится и смотрит на неё. — Никогда не задумывался, какую роль играли меценаты в России! Вот стану богатым и тоже куплю усадьбу и тоже буду помогать художникам и писателям.