Кэтрин Куксон - Слепые жернова

– Господи!

Она увидела, как он шагнул к ее отчиму.

– Повезло вам, – тихо молвил он.

Сара вытаращила глаза на них обоих: на гиганта Джона и на коротышку отчима; это из-за них она сейчас была благодарна Провидению за гибель мужа. Ее тело продолжало раздуваться, легкие распирали ребра, боль была нестерпимой. Она снова крикнула:

– Уберите его, говорю вам!

Все смотрели на нее. Никто не шелохнулся. Тогда она с проворством дикой пантеры выбросила вперед руку, схватила со стола чайник и, занеся высоко над головой, стала опускать его на голову этого субъекта, возвратившегося с того света.

Джон встал перед ней, выказав ничуть не меньше проворства. Со стороны они напоминали в это мгновение крест, так близко сошлись их тела. Потом чайник упал на пол. Она оттолкнула Джона, что вряд ли удалось бы сделать кому-то еще, так громаден он был. Второй раз в жизни она собиралась прибить отчима чайником, но ей вторично помешали.

К ней постепенно возвращалось зрение. Двое мужчин ушли, уведя с собой негодяя. Дэн тоже вышел. До нее донесся его сердитый голос:

– Найдите себе другое место. Как вы не поймете, что здесь вас не хотят?

В кухне оставались только Мэй, Джон и Кэтлин Кэтлин в страхе забилась в дальний угол. Ужас дочери подействовал на раздутый шар, в который успела превратиться Сара, как укол шилом. Она быстро вернулась к своему нормальному объему и оглядела их всех: Кэтлин, Мэй, Джона. Впервые в жизни она ненавидела Джона, ненавидела так же сильно, как его мать – ее. Кинувшись к креслу Дэвида, она вцепилась в него, забилась лицом в угол и наконец разразилась рыданиями, которым, казалось, не будет конца.

Они бодро шагали вдоль стены работного дома, размахивая теннисными туфлями и ракетками. Путь их лежал по Талбот-род и дальше по Стэнхоуп-род. Оба трещали без умолку.

В свои девятнадцать лет Пол был выше Кэтлин всего на полголовы. Он был темноволос, кареглаз и довольно хорош собой. Однако телом остался очень худ – этим он не пошел в отца. Зато Кэтлин никак нельзя было назвать тощей. Она выглядела копией своей матери, только в совсем юном возрасте. Возможно, она уступала юной Саре в миловидности, зато казалась счастливой и совершенно свободной.

Глядя на Пола во все глаза, она спрашивала:

– Разве тебя не бесит, что ты сначала должен отслужить в армии? Почему бы тебе не сказать им, что ты поступишь в их распоряжение, когда отучишься в Оксфорде? Некоторые так и поступают. Рени Паттен говорит, что так сделал ее кузен.

– То же мне авторитет! – Пол издал притворно-сострадательный вздох, сделал важное лицо, поднял свободную руку и начал вещать голосом епископа, произносящего благословение: – Дитя мое, я не намерен возобновлять попытки достучаться до твоего смятенного рассудка. После нескольких неудачных попыток довести до твоего неразвитого сознания, что мое будущее зависит от такой безделицы, как небольшая сумма денег – небольшая в переносном смысле, – я встревожен твоей непонятливостью, воистину встревожен…

Уворачиваясь от удара ракеткой, он спрыгнул на проезжую часть; дальше они опять пошли вместе, громко смеясь на ходу.

– Знаю, что тебе надо раздобыть денег, – не унималась Кэтлин. – Но я говорю о другом: если бы ты так сказал, тебе бы дали денег, чтобы ты набрался разума, прежде чем служить.

Пол опять вздохнул и заговорил, глядя перед собой, словно читая письмо:

– Дорогие вооруженные силы Его Величества! Как вам известно, я полон рвения служить вам умом и сердцем на протяжении двух лет, в обмен за что вы станете кормить меня и заботиться обо мне во время моего последующего пребывания в некоем небесном граде. Но позвольте самоуверенно обратиться к вам с просьбой поступить наоборот и отложить мое поступление в ваше распоряжение до тех пор, пока я не поживу в небесном граде и не приобрету более глубокие познания в английской литературе, дабы спустя три года, когда я с радостью поступлю в войска, уже будучи гибридом неологиста и палеографа, если к тому времени добьюсь этого почетного наименования, оказывать неоценимые услуги моим товарищам по казарме при возникновении у них затруднений со словарным запасом…

Кэтлин опять замахнулась на него ракеткой.

– Все умничаешь? Какой ты чванливый! «Неологист, палеограф»! Надеюсь, когда-нибудь в Британском музее из тебя сделают чучело.

