Грегор нравился Светлане. Да, он был несколько наивен, чересчур, по ее мнению, романтичен и, мягко говоря, недальновиден… и все же в нем чувствовалась некая сила. Несмотря на кажущуюся мягкость, он не позволит крутить собою. Заставить Грегора отступиться от собственных принципов было бы чрезвычайно сложно - в чем Светлана только что убедилась - а значит, ради своих убеждений, ради близких, ради женщины, которую любит, он пойдет на все. Вымирающий вид мужчин.

О том, что сестра с ее несносным характером вполне способна отравить жизнь такому как Грегор, она старалась не думать. Всеми силами гнала эти мысли и твердила себе, что Надюша просто еще очень юна. Да, семнадцать лет это вполне брачный возраст, иные Надины ровесницы уже вполне самостоятельны, а некоторые, особенно ушлые, и мужчинами крутят как угодно - уж кому как не Светлане об этом знать. Но Надя не такая. Она еще совсем ребенок и едва ли осознает, как глупо ведет себя и сколько боли причиняет тем, кто ее любит. Но она изменится - непременно!

Лишь бы сейчас не наворотила бед.

Судорожный всхлип, прозвучавший совсем рядом, за ее спиной, разбил тишину и заставил Светлану резко обернуться. Никого. И сразу волною накатил страх, будто кто-то невидимый опалил ледяным дыханием спину меж лопаток. Неужто снова это пришло?…

Несколько мучительных секунд Светлана шептала слова молитвы и - она сама не смела поверить, но на этот раз помогло. Страх отступал. Ей не померещилось - кто-то действительно плакал совсем рядом, видимо в кухне. Обогнув обеденный стол, Светлана скорее пересекла залу и приоткрыла дверь.

Там, на каменном полу в узком коридорчике и кромешной тьме, сидела Надя. Неприбранная, в ночной рубашке, она закусила костяшку пальца, пытаясь тем самым заглушить свои рыдания.

- Надюша, Наденька… что случилось?

Завидев Светлану, та метнулась в сторону - но была слишком слаба, чтобы сопротивляться, потому покорно повисла на руках сестры и уткнулась лицом в ее грудь.

- Я слышала все… - губы Нади дрожали, и разобрать слова удавалось с трудом. - Бог накажет тебя, Светлана. Ты сама не ведаешь, какому ужасному человеку только что отдала меня.

Она слышала… Светлана лишь устало вздохнула по этому поводу, готовая к новому потоку обвинений, но уже не боялась его. Право, разве могла ее сестра сказать что-то новое?

«Как же я устала от тебя, моя маленькая несносная сестрица… - думала Светлана, перебирая пальцами Надины неубранные волосы. - Как бы я хотела сбежать куда-нибудь - к вящей твой радости».

- Не говори глупостей, Надюша, - сказала она вслух, - принуждать тебя никто не станет. Но ты должна хотя бы выслушать объяснение Грегора.

Сестра согласилась:

- Да, его слова я тоже слышала. Это делает честь моему будущему мужу - его хоть сколько-нибудь интересует мое мнение. Но ты, моя родная сестра… - Надя отняла лицо от Светланиной груди, и та увидела, что, несмотря на размеренный голос Нади, из глаз градом катятся слезы. - Как ты могла? Был бы жив папенька, он никогда не допустил бы подобного.

- Отцу понравился бы Грегор, я уверена.

- Не понравился бы, - упрямо возразила Надя. - Папенька бы сразу разглядел, что за человек этот Рейнер.

Она, кажется, даже не злилась теперь на Светлану, а лишь сокрушалась о своей судьбе. Но от этого было еще горше: Надя всерьез полагает, что Светлана все делает ей во вред? Кем же она считает ее, должно быть… Дьяволом во плоти? Похоже, именно так. И Светлана понятия не имела, что сделать, чтобы переубедить сестру.

- Пойми, Надюша, - в очередной раз попыталась достучаться она, - скоро наша жизнь переменится. Все, чего я хочу, так это чтобы рядом с тобою был человек, который позаботился о тебе.

Но Надя не желала ее слышать:

- Когда скончался батюшка, наше положение было еще хуже. Мы тоже были опозорены… чего только не говорили о нас соседи! К тому же и денег не было совсем: я помню, как приходила квартирная хозяйка, как требовала собирать вещи и съезжать немедля, если матушка сию минуту не заплатит. Так сейчас хотя бы нас из дому не выгоняют.

