Я покачала головой, вновь посмотрев на горничную.

— Я не хочу видеть его.

Служанка замерла, погрузив руки в тесто.

— У тебя нет выбора. Он зовет. Ты идешь. Таков закон.

— Закон? — дернула я бровью. Я тут же возненавидела это слово. Закон был тем, чем руководствовались полицейские. Слово подразумевало безопасность, а не правила, продиктованные безумным мужчиной.

— Закон, — послышался мужской баритон. Его присутствие послало холодок по моему позвоночнику. Я не подпрыгнула. Я гордилась этим, но мне нужно будет привыкнуть к тому, как бесшумно он передвигался. Я не хотела, чтобы он подкрадывался, заставал меня врасплох или использовал по своему желанию.

Не опуская голову и выпрямив спину, я повернулась лицом к хозяину.

— Я не подчиняюсь подобным законам.

Кью зарычал, проводя рукой по покрытой щетиной щеке. Его темно-каштановые волосы были блестящими и настолько короткими, что можно было разглядеть кожу на голове. Его холодный зеленый взгляд почти заморозил меня. Одетый в серый костюм и подходящую по цвету рубашку с черным галстуком, он выглядел утонченным и интеллигентным.

Я вскрикнула, когда он схватил меня.

— Я зову. Ты приходишь. Это единственный закон, который тебе нужно понять. Я твой хозяин. Неужели ты так быстро забыла это?

Он протащил меня через зал в столовую. Усадив меня на стул с высокой спинкой перед столом, который вместил бы двадцать человек, он тяжко вздохнул и наклонился ко мне.

— Ты моя. Ты моя. Повторяй, пока это не уляжется в твоей голове. Ты не можешь не подчиняться. Только если... — искорка заинтересованности тлела в его глазах, — ... только если ты хочешь, чтобы тебя наказали?

Мое сердце бешено заколотилось, порхая крылышками колибри. Я покачала головой. Мой язык стал бесполезным, неспособным говорить. Я никогда не была так потрясена чьим-то желанием, но Кью раздавил меня своей властной манерой поведения. Как я могла попробовать не повиноваться, когда он только пригрозил мне словами, и я тут же стала покорно-послушной?

— Ты так быстро забыла, как бороться? — его акцент усилился, а пальцы схватили мой подбородок и мучительно сжали. Из его груди вырвался рык, и молниеносно он поцеловал меня.

Сила атаки впечатала мою голову в спинку стула, которая отдалась болью в висках. Его решительные губы раскрыли мои, а его язык ворвался в мой рот, украв мою волю и мою борьбу. Он украл все одним лишь прикосновением.

Он зарычал, и его язык потерся об мой безжалостно и неконтролируемо. Пальцы переместились от моего подбородка до горла, хватка их была собственнической, с невысказанной угрозой. Он мог бы убить меня, и никто не узнал бы и не беспокоился бы об этом. Я была его, чтобы делать все, что ему нравится.

Я застонала и оцарапала его лицо поломанными ногтями.

Он оторвался от меня, дыша как свирепый бык. Его губы блестели из-за опустошения моего рта, оставив после себя вкус дорогого кофе и чего-то темного — обещания большего.

Он уставился на меня, вытирая щеку манжетой рубашки. На нем осталась капля темно-красного цвета. Все его тело напряглось от вида крови.

Мое сердце преисполнилось гордостью. Он, может быть, в состоянии досадить мне, но и он бы не остался невредимым после того, как сделал это.

Схватив со стола салфетку, он вытер щеку.

— Ты подчинишься. Не заставляй меня использовать тебя так, как сделал бы любой другой покупатель.

— А разве ты не это хочешь сделать? Изнасиловать и сломить меня?

Бросив салфетку, он вернулся к своему месту во главе стола. Отброшенная газета зашуршала, когда он положил руки перед собой на стол. Каждое движение было четким и просчитанным, как будто он знал, что каждый нюанс показывал доминирование.

Четыре пустых места разделяли нас, давая чувство пространства. Я задышала свободнее, желая, чтобы вкус темноты и греха исчез. Почему он поцеловал меня? Поцелуй означал что-то интимное и романтическое, но этот поцелуй — он возбуждал меня больше, чем любой поцелуй Брэкса. Это заставляло меня еще больше ненавидеть Кью.

Проигнорировав мой вопрос, он настойчиво спросил:

— Как тебя зовут?

