– Да, своеобразный. Мои планы на будущее не изменились.

Не должны измениться. Обширным владениям в Шотландии нужны наследники. Больше всего на свете его отец любил свою жену и свою землю. Патрик мечтал сохранить шотландские поместья в целости.

– Но если бы ты полюбил по-настоящему…

– Нет.

Рейф не стал спорить. Бесполезно.

– Что ж, пока что Джордана с тобой.

– Да, пока что…, пока я не смогу выбросить ее из головы, – бросил в ответ Патрик, положив конец разговору. – Полагаю, ты пришел по делу?

– Я получил информацию, которую ты просил, – о финансовом положении Джорданы, и в частности о ее фирме "Полет".

– Ну и?…

Рейф взглянул в свои записи.

– Частная компания. Весь капитал поделен между Джорданой и Рэнди, часть отписана Кэсси. Окупается, но не приносит дохода. Заработанные средства возвращаются туда же.

– Возможности?

– Хорошие. – Рейф сунул записи в карман. – Если бы кто-то захотел их развить. Но все компаньоны, похоже, довольствуются настоящим положением дел.

– Фирма не представляет для Джорданы финансовой угрозы?

– Совсем наоборот. Даже если она вложит туда все заработанные съемками средства, все равно угрозы не будет. Генри Даниэль обеспечил своей бедной девочке более чем спокойную жизнь. Старой курице, из-за которой ты так нервничал, повезло куда меньше.

Патрик был удивлен.

– Что ты имеешь в виду?

– Джон Даниэль обошел в завещании жену, оставив все своему сыну, Генри, а сын оставил все состояние своей дочери, Джордане.

– Так, значит, Эмма Даниэль существует только за счет щедрости внучки. Слава богу, Джордана находится вне пределов досягаемости более чем сомнительного милосердия Эммы. А старая ведьма не заграбастает Джорданины денежки?

– Ни-ни. Она уже пыталась. Не сработало.

– Вот в этом-то я и хотел убедиться. Спасибо.

– Все это факты общеизвестные в определенной среде. Фокус в том, чтобы туда пробраться. Все в порядке. Джордана в полной безопасности. – Он швырнул на стол пачку бумаг. – Отчет об издательском доме Бриггса. Выглядит многообещающе.

Патрик пролистал документы.

– Здорово мы сработали в тот день, когда добились этого.

В тот день, когда он впервые увидел Джордану.

– Лондонская сделка – не хуже, – заметил Рейф. – Если только мы ее протолкнем.

– Протолкнем непременно. – Патрик взглянул на часы. – Через час улетаю в Лондон.

– И когда вернешься?

– К концу недели.

– Надеешься управиться за три дня?

– Сделаю главное, а остальное можно завершить отсюда по телефону.

– А здесь ты сколько пробудешь, Патрик? Ты же собирался наведаться в Шотландию.

– Шотландия может подождать.

– Шотландия может подождать? С каких это пор?

– С тех пор, как появилась Джордана.

– Понятно.

– И что же тебе понятно?

– Что, несмотря на все твои запирательства, на сей раз ты влюбился по-настоящему.

– Просто разные подходы к разным женщинам, Рейф. Тебе это известно не хуже, чем мне. Бриллианты для таких, как Маив. Цветы – для Джорданы. Нюансы. Вот и вся разница.

– Сомневаюсь, что она примет твои нюансы. Скорее даже уверен, что нет. – - Ты ошибаешься. Джордана сама мне сказала, что в темноте она ни чем не отличается от других женщин. Она хочет быть как все.

– А ты – ты этого хочешь, Патрик?

– А почему бы и нет?

– Потому что тебя "как все" не устраивает.

Патрик поднялся и взял в руку дипломат.

– Мне пора, а то опоздаю на самолет. – Прошагал через всю комнату и остановился у двери. – Повторяю, друг мой, собственные слова Джорданы: все женщины в темноте одинаковы.

– Тебе здорово удается роль негодяя.

– Кто сказал, что это роль? – Насмешливо отсалютовав, он шагнул за порог.

– Мистер Куртни? – Совсем молоденький клерк боязливо замер у самой двери, озадаченный не на шутку. – На третьей линии мистер Осаки.

– Осака, Ричард, – машинально поправил Рейф.

– Да, сэр. Он очень волнуется из-за сада и недельного срока. Хочет поговорить с мистером Маккэлемом по поводу каких-то "шестичасников".

– "Четырехчасничков", – снова поправил Рейф, на сей раз с ухмылкой.

От облегчения лицо Ричарда просветлело.

– Значит, вам известно, что это за штука? Я не схожу с ума?

