Сьюзен Льюис - Слезы счастья

Прошло много времени — час, а то и больше, — прежде чем Розалинд осознала, что сидит на полу в гостиной не одна. Рядом, положив голову ей на колени, лежала Люси, а чуть в стороне, но не слишком далеко, как маленький ангел-хранитель, сидел и молча смотрел в пустоту Лоуренс.

Лиза вздрогнула и проснулась. Сердце громко стучало, кожу заливал пот. Она точно не знала, что ее встревожило. Возможно, шум снаружи или дурной сон. Она бросила взгляд на часы: двадцать минут третьего, а Дэвид до сих пор не лег спать.

Когда он наконец приехал домой этим вечером, у него был такой изможденный вид, что она просто налила ему выпить и тихо сидела рядом, понимая, что он еще не в состоянии говорить, и даже будучи готова уйти, если он попросит. Однако ее присутствие если и не радовало Дэвида, то, по крайней мере, не отягощало его так, как это иногда бывало. В какой-то момент он даже взял ее за руку.

Лиза молчала о том, как волновалась, пока его не было. Дэвиду не станет легче, если он об этом услышит, а ей незачем заново все переживать. Не спрашивала она и о том, что происходило у Розалинд. Дэвид сказал, что поедет к дочери прямо с поезда, но она не ожидала, что он пробудет там так долго и вернется таким обессиленным. Лиза по-прежнему не знала, что сказал ему Джерри, когда они встречались, хотя было ясно, что к Розалинд он не вернется. Лишняя нагрузка, которая ложилась теперь на Дэвида, уже сказывалась и серьезно беспокоила Лизу. Более неудачного момента даже нарочно придумать было нельзя. И, поскольку Дэвид вряд ли рассказал Розалинд о тестах, которые проходил, она не начнет понимать, насколько усложняет ему жизнь.

«Сказать ей или не сказать?» — спрашивала себя Лиза. Сделать это означает вмешаться не в свое дело. С другой стороны, кто, как не жена, имеет полное право на такой шаг? Весьма вероятно, что Розалинд еще больше ополчится против нее и даже найдет способ повесить на нее всю вину, а от этого никому легче не станет. Дэвид тоже не обрадуется, если узнает, что она разговаривала с его дочерью у него за спиной. Поэтому Лиза подумала, что лучше дождаться результатов, а потом позволить Дэвиду решить, как быть дальше. Оставалось только молиться, чтобы ожидание не затянулось на три месяца, потому что иначе страшно было представить, до какого состояния он дойдет к тому времени.

Когда Дэвид и к трем не вернулся в постель, Лиза решила спуститься вниз, надеясь, что не разозлит его навязчивой заботой. Ей необходимо было убедиться, что с ним все в порядке и он по-прежнему дома, а не бродит где-нибудь в потемках.

Когда она спустилась на первый этаж, кругом было тихо и только серебристая лунная дорожка указывала ей путь. На кухне и в гостиной никого не было, но под дверью кабинета Дэвида виднелась узкая полоска света. Лиза замерла в нерешительности, гадая, как он воспримет ее вторжение. Как же им жить дальше, если она все время боится его расстроить, а он делает все возможное, чтобы отдалиться от нее?

Лиза как можно тише подкралась к двери и приложила к ней ухо. Услышав, что происходит внутри, она уже не боялась рассердить Дэвида, а просто вошла в комнату и заключила его в объятия.

Не возражая и не пытаясь оттолкнуть ее, Дэвид уткнулся лицом ей в живот и продолжил рыдать, как будто у него разрывалось сердце.

— Ш-ш-ш, — утешала Лиза, крепко обнимая мужа, хотя у самой по щекам тоже текли слезы. — Все будет хорошо, обещаю. Мы что-нибудь придумаем...

— Но что? Это необрат... необр... Ради бога, послушай, как я говорю!

— Ты сейчас расстроен, — озвучила она и без того очевидный факт. — И поэтому не можешь вспомнить слово.

Дэвид мотал головой.

— Прочти это. — Он повернулся к компьютеру. — Ты увидишь...

— Ничего я не увижу, и ты не должен так себя мучить. Мы по-прежнему не знаем...

— Мы знаем! — воскликнул он. — Я знаю. — Он схватил ее за руки. — Ты должна устраивать собственную жизнь, Лиза. Ты не можешь...

— Прекрати! Я не хочу этого слышать. Что бы с тобой ни случилось, ты по-прежнему мужчина, которого я люблю, мужчина, которого я...

— Но это не так! — зло выкрикнул он. — Он ушел и никогда не вернется. Я теперь человек с отмирающим мозгом, и никто здравомыслящий не...