- Ты не можешь этого помнить… - Светлана внимательно, с долей недоверия, глядела на сестру и чувствовала, что ее сердце только что пропустило удар. - Ты была совсем ребенком тогда, ты не можешь помнить. Верно, тебе рассказал кто-то, да? - догадалась она.

- Кто же мог мне рассказать подобное? - ответила вопросом Надя. И голос ее теперь не дрожал, Надя четко и осмысленно произносила каждое слово. - Маменька? Или, быть может, сама хозяйка? Я была ребенком, Светлана, но не глухим и не слепым ребенком, как, наверное, вы с мамой думали. Я все помню. И помню, как к нам ходил этот… с маслеными губами и блестящей лысиной. Порфирий Игнатьевич. Как уговаривал маменьку отдать тебя за него и обещал, что решит за это все наши проблемы. Но мама тебя пожелала… а ты меня - нет.

Но Светлана не слышала ее последних слов. Все мысли были о том, что Надя, наверное, лжет. Специально пугает ее. Потому что она не может этого помнить, не может.

- Надюша… - Светлана обнаружила, что голос внезапно сел, и ей пришлось кашлянуть, - вчера, на озере… когда ты сказала, что никогда не простишь меня - ты ведь имела в виду Леона, верно?

Надя ответила не сразу. Сперва ее губы искривились в усмешке - холодной и неискренней. Злой. И взгляд Нади не был сейчас похож на взгляд ребенка - это были глаза взрослой измученной женщины. На мгновение Светлане показалось, что она смотрится в зеркало.

- Я все помню, Светлана, - наконец, сказала она. - И про тебя, и про папеньку, и про маму. Не прощу вам этого никогда.


***

Воздух в темном коридорчике возле кухни готов был, кажется, воспламениться в любую секунду, стоит Наде произнести еще хотя бы слово. Но из-за двери вдруг появилась Алена, замешкалась, гадая, наверное, что обе хозяйки делают в здесь, в темноте, но вопроса так и не задала, сказав лишь:

- Там барыня Гриневская приехали, в гостиной ждут.

«Проходной двор, а не дом - ни минуты покоя… Черт знает что!» - взорвалась вдруг Светлана, но тотчас одернула себя, вспомнив. Она ведь сама разослала записки с приглашениями на обед.

И, потом, уж кто-то, а Алина никогда не приносила дурных вестей. Напротив, подруга столько сделала, что Светлане вовек ее не отблагодарить.

И все же она предпочла бы сейчас побыть одной. Ей хотелось подумать, осмыслить сказанное Надей, и делиться этим она ни с кем не собиралась, даже с Алиной.

Однако, услышав бой часов, Светлана поняла, что для обеда еще рано, и, потом, Сержа, судя по словам горничной, с нею нет… Неужто случилось что-то? Светлана ускорила шаг, готовая уже ко всему.

Нет, Алина не металась из угла в угол по гостиной, не теребила перчатки, и, разумеется, не плакала. Однако по тому, как напряженно выравнивала она канделябр на каминной полке - точно по центру - Светлана лишь уверилось в своих подозрениях.

- Ты одна, без Сержа и девочек… - не на шутку разволновавшись, спросила Светлана. - Что-то случилось?

И, лишь сказав, опомнилась. Боже, она ведь едва не застрелила отца этих девочек - разумеется, Алина не допустит, чтобы ее дочери впредь посещали этот дом.

- Сержа увезли в полицию, - ответила, наконец, Алина самым будничным тоном. Она по-прежнему стола лицом к камину. - Этот следователь, Девятов, сказал, что из револьвера, который они забрали у нас, были убиты твой муж и Леонид Боровской. Он считает, что это сделал Серж, раз револьвер нашли у него.

Она продолжала выравнивать канделябр, словно не было занятия важнее. Потом провела пальцем по каминной полке, проверяя наличие пыли и, хотя перчатка не испачкалась, судя по всему, осталась недовольна.

Светлана же, не смея заговорить, стояла за ее спиной. Она не знала, что уместно сказать. Извиниться? Посочувствовать?

- Я… я не думала, что они способны определить, тот ли это револьвер, - выдавила она. - И не думала, что арестуют Сержа - ведь очевидно же, что он не имеет к этому отношения…

- Замолчи, прошу тебя! - Алина повысила голос на полтона и чуть повернула голову. - Ты никогда не думаешь о последствиях! Для тебя имеют значение лишь сиюминутные удовольствия! Ты… ты эгоистка, Светлана! Зачем ты это сделала, можешь объяснить? Ты что, пьяна была или приняла что-то?

