В королевском кабинете по-прежнему царил сумрак, волновались свечи, странно перемещались тени. Совсем стемнело за окнами, когда Робер закончил свой рассказ. Лебис выслушал его молча. Не задал ни одного вопроса, что очень беспокоило Робера, заставляло чувствовать себя трижды виноватым.

– Думаю, не следует никому говорить о том, что ты законный принц. Эта тайна жила долго, пусть ещё немного побудет тайной. Королеве я всё объясню, не вздумай говорить с Миленой сам! – сурово посмотрел он на Робера.

Юлианус, молча стоявший у стены, раздумчиво покачал головой, соглашаясь с учителем. Робер посмотрел на обоих, спросил:

– Мне уехать?

– Не торопись. Здесь не следует спешить… – Лебис задумался. – Робер, ты хотя бы понимаешь, в какую игру ты оказался втянут? Сейчас наступило небольшое, неустойчивое, но всё-таки равновесие сил. Любой самый маленький толчок может привести и к победе, и к поражению. А ты давно перестал быть незаметным, ты стал величиной, сравнимой с королями. Независимо от того, являешься ты сам принцем королевской крови или нет. Не возражай, увы, как бы тебе не хотелось обратного, ты никогда не станешь незаметным. Твой дар звать и вести за собой людей настолько велик, что не считаться с ним не можем ни мы, ни Гордон.

– Даже, если я привожу их на костёр?…

– Не казни себя чужой виной! Робер, разве можно брать на себя ответственность за проступки всего человечества? Разве ты виноват в гибели своих людей, а не Гордон?! Научись отстраняться от вины за чужие деяния. Разве ты виноват, что жизнь вокруг идёт не так, как хотелось бы тебе? – брови Лебиса сошлись на высоком лбу, делая выражение его лица слишком суровым.

– Я виноват, что не смог остановить Гордона. Я виноват, что не могу переступить через свою гордость. Я виноват, что не смог убить его!

До побелевших пальцев вцепившись за рукоять меча, Робер решительно вышел из кабинета. Огонь свечей метнулся за ним, но почти сразу успокоился, продолжая своё неверное мерцание.

Лебис присел на покрытую ковром скамью у стены, устало вытянул ноги в мягких кожаных туфлях работы вендийских мастеров. Похлопал по скамейке рукой, молча приглашая ученика сесть рядом. Помолчав ещё немного, заговорил:

– Ты видишь, куда идёт дело? Твоё мнение?

– Роберу надо покинуть королевство, пока это ещё возможно. Я был бы рад сопровождать его. Возможно, мы смогли бы возвратиться лет через… десять… – Юлианус выжидающе посмотрел на учителя.

– Людям почему-то кажется, что, удаляясь в пространстве, можно удалиться и от своих трудностей… И совсем странно, – что можно вернуться в тот же мир, какой был покинут!

– Ну да, мы сможем вернуться в другой мир…

– Тогда какой в этом смысл?

– Нам не следует возвращаться? Совсем?…

– Вам не следует уходить, – сильно стукнул Лебис по своему колену. Продолжал раздражённо:

– Ты до сих пор сам не понимаешь, насколько Робер может нам помочь. Разумеется, если мы правильно используем его. Не так, как пытался сделать Гордон; он с самого начала не учитывал твёрдости и воспитанной в мальчике графом Донованом чувства чести. Я встречал людей с обострённой совестью. Им трудно жить на свете, но они по-своему счастливы. Для них внутренняя убеждённость в своей правоте важнее сокровищ и искушений мира. Кстати, если бы таких людей было мало, мы не имели бы столько святых и великомучеников. А именно на культе святых держатся многие великие религии мира, наша – в том числе.

– Ты пугаешь меня, учитель. Робер дорог мне, я хотел бы ему помочь, а не ставить под очередной удар. Что ты задумал?

– Я?! Я – ничего. Хотя получается интересная игра. А вот девочке я бы не стал мешать… А ты?

Юлианус отшатнулся от почти хищного взгляда Лебиса:

– Ты изменился, учитель…


* * *

Несколько дней Робер откровенно прятался от королевы, каждый час ожидая приказа покинуть страну. Он мысленно уже смирился с участью изгнанника, хотя и тоска, и глупая надежда одинаково мучили его.

Его старинный друг, единственный оставшийся в живых после бойни, устроенной королём Гордоном, – Сэмюэль почти всё время околачивался в тюрьме у своих прежних приятелей-тюремщиков. Робер отыскал его в комнате распорядителя тюрьмы за неожиданным занятием: Сэмюэль писал письмо, старательно скрипя пером и высунув кончик языка. Который едва не прокусил, увидев в дверях Робера.

