Луанн Райс - Следы на пляже

– У меня есть тетя, которая любит меня, любит тебя, а ты не хочешь знаться с ней. Что, если я буду поступать так же с тобой, папа? Что, если я так выйду из себя, что больше никогда не буду разговаривать с тобой?

– Нелл, ты моя дочь.

– А Мэдди твоя сестра! Вот что ты делаешь с людьми, которые любят тебя больше всех, – ты бросаешь их.

– Я никогда не брошу тебя, даже если…

Нелл зарыдала и затрясла головой.

– Это ты теперь так говоришь, – проговорила она. – Но если я вдруг сделаю что-нибудь не так, ты рассердишься и возненавидишь меня так же, как ты ненавидишь тетю Мэдди?

– Я никогда не смогу возненавидеть тебя. И ее я не ненавижу – я ее люблю. – Правда этих слов открылась ему, когда он увидел свою сестру, стоявшую возле машины на проселочной дороге в Хаббард-Пойнте, – но десять футов между ними было не менее трудно пересечь, чем форсировать каньон.

Он с надеждой уставился в затылок Нелл. Но она не повернулась, чтобы взглянуть на него, даже когда он погладил ее по волосам.

Зазвонил телефон. Это Эйприл услышала рыдания Нелл сквозь стену.

– Я сама мать, – сказала она. – Могу дать совет: для успокоения ребенка можно использовать домашнее кино.

– Мне кажется, все уже прошло, – ответил Джек, нахмурившись и наблюдая за Нелл, стоявшей у окна, вздрагивающей от тихих, сдерживаемых рыданий.

Оставить плачущую Нелл было мучительно, но у него не было выбора. Он, Эйприл, Виктор и другие инженеры договорились собраться на берегу. Одни из них обследовали границы, другие вели геологические наблюдения – брали пробы грунта, океанографы проводили измерения приливной полосы. Джек подошел к краю воды, чтобы сесть на камень и свести вместе все эти данные, а заодно попытаться собраться с мыслями. Как только он вернется в свою комнату, он найдет телефон, который дал ему доктор Гэлфорд.

Франческа, поглядывая в его сторону, шла куда-то по каменному берегу. Вдруг она выругалась, и Джек оглянулся на нее. На ней были высокие черные сапожки, каблуки которых застревали среди камней. Взглянув на него, она криво улыбнулась. Это была их первая встреча наедине с тех пор, как она приехала.

– Я буду теперь звать тебя Бенедиктом, как в «Арнольде», ты перебежчик.

– Ну, ты же знаешь, как это бывает, когда подворачивается удачный случай, – сказал Джек. – Ты можешь либо взять, либо потерять. – Слова отзывались в его ушах в совершенно другом контексте.

– Айвен хотел получить тебя – это факт. Ему понравилась работа, которую ты делал в Мэне. Конечно, он хотел, чтобы ты, так сказать, по-семейному познакомился с этими каменистыми далекими заливами.

Джек тихо засмеялся, глядя на ее каблуки. Франческа, со своими развевающимися и падающими на глаза волосами, более естественно выглядела на городских улицах, особенно на бостонской Ньюбери-стрит.

– Все в порядке, – сказала она, смеясь. – Это место совсем не для меня. Бог мой, хотя бы есть где-нибудь здесь хороший ликер?

– Я думал, что ты предпочитаешь чай, – сказал Джек, думая о чае, приготовленном у Стиви и у Аиды…

Франческа вытаращила глаза. Она подошла на несколько шагов ближе к Джеку и легко коснулась рукой его щеки. Их глаза встретились. Ее волосы были длинными, русыми, они развевались и падали на лицо, что делало его еще более привлекательным.

– Позволь спросить, помимо того факта, что ты перелетел через океан, что-то еще изменилось?

– Что именно?

– Джек, мы больше не работаем в одной компании. Теперь у нас нет тех же… запретов.

Джек посмотрел на ее страстные глаза – искусно подкрашенные, как и все лицо. Ее губы были такие яркие, с нежным перламутровым оттенком. Джек подумал о Стиви, он даже не мог вспомнить, был ли на ней какой-то макияж, и отвел глаза.

– Есть разные виды запретов, – сказал он.

– Но ведь ничего не случилось, – возразила она. – У нас хорошие рабочие отношения… и я знаю, что они могли бы стать чем-то большим. Кое-кто из здешних понял это – почему, ты думаешь, Эйприл поселила нас напротив друг друга?

Да, Эйприл, вероятно, пыталась им помочь, подумал Джек. Но ведь она не знала истинного положения вещей.

– Здесь так романтично, – продолжала Франческа. – Один раз можно согласиться и с отсутствием цивилизации. Конечно, за исключением проблем с ликером. Я слышала, здесь можно увидеть северное сияние… мы могли бы погулять попозже, сегодня вечером.