Пол закинул голову и захохотал, сразу сделавшись похожим на Джона.

– Смейся, смейся! Слушай, а ведь забавно, что из-за моего отца ты так пристрастился к словам! – Она задумалась.

– Да, если поразмыслить, то это действительно забавно. «Забавно» – не совсем верное слово в данном контексте, но мы это опустим. – Он насмешливо покосился на нее, но на сей раз издевательство не вызвало с ее стороны словесного отпора или попытки врезать ему ракеткой. Радуясь ее новому настроению, он продолжил: – Да, видимо, я никогда не занялся бы словесностью, если бы не дядя. Хорошо помню, как он впервые сказал мне, что все слова состоят из прямых линий. Я не поверил. Даже когда он показал мне это наглядно, я продолжал спорить. Именно поэтому я много лет спустя торжественно сунул ему под нос книгу о китайских иероглифах и сказал: «Распрямите-ка вот это, дядя Дэвид». Ох, и смеялся же он!

– Уже три года прошло, – тихо сказала Кэтлин, – а я продолжаю по нему горевать. Какой чудесный был у меня отец!

Они шли к церкви. В первый раз после корта оба умолкли. У ступенек Кэтлин остановилась и сказала:

– Мне надо зайти.

– Хорошо.

Он стал подниматься вместе с ней.

У двери Кэтлин задержалась.

– Ты бы не ходил. Тетя Мэй будет недовольна.

– Она не узнает.

– Странно, но она всегда все узнает. Помнишь, как однажды она сказала: «От тебя прямо разит ладаном».

– Она это выдумала. Я всегда захожу с тобой в церковь, почему же нельзя сделать это сейчас? Идем!

Он подтолкнул ее в сумрак собора.

После солнца в церкви показалось прохладно. Кэтлин прошла по боковому проходу к передней скамье перед алтарем Богоматери. Именно на эту скамью всегда садилась ее мать, когда в молодости посещала церковь; потом она ежедневно давала в молитвах обещание, что вернется на свое место. Кэтлин низко преклонила колена, после чего устроилась на скамье, опустила голову и закрыла лицо руками.

Пол не преклонил колен, а просто сел на скамью с краю и огляделся. Он всегда удивлялся, почему его так притягивает церковь. Дело было не в красоте архитектуры и внутреннего убранства – последнее казалось ему безвкусным. Кэтлин рассказывала, что роспись подновляют парни из клуба и что прихожане находят ее чудесной; Пол же считал это делом вкуса. Скульптуры казались ему грубыми, за исключением лика Святой Девы, который всякий раз принимал, с его точки зрения, разное выражение. Нет, ему самому было трудно разобраться, почему его так влечет в эту церковь. Не потому ли, что ее любит Кэтлин? Не исключено. Он покосился на нее. Она по-прежнему не отнимала ладоней от лица. Он почувствовал к ней сильнейшую нежность. Какая она чудесная! Чудесно в ней все: лицо, фигура, неподражаемая простота. Она очень старалась выглядеть умной – при этой мысли Пол улыбнулся; он надеялся, что эти старания ни к чему не приведут, потому что любил в ней именно эту врожденную простоту и прямой взгляд на вещи. Этим она пошла в мать. Тетя Сара была такой же, так же просто глядела на вещи. Но тетя Сара никогда не умничала. Она относилась к тем женщинам, которым этого совершенно не требуется. Он помнил, что так оценивал ее и его отец. Отец любил тетю Сару и по этой причине любил Кэтлин, потому что их было невозможно разделить. Пол знал, что ему скоро придется рассказать о своем чувстве к Кэтлин матери и что разговор будет тяжелым. Мать недолюбливала обеих – и Кэтлин, и Сару. Пол не знал, в чем причина. Впрочем, его мать мало кого любила, поэтому ее отношение к Саре и к ее дочери не вызывало у него удивления. Зато отец с радостью назовет Кэтлин дочерью, он прекрасно к ней относится. Однажды Мэй, желая уязвить Пола, сказала, что его отец лучше относится к Кэтлин, чем к родному сыну, но Пол не обиделся: раз отец любит Кэтлин, прекрасно!… Он встрепенулся и вспомнил о главном, что волновало его в данный момент: почему его тянет в эту церковь? Мистер Роджерс, его учитель в шестом классе, говаривал: «Если человек до двадцати лет не научится обуздывать свои мысли, то уже никогда не обуздает ни их, ни что-либо еще».