Я скрестила руки, и уставилась на него. Никогда.

— Ладно, — рявкнул он. — Я буду звать тебя Голубка, пока ты не ответишь. Из-за твоих серо-голубых глаз.

Мое сердце разбилось на крошечные, невосстановимые кусочки. Голубкой? Гнев пронесся по моей шее и вспыхнул, когда появились воспоминания о Брэксе. Мягкая игрушка, которую он купил мне, когда я лежала в больнице. Как много раз он называл меня своей маленькой Голубкой.

— Нет! — яростно вскрикнула я.

Он даже глазом не моргнул из-за моей вспышки. Невозмутимо уставившись на меня, он неторопливо провел пальцем по нижней губе. Властное выражение появилось на его лице, и к моему позору, мои соски напряглись. Мое тело вспомнило манеру его поцелуя, отвечая каждой частью, которую я не осмеливалась признавать. Частью, которую я не желала признавать существующей. Это заставило меня почувствовать, будто я сама вовлекла его в происходящее, своими испорченными желаниями.

Подумать только, неужели я притянула это, мечтая о грубости с Брэксом? Неужели моя судьба решила, что у меня была слишком идеальная жизнь и осуществила мои порочные желания самым худшим из возможных способов?

Мне было трудно дышать. Я уставилась на скатерть, когда служанка вошла в комнату с осторожным стуком и поставила прямо передо мной тарелку с яйцами пашот. Она слегка поклонилась Кью, поставив перед ним такое же блюдо.

Даже при том, что все мое тело было слабым от голода, я отодвинула от себя тарелку. Как я смогу поесть, если чувствую отвращение к самой себе? Именно я была ответственна за свои ненормальные желания.

— Ешь, чтоб тебя, — приказал Кью со стоическим выражением на лице.

После всего, через что я прошла, после захватывающего поцелуя и крови мексиканца, и моей глупой наивности, я могла бы продолжить список, я воспользовалась свои грязным ротиком:

— Пошел. Ты. На. Хер.

Его глаза расширились, а челюсть сжалась, но он не ответил мне. Он положил еду в рот и тщательно прожевал. Каждый укус был сдержанным и уверенным, как будто он держал себя в ежовых рукавицах. С чем он боролся? Поскольку он боролся, и я видела это в его глазах.

— Если ты не хочешь сказать свое имя, тогда расскажи что-нибудь о себе.

Почему он хотел что-нибудь узнать? Он уже сказал, что важно только то, что я принадлежу ему.

Сглотнув, я посмотрела на террасу, на большую кормушку для птиц, на которой собрались воробьи и черные дрозды. На ухоженные сады с безукоризненной живой изгородью и цветами, которые блестели на морозе, словно сияющее кружево. Оказавшись в морозной Франции из жаркой Мексики, я по-прежнему скучала по своему дому.

Кью положил нож и вилку, а руки сложил на коленях. Я сделала ошибку, посмотрев на него, и у нас началось новое сражение взглядами. Я тихо вопила и кричала, пока он просто сидел и посылал мне невысказанные угрозы.

Он разорвал контакт и пробормотал:

— У тебя два выбора.

Уши начало покалывать от страха, но я притворилась дерзкой. Два выбора. В общем-то, три. Неважно, какими были первые два, третьим было спасение. И это произойдет. Я лазером уберу татуировку, освобожу свою лодыжку от GPS и найду способ убрать маячок слежения с шеи. Возможно, я и носила его на себе, но я нашла бы способ избавиться от него.

Кью продолжил своим глубоким, с акцентом, голосом:

— Первый — я изнасилую тебя, причиню боль, сделаю все, что ты ожидаешь от меня и заставлю влачить свое жалкое существование.

Я сощурила глаза, внимательно наблюдая за ним. Его плечи напряглись при слове «изнасиловать», но возбуждение согрело его взгляд. Почему эти две эмоции? Одна — возбуждение и желание, другая — отторжение и гнев. Я переплела пальцы и сжала их. Ярость угрожала перекрыть мне дыхание.

— Или расскажи мне о себе, и если у тебя есть полезные мне навыки, я отправлю тебя работать другим способом.

Я не смогла остановить себя:

— Другим способом?

Сожаление проскользнуло по его лицу так быстро, что я задалась вопросом, а не вообразила ли я его. Он медленно кивнул.

— Ага.

— Например?

— Расскажи мне о себе.

