– И давно он у тебя сволочью-собакой стал? Вроде всегда любила...

– А я и сейчас люблю. Так люблю, что за саму себя страшно. Но сейчас уже по-другому люблю... Сейчас я уже законные цветы терпения срываю, нюхаю, наслаждаюсь...

– Хм! Интересно... Цветы терпения, значит... Очень, очень интересно...

– Да что тут интересного-то, Лиз? Как будто сама не знаешь, как мы с Романовым жили... Не знаешь, какой он бабник, как со своей свободой носился, как жениться на мне не хотел, ребенка не хотел... Да другая бы и дня не выдержала с Романовым жить! А я, дура, влюбилась... Я ж еще девчонкой-соплюхой была, когда в него влюбилась! Соплюха соплюхой, а как-то сразу поняла – или Романов, или вообще никто никогда... Ну, вот крест у меня такой, а что делать? Потому и приходилось терпеть... Десять лет – все терпеть и терпеть...

– А не противно было, Светк? Терпеть-то?

– Противно, конечно. Так на то они и есть, цветы терпения, они обязаны когда-нибудь прорасти.

– И что, проросли?

– А как же! Теперь я вся в цветах, деваться от них некуда! Романов меня, можно сказать, на руках носит...

– И ты счастлива?

– А то! Конечно, счастлива, по самую макушку! И свадьбу наконец сыграли, и Степку в любви родили, и живем в любви... Цветы терпения, Лизонька, цветы терпения! Когда знаешь, ради чего терпишь, обязательно цветы прорастут!

– Не знаю, не знаю... Я бы не смогла, наверное. Да как это – жить с человеком, который тебя ни во что не ставит? Терпеть его измены, явное пренебрежение... Нет, я бы не смогла!

– Ну да, ну да... Вот так многие бабы цветы гордыни в букетик и собирают. Они ж яркими такими, роскошными поначалу кажутся! Правда, живут недолго, быстро подсыхают... А потом так и остаются сухим букетиком на всю оставшуюся жизнь. Можно поставить его в вазу, любоваться в одиночестве... Ах, какая я гордая, когда-то унизить себя не позволила! Тут, понимаешь ли, милая Лизонька, каждому свое... Я вот, например, цветы терпения выбрала. Мужики, они же как младенцы, им долго все вниз головой видится. Тем более если ты этого младенца любишь без ума...

– Да. Все ты хорошо говоришь, Светка. Правильно говоришь, не спорю. Но ведь не каждая женщина со своей гордостью совладать может!

– Конечно, не каждая. Всем с детства внушают: надо быть гордой, надо быть гордой, не позволять об себя ноги вытирать... А только это разные вещи, Лизк, – гордость и гордыня. Гордость – это для сильных и умных, а гордыня – для самолюбивых и слабых. Гордость – это тихая штука, о себе криком не кричит, а гордыня – та, наоборот, все норовит наружу выпятиться. Когда гордыня в любви присутствует, она ее на корню губит. Особенно гордыня женская. Говорю же тебе – мужики, они ж как младенцы, все наоборот видят! Ударь по этому «наоборот» гордыней, и все, и конец отношениям пришел! Вот скажи, ты своего Влада любишь?

– Да при чем тут Влад? И он вовсе не младенец, который все наоборот видит, как ты говоришь... Нет, он для такой аллегории не пример. Да, собственно, и повода у меня никакого... Нет, Светка, все равно твоя философия у меня в голове не укладывается. Тебе не кажется, что ты просто пыталась облагородить свое унижение, называя его терпением?

– Нет. Не кажется. Унижение – это когда не любишь. А когда любишь – это терпение.

– Да, опять же очень красиво и убедительно звучит... А главное – очень удобно...

– Ну, зачем ты так, Лиз?

– Прости, я не хотела тебя обидеть.

– Да я и не обижаюсь, еще чего! Только вот скажи мне... Если бы, к примеру, твой Владка загулял, ты что, его бы сразу из дома выгнала? Развелась? Горшок об горшок – и до свидания?

– Я... Я не знаю... Не знаю, честное слово...

– Вот то-то и оно, что не знаешь. Потому что любишь. Ведь любишь?

Не дав ей ответить, Светка выставила вперед указательный палец, вытянула шею, вслушиваясь в наступившую тишину, которую в следующую секунду вспорол требовательный Степкин призыв.

– Чего он так рано проснулся-то? – сорвалась она с места, убегая. – Ты посиди, Лиз, я сейчас...

Ох, как вовремя ты убежала, дорогая подруга. Вопрос-то твой врасплох застал...

Откинулась на спинку стула, опустила плечи, вздохнула, как самой показалось, с облегчением. Взгляд споткнулся о бокал с вином, и невольно потянулась, ухватила пальцами тонкую ножку. А ручонка-то дрожит, надо же... Нервничаешь, матушка, не нравится тебе этот разговор... И последний Светкин вопрос ой как тебя напугал...