– Мы уезжаем, неплохо было бы запастись провизией. Путь неблизкий, я думаю…

Сэмюэль только растерянно кивнул головой на слова Робера, торопливо скатывая исписанный лист. Робер отвернулся, чтобы уйти, но, что-то вспомнив, опять обратился к Сэмюэлю:

– Прости, я не спросил тебя… Но ты можешь не сопровождать меня, если не хочешь. Кто-то мне говорил, что королева предложила тебе место распорядителя королевской тюрьмы. Я не ошибаюсь?

– Я последую за Вами, как же Вы без меня?…

Робер согласно кивнул. Открыто посмотрел на друга:

– Кстати, я и не знал, что ты умеешь писать.

– А, это!.. Умею, вот научился на службе. Я одно время даже был писарем при распорядителе, которого после нашего побега выгнали. Он с меня всегда строго спрашивал, чтобы почерк был очень чёткий, аккуратный. Да только какая рука у бывшего кузнеца? Вот и пришлось перейти в тюремщики. Но это ведь удачно вышло, верно? Я же Вам пригодился…

Робер удивлённо вслушивался в какой-то суетливый и слишком многословный ответ друга, смотрел на его руки, мявшие бумагу, и удивлялся вдруг возникшему ощущению неудобства. Будто застал человека за чем-то нехорошим. Робер пожал плечами и вышел, не дослушав пространных объяснений Сэмюэля. За дверью ему почудился громкий то ли всхлип, то ли вздох бывшего писаря, бывшего тюремщика, бывшего… Робер запретил себе продолжать.

В воротах тюрьмы на него едва не налетел цыганистый симпатичный Фрам – постоянная тень королевы:

– Робер, тебя ищут! Королева просила прибыть немедленно. А я с утра всех разослал тебя искать. Хорошо, заметили, что ты к тюрьме пошёл… – торопился высказаться Фрам, вместе с Робером проталкиваясь через толпу на площади, наблюдающую очередную казнь.

– Меняется ли что-нибудь в нашем мире?… – глухо и зло проговорил Робер, с тоской понимая, что пришло и его время испытать гнев Милены.

Взволнованная королева в парадном вишнёвом платье с золотой отделкой и высоким стоячим воротником, которое её здорово раздражало, нетерпеливо вышагивала по залу приёмов, когда готового ко всему Робера провели к ней.

– Наконец-то! Мы опаздываем на коронацию! Судя по твоему виду, ты совершенно забыл, какой сегодня день.

Робер удивлённо поднял на неё глаза:

– Подожди… Ты меня только за этим позвала?

– Ты думаешь, что-то другое имеет для меня сейчас значение? – укоризненно ответила она, приближаясь к нему. И Робер не смог не ответить на её прощающие объятья…

Вдруг королева вздрогнула, быстро отстранилась от Робера, подняв к нему лицо. Спросила напористо, требуя:

– Ты любишь меня?

– Зачем… ты спрашиваешь?

Королева не отпускала его:

– Ты любишь меня?! – будто от этого ответа зависела её жизнь.

– Да! И провались всё пропадом!

– Вот именно! – жёстко ответила она, решаясь на что-то. – Идём со мной. Немедленно!

– Что ты задумала, Милена?

Королева поморщилась:

– Ты дал клятву верности мне, когда я ещё не была королевой. Именно мне ты дал эту клятву, помнишь?

– Разве я когда-нибудь нарушал её?

– Я хочу, чтобы ты повторил ту клятву сегодня, уже коронованной в столице королеве, признанной всеми подданными! Я хочу, чтобы ты был со мной во время коронации и потом, – на всю жизнь!

– Я от своих слов не откажусь, я готов подтвердить их, если это так важно для тебя… Но почему ты так волнуешься?

– Я приказываю тебе, сэр Робер, как твоя королева: следуй за мной и делай то, что я скажу! Это нужно мне и моему королевству!

Она стукнула в серебряный гонг, призывая слуг и свиту:

– Фрам, предупреди епископа, мне надо встретиться с ним до начала церемонии. Советник Лебис не вернулся? Прекрасно! Советник и регент Рем, начнём церемонию! – и, обращаясь только к старому воину, добавила. – Всё будет так, как я и хотела. Поддержи меня.

Великан мягко взял в свои широкие ладони протянутые к нему руки девушки:

– Я желаю тебе только счастья, моя королева-воин!

– Тогда – вперёд!