— Сначала ты.

Он хлопнул ладонями по обеим сторонам от своей тарелки так, что подпрыгнул фарфор.

— Проклятье, девчонка, я предоставил тебе выбор. Но это не значит, что я не могу убрать его, — он тяжело дышал, и его гнев послал страх, которой вырос внутри меня.

Он назвал меня девчонкой, но я все же сомневалась, что он намного старше меня. Самое большее, ему было слегка за тридцать. Но возраст не имел значения, когда он кричал. Он пугал меня сильнее, чем Кожаный Жилет. По крайней мере, я знала, как бороться с тем мужчиной. С Кью я об этом и понятия не имела.

Стараясь сосредоточиться, я глубоко вздохнула. Кью предоставил мне выбор. Если я хотела сбежать, то мне придется подождать. Если Кью отправит меня работать, у меня появится больше возможностей, чем в том случае, если бы меня привязали к кровати.

Я решила подражать ему, положив руки на стол, укрепив этим свое решение.

— Что ты хочешь узнать?

Его плечи слегка расслабились, но напряжение в бледно-зеленом взгляде не исчезло.

— Откуда ты?

— Из Мельбурна.

— Говоришь еще на каком-нибудь языке, кроме английского?

Я покачала головой.

Он фыркнул:

— Это первое, что мы изменим. Я очень долго отказывался говорить на английском языке. Английский — скучный язык. Ты выучишь французский, — отмахнувшись от моих замечаний, он продолжил: — Какое образование?

Я дрейфовала в океане, один неправильный ответ, и я отправлюсь на противоположный берег, привлекая выбор номер один: изнасиловать и сломить меня.

— Еще я училась в университете. Также работая официанткой и в розничной торговле.

Он насупился, и уставился на свои идеальные ногти.

— Ничего важного. У тебя должно быть больше талантов, иначе...

Я быстро залепетала:

— Я учусь, чтобы работать в строительстве. Я практически получила степень в управлении проектом и в работе с архитектурными эскизами.

Он молчал, на мгновение интерес сменил жесткость в его взгляде, прежде чем он вновь закрылся.

— Продолжай.

Больше-то и нечего было рассказать.

— Я все еще должна сдать итоговые экзамены, но научилась, как спланировать бюджет для строительства, как получить соглашение от местного совета, разрешения, необходимые условия. Я получила высший бал на занятиях по концепции экологически устойчивых районов на промежуточных экзаменах.

Я придумала это. Я стала только второй, но если он хотел меня в собственность, блин, возможно, я буду самой лучшей собственностью.

Он откинулся назад, вновь постукивая пальцами. Я быстро узнала фирменное движение. Кью двигался с властью и бесспорным осознанием идеального контроля.

— Как они украли тебя?

Резкая смена темы меня ошарашила.

Я думала, что оттолкнула этот страх из-за моего похищения и очистилась с помощью слез… Но паника подскочила и загудела, уничтожая все, кроме агонии от воспоминаний об окровавленном Брэксе и мужчин, вытаскивающих меня в бессознательном состоянии. О, боже, когда-нибудь я буду свободна?

Кью поерзал, ожидая ответа. Он не переживал и не испытывал садистского интереса к моей борьбе с воспоминаниями. Какого черта он поднимал эту тему? Ублюдок.

Я ответила монотонно, притворившись, будто всего этого со мной не было. Удивительно, это помогло дистанцироваться, и вспышка гордости заполнила меня. Я боролась и преподала Кожаному Жилету урок или даже два. Я праздновала маленькую победу.

— Меня украли из Мексики. Они вырубили моего парня, схватили меня и куда-то увезли.

— Они причиняли тебе боль? Ну, кроме лодыжки?

Если брать в расчет, что меня избивали и сделали татуировку, то да. Я кивнула.

Он сделал вдох, и нахмурился:

— Они изнасиловали тебя?

Кожаный Жилет пытался, но потерпел неудачу. Жестокая улыбка появилась на моих губах.

— Нет. Один пытался. Но у него ничего не вышло.

Его улыбка была похожей на мою, и что-то протянулось между нами. Понимание? Уважение? Что-то, как я сказала бы, изменившее мнение Кью обо мне.

Мой пульс ускорился. Возможно, если бы я смогла заставить его посмотреть на меня не как на собственность, а как на женщину, то, может быть, в конце концов, не все было бы потеряно.