– Мне известно, что это за штука, и с ума сходишь вовсе не ты. – Рейф, продолжая ухмыляться, громко фыркнул. – Я поговорю с мистером Осакой. – Он снял трубку телефона на столе Патрика. – Мистер Осака.

Рейф Куртни, заместитель Маккэлема. Пока Патрик в Лондоне, заниматься этим делом буду я.

Прислушиваясь к протестам мистера Осаки в трубке, он взмахом руки отослал сгорающего от любопытства клерка.

– Мне известно, как они выглядят. Никакой ошибки нет.

Пауза, попытка вернуть самообладание.

– Уверяю вас, мистер Маккэлем хочет именно их, он всегда знает точно, чего хочет.

Еще пауза, подольше, во время которой на него вылился поток полных яда японских фраз.

– Знаете, как говорят, мистер Осака: "На вкус и цвет товарищей нет".

Рейф опять подождал, устроившись прямо на столе и вытянув перед собой длинные ноги.

– К сорнякам это не относится? – Он едва сдерживал смех. – Что ж, возможно, у нас тоже не все их обожают. Все равно, я бы посоветовал вам на этот раз пойти против здравого смысла и посадить "четырехчаснички".

С преувеличенной осторожностью опустив трубку на рычаг, Рейф развалился в кресле и закинул ноги на стол.

– И ты, дружок, уверяешь, что все женщины в темноте одинаковы?

И сложился пополам от хохота.

– Стой спокойно. – Рэнди ловко орудовала целой пригоршней булавок. – Нет, клянусь, Джордана, когда ты нервничаешь, то вертишься не меньше Кэсси.

– Мне нужно надеть именно это платье, Рэнди, Патрику оно нравится. Задержаться в Лондоне на целых две недели! – Сияющее лицо Джорданы омрачила морщинка. – Оно хорошо выглядит?

– Оно выглядит бесподобно, но Патрик был бы в восторге и от мешка, лишь бы он висел на тебе. Поражаюсь, что оно тебе еще впору. Ты даже есть толком перестала из-за проклятого телефона, который трезвонил чуть ли не круглые сутки.

Рэнди разгладила складку на поясе синего платья, и Джордана стиснула ее ладонь.

– Поедем со мной. Кэсси полетает на вертолете, а потом, в Атланте, вы с ней пройдетесь по магазинам.

– Ну-ну, Патрик, разумеется, будет очень рад дополнительному багажу, верно? – Рэнди тепло обняла Джордану. – Дрожишь от страха?

– Может, он передумал.

– Не надейся. – Сделав шаг назад, она поправила локон, который выбился из-под гребешков в волосах Джорданы. – Тебе не о чем волноваться. Во всяком случае, пока ты осторожна. – Она коснулась самой неприятной для Джорданы темы:

– Таблетки взяла?

– Взяла.

– Не забываешь принимать?

– Нет. – Щеки Джорданы зарделись. – Это все звучит так расчетливо. Так отвратительно. Рэнди, во что я превращаюсь? Никогда не думала, что докачусь до этого. Любовница!

– Оставь подобные разговоры! – фыркнула Рэнди. Не уподобляйся своей бабушке – та непременно стала бы укорять тебя за ухваченный кусочек счастья. Этому миру хватит и одной Эммы Даниэль. Любовница – это женщина на содержании. Не твой случай. Все мы делаем в жизни выбор. И живем потом с этим выбором и его последствиями.

– Я понимаю, что ты права, Рэнди. Внутри меня все твердит о твоей правоте, но все равно я чувствую себя…

– Прекрати. Ты очаровательная, темпераментная женщина, Джордана Даниэль, и любишь темпераментного мужчину. Вот и все.

– Я действительно люблю его.

Это ясно всем – достаточно взглянуть на ее лицо.

Всем, кроме Патрика Маккэлема, который видит лишь то, что хочет видеть. На какой-то миг Рэнди обуяли сомнения. Она поставила на Патрика. Сейчас она боялась, что сердце Джорданы – слишком дорогая ставка. Легкий шум на горизонте превратился в отрывистый рев.

Она взяла ледяную руку Джорданы и повела ее на лужайку, стараясь не замечать, что краска постепенно покидает ее щеки. Кому придется больше всего жалеть о череде событий, последующих за этим днем?

Вертолет приземлился, и Рейф уже пересекал лужайку, направляясь к Джордане. Они подоспеют в самое время: когда их вертолет долетит до Атланты, Патрик уже приземлится.

Стоило вертолету коснуться площадки аэродрома, как Патрик оказался рядом. Обхватив Джордану руками, он вырвал ее из кабины с восторженным мальчишеским хохотом. Когда мотор затих и улеглись воздушные вихри, поставил ее на ноги, но только затем, чтобы снова заключить в объятия.