– Со мной Нелл, – возразил он.

– Держу пари, что Нелл понравится играть в электронные игры, – сказала Франческа. – Или будет читать одну из книжек Стиви Мур…

При звуке этого имени у Джека все перевернулось внутри.

– Нелл действительно помогает Стиви писать одну из них, – сказал Джек. – Про здешних птиц. О том, что они находятся под угрозой разлива нефти.

– Ты шутишь?

– Нет, не шучу. Нелл у себя наверху как раз сейчас пишет ей письмо.

– О нефтяном загрязнении?

Джек указал на линию прилива, где клубки черной, масляной смолы прибивались к берегу вместе с водорослями. Франческа вгляделась туда, потом быстро отвела взгляд.

– Не надо, чтобы Айвен слышал такие разговоры, – предупредила Франческа. – Он увидит в этом подрыв отношений, которые налаживает с Бруксом. Охрана природы – это, конечно, очень хорошо и благородно, но если она не пересекается с его реальной выгодой.

– Наверное, есть вещи более важные, чем выгода, – сказал Джек.

Франческа засмеялась:

– Странно слышать это от человека, который бросил свою службу, чтобы работать в IR, зная, что они специализируются на шотландских нефтяных месторождениях, – не лицемерно ли это?

Джека будто ужалили эти слова, отражающие, в общем, то, о чем говорила ему Нелл. Он уставился на птиц, плавающих в бухте. Их силуэты выделялись на фоне яркого солнца, низко, по-северному, стоявшего над горизонтом и оживляющего своим светом пейзаж. Свет, одновременно освещающий и обманчивый, подумал он, кто знает, что скрывает отражающая солнце морская гладь?

– Я не знаю, – ответил он. – Может быть.

– Так увольняйся, а я займу твое место! – съехидничала она.

Джек не ответил, по-прежнему рассматривая птиц. Повернувшись, он взглянул на гостиницу. Солнце светило прямо в окна, но, как ему показалось отсюда, он видел свое окно и в нем тень фигуры Нелл, стоявшей там и наблюдавшей за ним с Франческой.

– Смотри, – сказала Франческа, указывая на кучку мусора, образовавшуюся при приливе. – Не только нефть загрязняет море. Здесь всякий другой мусор. Смотри куски дерева…

– Они принесены приливом, – сказал Джек.

Она пожала плечами:

– Ну, хорошо. Довольно живописный мусор. Ну а как насчет этих стаканчиков из пенопласта, этой бутылки из-под кока-колы?

– Возможно, это следы пребывания нашей бригады, то, что мы бросаем на берегу, – сказал Джек, нагнувшись, чтобы вытащить мусор из водорослей.

Он отбросил его в сторону, к камням, на которых сидел, и услышал, как вскрикнула Франческа.

– Смотри-ка! – удивилась она. – В бутылке записка!

Джек внимательно посмотрел – она была права, в бутылке был кусочек линованной бумаги, свернутый в трубочку.

– Мы должны прочитать послание, – сказала Франческа.

Джек открутил пробку, перевернул бутылку вверх дном, вытряхнул содержимое к себе на ладонь. Свернутая в трубочку бумажка показалась очень знакомой. Пока Франческа ожидала, он молча прочел послание.

– О чем там говорится? – спросила Франческа. – Ну, прочитай же мне! От какого-то потерпевшего крушение моряка, ожидающего спасения?

Джек не хотел или не мог прочесть. Франческа была почти права – послание было от того, кто ждал спасения. Его руки дрожали, когда он сложил листок пополам и сунул его в нагрудный карман. Франческа протестовала, требуя показать ей послание, но он едва ли слышал ее.

Он всматривался в окно отеля. Свет солнца падал на окно и слепил глаза, но и сквозь него он видел Нелл, прислонившуюся лбом к отражавшему лучи стеклу. Он не мог хорошо разглядеть ее, но знал, что она плачет. Он знал это, потому что прочитал ее письмо, и чувствовал, будто и сам плачет.

Стиви воспринимала все страстно – каждое слово, сказанное тетей, вид стройки, развернувшейся на Лавкрафт-хилл, изумительный новый стиль живописи тети Аиды и ее слова о страхах. Она хранила этот разговор в себе, как нечто драгоценное, как будто принимала решение о том, что делать дальше. Сентябрьский свет лился в студию ярче, чем когда-либо. Ее обуревали мысли – их было так много, что она не могла заснуть или сидеть спокойно.

Иногда ей казалось, что она никогда больше не увидит Джека и Нелл, и это приводило ее в отчаяние. Но когда она начинала работать, окутанная золотистым светом побережья, ее сердце успокаивалось.