Нет, а ведь и правда они с Владом никогда не говорили о любви. Старательно избегали этого слова, будто существовала между ними молчаливая договоренность. Собственно, поначалу их семейное строительство с некой договоренности и началось – попробуем, мол, поживем, а там посмотрим, что получится... И честно старались, чтоб получилось. Сходились на общем ложе со своими стараниями, демонстрировали друг другу чудеса нежности, заботливости и отсутствия какого бы то ни было эгоизма. Особенно Влад с «чудесами» старался, надо отдать ему должное. И она тоже не отставала, на лету подхватывая его старания, пытаясь доказать, как по-настоящему, по-женски их оценила...

А потом, со временем, то ли привыкли, то ли просто перестали стараться. Ушло неловкое ощущение старания, что-то большее появилось... Легкость какая-то, потребность в присутствии, в прикосновении, в объятии со смешком-шепотком на ухо, в утренней взаимной улыбке... Может, это и есть любовь? Может, она сама к ним пришла с благодарностью, а они не поняли, не заметили, как должное ее приняли, потому не пришло им голову словами ее обозначить? Да ведь и впрямь – как-то потребности не было... Даже когда Сонечкой забеременела, Влад просто обрадовался, как радуется всякий мужчина подобному известию от любимой жены. А тут еще и Ленка в их жизни образовалась, и забот прибавилось, и всякой бытовой беготни...

Да, есть у них любовь. Безусловно. И Влад ее любит, и она его. Просто у них... Как бы это сказать... Все от обратного пошло. У других любовь перетекает в привычку, а у них выработанная с годами привычка перетекла в любовь. А если уже перетекла, зачем ее лишний раз словами обозначать? И так все понятно, без слов...

Вздрогнула от дверного звонка, обернулась – Светка уже неслась из комнаты в прихожую со Степкой на руках, повизгивая радостно:

– А вот и папочка наш пришел, Степка! Сейчас, сейчас мы папочке дверку откроем...

Романов ввалился в прихожую большой, радостный, возбужденный, притянул к себе Светку за загривок, и снова она взвизгнула, кокетливо из-под его руки выворачиваясь:

– Ой, какой ты холодный, Романов! Сначала руки согрей, а потом уже лезь обниматься! Иди вон лучше на кухню, с Лизой поздоровайся...

– О, так у нас гости? – заглянул улыбающийся Романов на кухню, стаскивая с себя дубленку. – Привет, привет, давно не виделись...

– Здравствуй, Романов. Вот, к подружке на огонек заскочила.

– И правильно сделала, что заскочила! А каков у меня сын, видела? Заметила, как на меня похож?

– Да не успела еще... Я пришла, он спал.

– Светка! Светка, иди сюда! И Степку тащи! – радостно крикнул он в комнату, придвигая себе стул и одновременно пытаясь разглядеть этикетку на бутылке вина. – Чем это вы тут балуетесь? Сухое французское, чисто дамское?

– А вот и мы! – нарисовалась в дверях кухни Светка с малышом на руках. – Вот какие красавцы писаные, покормленные, выспавшиеся! И в новом костюмчике!

Костюмчик на Степке и впрямь был презабавнейший – белый комбинезон с капюшоном, а на капюшоне заячьи ушки лихо торчат в стороны. Лиза так и покатилась умильно со смеху, прижав руки к щекам:

– Ой, какой хорошенький...

– Ну, и зачем ты из моего сына зайца сделала? – строго-шутливо прогрохотал Романов, старательно грея-разминая ладони. – Он у меня не заяц, он мужик! Да, Степан?

Малыш беспокойно завертел головой, радостно откликаясь на звук отцовского голоса, затрепетал тельцем в Светкиных руках. Лиза интуитивно потянула к нему руки:

– Дай подержу маленько... Ой, прелесть какая... Тяжеленький...

– Да, мы большие будем, в папу! – торжественно объявила Светка, отступая на шаг и не отрывая взгляда от сына. – Осторожно, за спинку придерживай.

– Ладно, не учи... Знаю, не забыла еще...

Тут же маленькая Степкина ручонка, каким-то образом изловчившись, цапнула ее за очки, ухватилась довольно крепко и размахнулась вместе с ними в сторону – подскочившая Светка едва успела поймать их на лету:

– Оп-па... Да, тетька Лизка, вот такие мы проказники, а ты не зевай, иначе без очков останешься! Сейчас еще и написаем на тебя от полноты души, хочешь? – И, обращаясь уже к Романову, спросила строго: – Ты руки мыл или нет? Чего ты к ребенку тянешься?

– Мыл! – выставил Романов перед ее лицом огромные ладони. – И мыл, и грел, и все как надо! Ну, отдайте же мне сына, девки, страсть как соскучился...