— Дэвид, я не позволю тебе этого сделать.

Притянув к себе Лизу так, чтобы смотреть ей в глаза, Дэвид сказал:

— Посмотри на себя. Ты по-прежнему молода и красива, и впереди у тебя еще столько лет жизни. Неужели ты думаешь, что я хочу украсть их у тебя?

Давясь слезами, Лиза сказала:

— Послушай, как здраво звучат твои слова, а несешь ты полную околесицу. — Она прыснула со смеху, заметив, что в глазах Дэвида вспыхнул веселый огонек. — Видишь, ты все еще здесь, — сказала она. — Я знаю, что здесь, и никуда тебя не отпущу.

Дэвид привлек ее к себе и крепко обнял, как будто теперь он ее утешал.

— Моя милая, моя чудесная, прекрасная Лиза, — пробормотал он. — Прости, прости меня.

— Ты не виноват и, пожалуйста, не говори с такой обреченностью. У нас еще много времени; вероятно, гораздо больше, чем ты думаешь. Потому что сейчас есть лекарства, если это все-таки окажется тем, что мы думаем, а пока мы даже не знаем ничего наверняка.

Зажав ее лицо в ладонях, Дэвид посмотрел на нее со всей любовью и мукой, которые были у него в сердце.

— Я не хочу терять надежду, — сказал он, позволяя слезам свободно катиться по щекам, — но факты... Тут нечего говорить... — Рыдания опять начали душить его. — Пожалуйста, не оставляй меня, — выдохнул он, привлекая ее к себе. — Останься со мной хотя бы до тех пор, пока мы не будем знать точно.

— Конечно, — воскликнула Лиза, сжимая его в объятиях. — И после этого я тоже никуда не уйду. Я не оставлю тебя, Дэвид, поэтому, пожалуйста, пожалуйста, перестань меня к этому толкать.

Следующие четыре недели Лиза и Дэвид находились в состоянии тревоги и безысходности, изо дня в день пытаясь жить так, будто ничего не произошло. После той ночи, когда у Дэвида сдали нервы в кабинете, он казался спокойнее и меньше мучил себя поисками диагноза в Интернете. Однако теперь, когда Лиза начала обращать на это внимание, свидетельства его проблем виделись ей повсюду. По большей части они просто расстраивали ее, но иногда тревожили или даже ставили в тупик, как, например, случаи, когда Дэвид брал что-то из ее вещей и прятал. Не укладывалось в голове также, что такой умный и рассудительный человек, каким всегда был Дэвид, теперь предпочитал помалкивать. И не потому, что ему нечего было сказать, а из страха забыть на полуслове, о чем он говорил. Он как будто запирался изнутри и выбрасывал ключ, когда не было острой необходимости выходить наружу.

Хотя в их отношения вернулись моменты нежности и ласки, Лизе по-прежнему приходилось мириться с беспомощностью и гневом Дэвида, когда тот начинал возиться с какой-нибудь элементарной задачей или мучительно пытался вспомнить о чем-то, что, как он знал, не должно вызывать трудностей. Ей было так же тяжело это выносить, как и сохранять ради него позитивный настрой. Будь у нее возможность время от времени делиться с Эми, это могло бы помочь. Но сестру настолько поглотила подготовка к переезду, что она, разговаривая по телефону, казалось, не замечала перемен в некогда бодрой и жизнерадостной Лизе. Когда не видишь собеседника, легче притворяться, решила Лиза и потому избегала встречаться с Эми — положение дел, которого сестра никогда бы не допустила, не будь она слишком занята. А так Эми готова была принять, что Лиза успешно работает над книгой и ситуация с Дэвидом налаживается.

Только когда Дэвид уезжал в Борнмут на партийную конференцию и во время своих коротких вылазок в Лондон Лиза могла немного расслабиться. Но даже тогда страх перед тем, с чем они могли столкнуться, неотступно следовал за ней. Беспрестанные подглядывания в блокнот и гаснущая уверенность в себе постоянно напоминали об этом и самому Дэвиду, и ей. Иногда Лизе хотелось кричать на мужа, требовать, чтобы он взял себя в руки, как будто он умышленно делал это, чтобы подразнить ее. Потом он говорил или делал что-нибудь, совсем как прежний Дэвид, и Лиза уже роняла слезы облегчения, собираясь с новыми силами и вместе с тем боясь будущего. Эти бесконечные изнурительные американские горки эмоций мешали ей спать по ночам, а иногда заводили ее мысли в такие темные и постыдные закоулки, что она не хотела никому в них сознаваться. Лиза много раз была близка к тому, чтобы позвонить Розалинд. Но, зная, как тяжело та переживает крушение брака, не могла заставить себя разрушить остатки ее мира.