Через несколько мгновений они уже скакали с пышным эскортом по дороге в центральный собор, вынесенный за стены быстро растущей столицы, который стоял на высоком холме в старинной дубовой роще. Восемь дорог сходились к широкой, мощёной булыжником площади перед святыней, которая по случаю торжеств была до отказа заполнена народом.


Величественный зал нового собора святого Петра, начатого строиться ещё во времена короля Джерми Реганта, сиял свечами в кольцевых позолоченных подсвечниках, солнечными лучами, проникающими сквозь цветные высокие окна. Пылинки золотистой блистающей вуалью как бы отделяли толпу придворных, допущенных в собор, от королевы и её приближённых, среди которых оказался Робер. Он стоял рядом с королевой, принимавшей венец властителя, и думал о том, что справедливость восстановлена, что не зря он воевал все эти годы, не напрасно погибали его соратники и друзья. Сегодня, прямо сейчас, начиналось новое, более справедливое время, когда каждый страдавший будет отомщён, каждому врагу королевы воздастся по заслугам.

Робер несколько отстранился от происходящего в соборе, вспоминая родных и близких, потерянных в этой долгой войне. Он вздрогнул от прикосновения к своей руке холодной ладони королевы, она почему-то подошла совсем близко, и все взгляды были устремлены на них.

– Пора, мой рыцарь! – позвала королева, и Робер встал рядом, повинуясь её желанию. Многоголосие хора истаяло, растворилось в гуле толпы, а затем стало очень тихо, только уличный гул толпы приглушённо проникал под соборные своды.

– Я, королевской властью, данной мне Господом нашим и вашей волею, мой народ, объявляю графа Робера Донована, Поющего рыцаря и Чёрного Ангела своим наследником и принцем, до тех пор, пока у меня не родятся свои дети! Никогда отныне не будет законным посягательство на власть барона Гордона, либо его сына барона Керока. Да будет так!

Приветственные крики раздались в честь новоявленного принца, многие спешили выразить ему свою преданность. Робер смутился и растерялся, вопросительно оглядываясь на королеву. Она ободряюще, хотя и немного нервно улыбалась. Проговорила, почти не разжимая губ:

– Так надо.

Епископ торжественно возложил на его голову золотой витой обруч – знак принадлежности к королевскому дому. Прочитав положенную молитву, священник не отошёл, а жестом подозвал служку с подносом в руках. Два кольца с гербами дома Регант лежали на гладкой серебряной поверхности.

Королева сильно сжала руку Робера, заметив выражение его лица:

– Если ты будешь сейчас возражать, я тебя просто убью!..

– Ты сошла с ума…

– От тебя, между прочим! – она мило улыбалась толпе.

– Пусти, ты мне палец вывернула.

– Потерпишь, это недолго.

Епископ немного ошарашено наблюдал за их перепалкой, не переставая громко читать ритуальные слова. Робер виновато оглянулся на него, пожав плечами. Епископ продолжал громче и быстрее, пытаясь заглушить их разговор.

– Ты понимаешь, что делаешь?

– А собственно, что это ты возражаешь?

– У меня ещё есть голова на плечах.

– Зато на моей голове – корона.

– Вряд ли она сделала тебя умнее.

Королева, не ответив, мстительно ущипнула его пониже спины. Робер дёрнулся, но в это время сокращённая церемония закончилась, и под вопли свиты и приближённых, Роберу пришлось обменяться с королевой кольцами. Епископ вытер пот со лба и перекрестился, поспешно отходя в сторону.

– Йо-хо!!! – победный клич воинов, поддержавших раскат баса Рема, потряс собор. Поцелуй рассерженной друг на друга парочки выглядел отнюдь не целомудренным. Епископ несколько раз громко кашлянул, призывая королеву к порядку и соблюдению приличий, но она уже ничего не замечала, взлетая на вершину счастливого исполнения самых сокровенных надежд и мечтаний.

Маленькая заминка была сразу же замечена окружающими и радостно встречена ими. Старый Рем откровенно вытирал слёзы, подруги королевы смеялись и плакали, обнимая её, как простую девушку на деревенской свадьбе. Какой-то размякший и растерянный Робер просто кивал на приветствия придворных, постоянно оглядываясь на королеву. Оба они неудержимо улыбались.

О свадьбе королевы и Поющего рыцаря люди на улице узнали раньше, чем молодые вышли на высокое крыльцо собора. Поэтому радостный вопль толпы почти оглушил новоявленных супругов, когда они ступили в сияющее пространство открытого мира. Они зажмурились одновременно, заново привыкая к яркому солнечному свету, озолотившему и облагородившему всё вокруг. Они вместе пошли навстречу своему счастью.