Нежный поцелуй словно говорил ей, что у страсти множество лиц. Его губы казались шепотом на ее губах, увлекали в паутину глубокого, тихого, убаюкивающего желания.

Патрик был человеком контрастов – то пылким, то сдержанным. Жарким пламенем и леденящим холодом. Темные силы его вожделения грабительски разоряли все тайны ее тела. Но этот поцелуй, обещавший нежность, пробуждал чувства, способные уцелеть даже в пламени. Даже в леденящем холоде.

Сомнения падали как оковы. Сдаваясь, кроткое сердце переступало черту последнего сопротивления, согласное на все, что подарит любовь.

– Джордана, я… – Чья-то ладонь хлопнула его по плечу, и он рывком развернулся с перекошенным от гнева лицом. – Какого черта?!

– Патрик! – Рейф, тщетно пытавшийся согнать ухмылку со своего лица, наконец преуспел и ткнул пальцем в готовый к вылету вертолет:

– Ныряй.

Синие глаза встретились с зелеными. Гнев растаял. Патрик с силой выдохнул. Ресницы его нехотя опустились, потом снова взлетели. Губы дрогнули в кривой улыбке.

– Слишком поздно. Мы останемся в городе.

– Понятно.

Их ладони сошлись в рукопожатии. Креол и шотландец, они понимали друг друга без слов.

Взревел мотор, поднимая клубы пыли. Движением таким же естественным, как дыхание, Патрик закрыл Джордану своим телом, забыв даже обругать летчика.

– Идиот! – выдал за него Рейф. – Ну, я ему покажу! – Сверкнув напоследок улыбкой в сторону Патрика и пробормотав: "Удачи", он поспешил к вертолету, на ходу кляня пилота.

Патрик, словно подстегнутый порывом ветра от улетающего вертолета, снова принялся целовать Джордану. Прижав к себе, пробормотал ей в волосы:

– Я скучал по тебе. Ты тоже, судя по твоему поцелую, но, если это не так, лучше не признавайся.

– Я скучала, Патрик. – Щека ее прижалась к его груди, где звучал размеренный стук якоря ее спасения. Она пришла, как он пожелал – и куда он пожелал.

В какофонии звуков голоса смешивались с пронзительным визгом моторов и терялись в гулкой вибрации, сотрясавшей небо. Бензиновый смрад тяжелым маслянистым дымом вползал в легкие Все чужое.

Кроме Патрика. Без него она совсем пропала бы. – Я скучала по тебе куда сильнее, чем можно судить по поцелую.

– Правда? – В его голосе послышалась нежная хрипотца. – Так сильно? – Он чувствовал себя польщенным – пока не увидел ее лицо и то отчаянное замешательство, которое она пыталась скрыть. Он приложил ладонь к ее щеке. От духоты летнего дня ее влажная кожа матово блестела. Из тяжелого пучка на затылке выбились золотистые пряди. На подоле платья темнела полоска пыли. Джордана казалась пылающей и в то же время мертвенно-бледной.

Патрик закрыл глаза и прислушался к хаосу вокруг. В безумном рабочем ритме аэродрома он услышал рев моторов, вдохнул зловонный запах топлива.

Невидимые, они увеличивались в сотни раз. Для впечатлительного ума они могли превратиться в вопли духа смерти, в смрад преисподней. Тем более для нее, внезапно очутившейся посреди враждебного мира, все это означало смятение, ужас перед неверным шагом, потерю уверенности в себе и даже самоуважения.

Вот она, зыбкость ее хрупкой жизни, вызвавшая наружу глубоко спрятанный страх.

Он привлек ее к себе, обнял, спрятал в своих сильных объятиях, осознав наконец то стремление к уходу от жизни, которого так боялась Рэнди.

– Радость моя, прости.

Он хватал и тащил ее за собой как багаж, заботясь лишь о собственных эгоистичных желаниях. Ни разу не подумав, что эта стремительная, жестокая жизнь потребует, непременно потребует от нее платы – огромного напряжения всех сил.

– Аэродром – не место для…, вообще ни для чего. Он поцеловал волосы на макушке, с наслаждением наполнив легкие не пылью и смрадом, а нежным цветочным ароматом, и прошептал:

– Позволь глупцу отвезти тебя домой.

Джордана шла рядом с ним под палящим солнцем по выжженной земле. На самом краю взлетного поля, где кончались бетон и сталь, повеяло густым, щедрым запахом свежескошенной травы и донесся щебет колибри. Где-то далеко громыхнула гроза – отчетливым, естественным звуком.

Начинал накрапывать легкий дождик, когда Патрик остановил машину у величественного старого особняка Даниэлей. Небольшие облачка маячили на горизонте. Дождинки, сопровождавшие их, пока они рука об руку шли от машины к дому, были пронизаны солнцем.