«Но должна же она понимать, что что-то не так, — повторяла про себя Лиза. — Должна же видеть в отце перемены и задаваться вопросом, в чем их причина». Даже если Розалинд что-то и замечала, то ничего не говорила, по крайней мере Лизе. Вполне вероятно, что себе тоже. И Лиза не могла ее за это винить, ведь прошел всего год с тех пор, как она лишилась матери. Розалинд не захочет даже предположить, что с отцом может быть что-то не так, а тем более выслушивать подтверждение этих страхов.

Шла четвертая неделя ожидания, когда Джерри позвонил, чтобы спросить у Дэвида, не разговаривал ли тот с дочерью по поводу полуночных звонков, которыми она донимала Оливию. По всей видимости, Розалинд в пьяном виде часто звонила той и говорила гадости. Джерри начинал волноваться, не выкинет ли она какую-нибудь глупость, например явится к ним, когда его не будет дома.

— Нет, мы не собираемся звонить в полицию или предпринимать подобные радикальные меры, — заверил он Лизу, которая взяла трубку вместо Дэвида. — Я бы никогда не поступил так по отношению к ней, но Оливия начинает волноваться, ведь она остается не одна, а с Хлоей, а Розалинд говорит такое... Простите, что беспокою вас этим, но Розалинд не хочет со мной разговаривать.

Следующим утром Дэвид поехал к дочери, но Лиза понятия не имела, что он говорил ей, потому что ни словом не обмолвился об этом, когда вернулся. Она даже сомневалась, помнит ли Дэвид, зачем ездил. Если он не помнил, что весьма вероятно, то ничего и не было сказано. А может, разговор все-таки состоялся, но Дэвиду слишком трудно было его пересказать, то ли из-за нежелания делиться их секретами, то ли потому, что он не мог подобрать слова. Как бы там ни было, Джерри больше не звонил, и Лиза сочла за благо предположить, что Розалинд оставила Оливию в покое.

Наконец через пять невыносимых недель после визита к психологу и всего за неделю до начала нового парламентского сезона пришло письмо, в котором им сообщали дату и время приема у консультирующего психиатра, доктора Изабелл Мэннинг. Он должен был снова состояться в уединенной обстановке отделения «BRACE» больницы «Блэкберри-Хилл» в следующую среду в одиннадцать часов.

Теперь, когда назначенный день настал и они ехали по фактически безлюдной территории комплекса к парковке перед центром «BRACE», Лизе оставалось только удивляться, какой невозмутимый вид умудряется сохранять Дэвид, — она прекрасно знала, какие страхи терзают его внутри. Утром он говорил, что будет облегчением наконец-то покончить с этим, но, когда Лиза увидела, как он напуган, ей захотелось разрыдаться.

На этот раз дверь им открыла врач, но приветствовали их с таким же радушием, как и раньше. Доктор Мэннинг была высокой седовласой женщиной в роговых очках. Щеки у нее были слегка впалые, но, когда она улыбалась, на них появлялись приятные ямочки.

— Рада познакомиться, — сказала она, пожав руку сначала Дэвиду, потом Лизе. — Входите, входите. Я пользуюсь кабинетом прямо по коридору. Кофе сейчас принесут, если только вы не предпочитаете чай.

Дэвид посмотрел на Лизу.

— Ничего не имею против кофе, — сказала та.

Несколько мгновений спустя они сидели в том же кабинете, что и в прошлый раз. Ничего не изменилось. Во времени как будто образовался прокол, и пять недель ожидания, притворного спокойствия и самого настоящего страха вытянулись в пузырь, который теперь лопнул и исчез, оставив их беззащитными перед жестокой реальностью.

— Итак, я уверена, что вам не терпится перейти к делу, — сказала Изабелл Мэннинг, после того как им принесли кофе. — Я знаю, что время в ожидании приема может тянуться мучительно долго, но, к счастью, ваш назначили гораздо быстрее, чем иногда бывает. А теперь, прежде чем я начну, не хотите ли о чем-нибудь спросить?

Лиза посмотрела на Дэвида, и тот сказал:

— Результаты компьютерной томографии у вас?

Изабелл кивнула.

— Да, они здесь, — подтвердила она.

— У меня есть опухоль?

— Нет, у вас нет опухоли, — мягко сказала доктор Мэннинг.

Дэвид буквально осел рядом с Лизой, а у той кровь застыла в жилах. Это была их последняя надежда. Опухоль излечима. Она была бы кошмаром, от которого еще можно проснуться. Лизе невыносимо было смотреть на Дэвида. Как он может себя чувствовать, если у него забрали даже эту последнюю, жуткую соломинку?