Он посмотрел на главный престол алтаря. Главный престол ему нравился. Возможно, из-за него и влекло Пола сюда. Когда-то, давным-давно, Кэтлин объяснила ему, что здесь священник ежедневно возвращает к жизни Христа. В тот раз он чуть животики не надорвал от смеха и еще долго ее дразнил, однако теперь, спустя годы, приобретя знания и изучив историю языка, в котором жили мифы и колдовство, он перестал смеяться. Ему только было непонятно, почему с накоплением знаний он принимал все ближе к сердцу идею ежедневного воскрешения. «Как олень стремится к источнику, так душа моя стремится к тебе». Эти слова, вычитанные некогда в молитвеннике Кэтлин, пришли сейчас ему на ум, и он ощутил беспокойство, словно его ранила их красота.

Кэтлин подняла голову, перекрестилась и улыбнулась Полу. Он встал со скамьи и последовал за ней. Подождав, пока она окунет пальцы в святую воду, перекрестится и преклонит колена, и при этом глядя на главный алтарь, он распахнул перед ней дверь и пропустил ее вперед.

– Как там холодно! – Она перепрыгнула сразу через две ступеньки и крикнула ему через плечо: – После церкви мне всегда так хорошо!

Он тоже в два прыжка оставил позади ступеньки и поровнялся с ней. Они набрали скорость и едва не сбили с ног отца Бейли.

– Никого не видим, да?

Священник поддержал Кэтлин и улыбнулся.

– Простите, святой отец!

– Валите стариков с ног, все вокруг ломаете!

Отец Бейли отряхнул свои брюки.

– Ломаем?! – со смехом переспросили они.

– Ничего смешного! – Он погрозил им пальцем. – Что вы устроили на корте? Сломали скамейку! Кто оторвал спинку от садовой скамейки?

– Святой отец! – Кэтлин прикрыла ладонью рот и посмотрела на Пола. – Мы расшалились и…

– Ничего себе шалости! – Он изобразил негодование. – Насколько я понимаю, там таких шалунов собралось человек десять. Каждый из вас теперь сдаст по два шиллинга на починку. Вам ясно?

Он оглядел обоих. Пол кивнул и ответил:

– Ясно. – Он не добавил «святой отец».

При взгляде на молодого человека выражение лица священника изменилось. Улыбка с него не исчезла, но появилась серьезность.

– Поздравляю, Пол! Оксфорд! Разве не чудесно? Стипендия в Оксфорде! Когда начинаете?

– Не сейчас, сэр. – Словечко «сэр» вылетело непроизвольно. – Сперва мне надо отслужить в армии.

– Когда вы прошли собеседование в Оксфорде?

– Еще до Рождества.

– Наверное, вы произвели на них очень хорошее впечатление, если вам решили дать стипендию.

– Где там! – Пол шутливо вытянул губы и с детской дурашливостью объяснил: – Просто мне повезло. Профессор английского, участвовавший в собеседовании, оказался специалистом по диалектам и, услыхав мой северный выговор, сказал: «Э-э, парень, тебя-то я и ищу! Всеми диалектами владею, кроме того, на котором говорят ваши углекопы. Тебя сам Господь прислал, парень!»

Все трое рассмеялись, оценив акцент. Отец Бейли смеялся очень весело, и у него, как всегда в таких случаях, выступили на глазах слезы.

– Ступайте с миром. – Он шутливо подтолкнул Пола, но тут же, утерев глаза, окликнул его: – Раз вы владеете языками, то наверняка переведете мне вот это… Как у вас с испанским?

– С испанским? Увы, никак. – Пол покачал головой.

Отец Бейли извлек из кармана бумажку и подал ее Полу со словами:

– Все равно взгляните, вдруг что-нибудь разберете.

На бумажке значилось следующее:

Si Sinor, Degrado, Forte Lorez Inaro.

Demainte Lorez Demis Trux,

Foolacoos Andens Andux.

Медленно повторив эту абракадабру, Пол молвил, подняв глаза на священника:

– Ничего не понимаю. Простите.

Священник укоризненно покачал головой.

– В таком случае, в Оксфорде вас не ждет ничего хорошего.

Отобрав у Пола бумажку, он стал тыкать в нее пальцем и декламировать заранее заготовленную детскую считалку, очень похожую по звучанию на этот текст. Пол и Кэтлин переглянулись и прыснули. Священник присоединился к ним и опять стал утирать слезы с глаз.

– Вот я вас и разоблачил! Один-ноль в мою пользу.

– Ну, и мошенник же вы, святой отец! – Кэтлин всплеснула руками.

– Погодите, сэр, я еще с вами расквитаюсь! – пообещал Пол.

– Сколько угодно, сколько угодно! – Священник припустился прочь, махая на прощание рукой. – До свидания!

– До свидания, святой отец! – крикнули Пол и Кэтлин в один голос.

Дальше они двигались наполовину шагом, наполовину бегом, повторяя друг другу дурацкую считалку, причем так громко, словно их разделяла целая миля.