На следующее утро, как только она вернулась домой после купания, зазвонил телефон. Завернувшись в полотенце и ежась от прохладного осеннего воздуха, она поспешила к аппарату.

– Алло?

– Привет, Стиви, это я.

– Мэдди – обрадовалась она.

– Как ты?

– Прекрасно, а ты?

– Гораздо лучше. Особенно теперь. Я получила твое письмо. Я рада, что ты приедешь в Род-Айленд.

Действительно, Стиви послала ей письмо, удержавшись от желания позвонить. Теперь ее отношение к семейству Килвертов было очень непростым. Она прекрасно понимала, что брат и сестра должны были встретиться, но ей было горько от мысли, что именно эта встреча натолкнула Джека на решение уехать в Шотландию. Не то чтобы Стиви таила обиду на Мэдди – нет, просто она тосковала в разлуке с Джеком и Нелл.

– Я поеду на свадьбу родственника. Это будет в субботу, – сказала Стиви. – Я буду в Ньюпорте в пятницу и субботу, и я подумала, вдруг ты сможешь приехать, и мы вместе могли бы пообедать в пятницу или позавтракать в воскресенье.

– Лучше в пятницу – мне так много надо рассказать тебе, и чем скорее, тем лучше… Но, может быть, в эту пятницу репетиция церемонии и ты хочешь на ней присутствовать?

– Они это репетировали целых пятнадцать лет, – усмехнулась Стиви, испытывая нежность к Генри. – Нет, все будет очень неформально. Я буду совсем свободна. Где мы встретимся? Где-нибудь на побережье?

– Я уже думала об этом, – сказала Мэделин. – В Ньюпорте нет ничего подходящего, зато ниже по берегу есть мемориал Боливара, это маленькое местечко на Истон-бич. Оно называется Лилли-Джейнс, справа от променада. Там подают самую свежую рыбу и отличный лимонный пирог.

– Перед этим мы можем прогуляться по пляжу, – сказала Стиви.

– Конечно, – ответила Мэдди.

– И послушать волны…

Даже теперь, после всего случившегося, Стиви была уверена, что на пляже все будет хорошо.

– Если ты нацелена на пляж, – воскликнула Мэдди, – стоит ли думать о еде?!

– Одно другому не мешает, – ответила Стиви мягко. – Главное, надо повидаться. Вот это важно.

Даже в сентябре Ньюпорт был шумным городом. Корабли, готовившиеся уйти на зиму на юг, вытянулись в линию в доках, качаясь на якорях, и их белые корпуса сверкали на солнце. Места в отелях были заранее заказаны людьми, которые прибыли на уик-энд и собирались в последнюю летнюю ночь отобедать под еще летними звездами.

Тетя Аида занимала несколько комнат в Мэплхорст-Мэнор, старом викторианском особняке внизу Дрессер-стрит. В доме были большие красивые подъезды и много труб на крыше; десяток старых китайских кленов затеняли двор, напоминая о капитанах, которые некогда совершали торговые рейсы в Китай и построили этот дом сто лет назад.

Обшитый деревянными панелями отель находился в начале Клифф-Вок, впечатляющей десятимильной трассы, проходившей высоко над морем и окаймленной скалами и роскошными виллами. Пляж Истон-бич располагался влево от трассы, его серебристые пески казались искристыми, прозрачными волнами, катившимися от океана. Покачиваясь в креслах-качалках перед крыльцом, Стиви и Генри слушали умиротворяющий шум волн, совершенно довольные компанией друг друга. Аида сказала ей, что большинство прошлых ночей Генри мучился тошнотой.

– Чувствуешь себя лучше? – спросила Стиви, бросая на него подбадривающий, но в то же время озабоченный взгляд.

– Совершенно здоров, Лулу. Спасибо за заботу. Не знаю, что случилось со мной.

– Может, ты выпил немного больше бурбона, чем надо?

– Ха-ха, очень забавно. Моя холостая вечеринка была чисто номинальной – компания давно женатых отставных моряков, половина из которых состоят в обществе анонимных алкоголиков. Мы отправились в офицерский клуб и попытались вспоминать о старых добрых временах, когда мы бывали в Пхукете или Гонконге, но все разговоры сводились на внуках и на кошмарах расплат по закладным. Сущая жалость.

– Так что же вызвало у тебя такое недомогание?

Генри качнулся в кресле. Он пристально смотрел на море строгими глазами, щеки его были обветренны. Это был человек, который водил в бой фрегат и однажды нырнул в кишащие акулами воды Персидского залива, спасая моряка, потерявшего сознание и упавшего за борт. Стиви любила его как родного брата.