Встав перед Лизой, он осторожно потянул у нее из рук ребенка, приборматывая что-то свое, смешно сюсюкающее. Приложился губами к щечке, к нежному темечку, не забыв обласкать торопливым поцелуем и Светку. Так и толклась у нее перед глазами эта троица, связанная нежным взаимным трепетом, хлопала крылышками за спиной – гуль-гуль-гуль...

Она вдруг почувствовала себя лишней в этом пространстве, как заплатка на ярком кафтане. Показалось – уйди она сейчас, они и не заметят...

– Ладно, ребята, пойду я. У меня еще дел полно, – решительно встала со стула, оправляя юбку.

– Да погоди, Лиз... Мы же не договорили! – вынырнула из своего трепетного скафандра Светка, с досадой разведя руки в стороны. Впрочем, не с такой уж и сильной досадой, скорее с вежливостью.

– Да успеем еще... поговорим. В другой раз. Романов, пока!

– Пока, пока... Владу привет передавай. Как он там, кстати?

– Да нормально все.

– Ну и ладно. Приходите как-нибудь, посидим...

– Придем, конечно. Или вы к нам.

– Ага...

В прихожей Светка вдруг глянула на нее пристально, спросила в лоб:

– Лиз, а у тебя точно все в порядке? Какая-то нынче ты невеселая...

– Да нет, все хорошо!

– Правда? А то мне показалось...

– Правда, правда. Просто у тебя самой личное счастье через край плещется, вот тебе и кажется, в сравнении с другим... Я очень рада за тебя, Свет!

– Спасибо... Я и сама за себя рада. Ну, ты заходи!

– Зайду, конечно! Пока!

– Пока, Лиз...

* * *

– Теть Лиза, а папа не звонил?

Ленка основательно пристроилась на кухонном диванчике, за обе щеки уплетая свой поздний ужин. Лиза вздрогнула, глянула на нее чуть испуганно, улыбнулась – вопрос, конечно, хороший ты задала, девочка. Будто мысли мои тревожные прочитала...

– Нет, Ленусь, не звонил. Там, на даче в Коптяках, сотовой связи нет, надо на пару километров отъехать, тогда, может, мобильник сигнал возьмет...

– Ну, так и отъехал бы! Что ему, трудно? Мы ж волнуемся!

– Ну, может, некогда ему... Какие-то там полки бабушка просила сделать. В погребе, что ли.

– А что, это так долго – полки в погребе делать?

– Не знаю, Лен... Наверное, завтра утром появится. Или позвонит...

– Все-таки странно, теть Лиз. Раньше всегда звонил, когда задерживался. Может, случилось чего?

– Да ничего не случилось, не волнуйся. Посуду помоешь, ладно? Я спать пойду.

– Ага, идите. А то у вас и правда лицо уставшее. И мы с Максом тоже хороши – гуляем целыми днями, а вы тут одна с Сонечкой, целый день у плиты... Хотите, я завтра обед приготовлю? Хотя нет... Завтра же мы с утра на каток собрались...

– Да ничего страшного, Лен, отдыхай на здоровье. И вообще... Я не устала. Подумаешь, обычные женские дела. Спокойной ночи, Лен.

– Спокойной ночи, теть Лиз...

Телефон зазвонил, как только вошла в спальню. Увидела долгожданное имя на дисплее – наконец-то! Вспомнил, что у него семья есть, отъехал-таки на пару километров!

– Ну, как вы там? Все в порядке?

– Да, все как обычно, Влад...

– Лена приехала?

– Приехала, третьего дня еще. А ты когда появишься? Ты же говорил – на три дня...

– Не знаю, Лиза. Мама просила еще доски на чердаке разобрать, ворчит, что летом не успел.

– Да, я понимаю. Конечно, Влад... Доски и все такое... Но мне на работу надо пораньше выйти, у меня отчет, ты же знаешь!

– Ну, пусть Анна Сергеевна с Сонечкой посидит... До конца каникул всего три дня осталось!

– Да она-то посидит, просто неудобно ее на целый день напрягать...

– А ребята что, не могут?

– Не знаю. Могут, наверное. Ладно, делай свои полки, разбирай чердак, мы уж тут как-нибудь сами справимся! – проговорила сердито, сама испугавшись ноток явного раздражения в голосе.

– Лиз, ну что ты сердишься?

– Нет, вовсе не сержусь...

– Ну, хорошо, я завтра к вечеру приеду... Брошу все и приеду. Договорились? Ты только не сердись! Успеешь, сделаешь свой отчет! А с утра с Сонечкой пусть Анна Сергеевна останется, или Ленку с Максом озадачь. В конце концов, совесть иметь надо! Здоровые лбы, сели к отцу с матерью на шею, запрягли и поехали...