Светлана почувствовала болезненный укол при мысли, что ее лучшая подруга предполагает подобное. Впрочем… тактом Алина никогда не отличалась и частенько озвучивала то, о чем думали, шептались, но не смели сказать вслух другие.

Наверное, и прислуга, и прочие соседи думают так же. Что ж, возможно и лучше, если они не догадываются о правде.

- Можно и так сказать, - ответила Светлана, ниже наклоняя голову, будто желая скрыться от Алининого беспощадного взгляда.

- Господи, знала бы ты, как я зла сейчас на тебя!

Должно быть, Алина и правда очень злилась, хотя выразилось это лишь в том, что она сжала губы в тонкую бесцветную полоску.

- Прости… Я не должна была позволять тебе увозить револьвер из моего дома. Но уверена, Сержа отпустят уже к вечеру: он расскажет им правду, и его обязательно отпустят…

- А если он не расскажет им правду? - холодно перебила Алина.

Светлана могла лишь догадываться, как клянет ее про себя лучшая подруга. Да и считает ли еще Алина ее своей подругой - после всего? Напиши она признание сразу, Сержа не забрали бы, Алина не ненавидела бы ее, а над Светланиными близкими не висела бы сейчас смертельная угроза…

Она не сомневалась больше. Дожить бы до завтрашнего дня - похоронить Павла и сделать свои распоряжения его поверенному, а после она подпишет все, что хочет Кошкин. Светлана не знала, что будет с нею дальше: Сибирь, больница для душевнобольных или просто монастырь, но была уверена, что так будет лучше для всех. Возможно, и для нее самой.

- Послушай, дорогая… - голос подруги звучал все так же холодно и свысока. Алина прежде никогда с нею так не разговаривала. - Ты должна понимать, что самое главное для меня это мои девочки. Я не знаю, что взбредет в голову Сержу, но я никогда не допущу, чтобы на их отца пала хоть малейшая тень! Тем более, что обе мы знаем: кто-кто, а он не имеет к этому никакого отношения. Я надеюсь, что ты понимаешь меня?

Светлана торопливо согласилась:

- Понимаю. Мне нужно встретиться с поверенным Павла, распорядиться о некоторых вещах, а после… после я во всем признаюсь, обещаю тебе.

- Хорошо. И я надеюсь, что все же ты понимаешь меня правильно - я прошу тебя только ради своих девочек. Ты сама была матерью, ты должна меня понять!

- Да-да, я понимаю.

Светлана вкрадчиво кивнула. Она испугалась, что если Алина начнет говорить о Ванечке, если станет вызвать и к ее материнским чувствам… она просто не вынесет. Внезапно ей очень захотелось, чтобы Алина ушла. Безразлично, что она о ней подумает: пускай обвиняет, клянет - что угодно, лишь бы оставила ее, наконец.

Но та, добившись, чего хотела, почему-то не спешила уходить. Она вдруг сузила глаза и недоверчиво, с совсем уж неуместной строгостью спросила:

- Ты что же, совсем ничего не помнишь из той ночи?

- Почти ничего. Да и то, что помню, скорее всего, вообразила себе.

Алина как будто раздумывала еще какое-то время, стоит ли верить - но, кажется, поверила. Кивнула задумчиво и только потом несколько смягчилась.

Расстались они сдержанно, словно чужие, едва знакомые люди.

Глава XX

К вечеру, как и день назад, резко похолодало. Домашние, было, уж решили, что снова начнется ливень, но обошлось. В доме настежь раскрыли окна, намереваясь выстудить раскаленные комнаты на ночь, и по залам гуляли теперь, легко касаясь занавесок, струи сквозняка.

Светлане бы радоваться, потому как вечерняя свежесть немного уняла ее головную боль, мучавшую весь этот душный августовский день и не позволявшую связанно мыслить. Ей и впрямь стало немного легче. Однако вместе с прохладой на Горки торопилась опуститься ночь - а наступления ее Светлана боялась, словно кары небесной. Не могла найти места и еще более изводила себя, отыскивая плохие знамения в самых обыкновенных вещах.

На завтра были назначены отпевание и погребение Павла.

«Не пережить мне этой ночи спокойно, ох, не пережить…» - твердила она себе.

Ужинать не хотелось, но Светлана, лишь бы не быть одной, заставила себя одеться - изящно настолько, насколько позволил траур. Собрала в строгую прическу волосы, дополнила наряд жемчужными серьгами и решилась выйти к столу.