*Зяблик*

Когда мы с охранником спустились по лестнице в комнату, которую я еще не видела, от нахлынувших ощущений, я прикусила губу. В комнате витал слишком сильный запах секса, денег и власти. Типичная квинтэссенция Кью, свойственный лишь ему запах страсти и мрака, буквально пропитал воздух.

Темно-красные диваны окружали маленький пьедестал, круглый и высокий, как будто предназначенный для бесценной статуи. С потолка в центре свисали кожаные ремни с манжетами. Огромные окна закрывали тяжелые шторы, а толстый ковер мог бы заглушить любой шум.

Комната была гробницей порока. Охранник отпустил меня, и тут же я была поймана Кью. Откуда, черт побери, он появился? Я никогда не привыкну к тому, как бесшумно он двигался.

Его прикосновение обожгло меня; искры плотского голода мгновенно рассеялись по моему телу. Кью втянул в себя воздух. Я была не единственной, кого затронула эта сумасшедшая потребность. Я проклинала свое тело за эту реакцию. Мне требовалось серьезно поразмышлять над этим. Я не должна становиться мокрой, в тот момент, когда мужчина, живущий ради того, чтобы превратить мою жизнь в ад, ко мне прикасается. Я не должна смешивать эмоции ненависти и потребности. Я должна испытывать к нему только ненависть.

Не отводя взгляда, Кью обнял меня и прижал к груди.

— Эсклава... — он провел носом по моей щеке, опускаясь к шее и ключице. Его горячее дыхание ускорило мое сердцебиение до миллиона в секунду. Я хотела пропустить пальцы сквозь его волосы, и прижаться к нему бедрами, но проглотила эти дьявольские желания. Это было не тем, что я действительно хотела. Я хотела перерезать ему глотку, а потом бежать домой к Брэксу.

Острые зубы впились мне в горло, лишая меня равновесия.

С тех пор, как он последний ко мне прикасался, прошла неделя, но не имело значения, сколько бы времени не прошло с того момента, минута или тысячелетие, я все так же кончала от его прикосновений. Я ненавидела его. Он все повернул против меня, и это было чертовски больно.

Я шла спиной, отступая к пьедесталу, а Кью двигался вместе со мной, прижимаясь губами к моей шее и положив руки мне на талию, при этом он крепко держал меня в тот момент, когда я споткнулась о пьедестал и начала падать. Схватив меня за руку, он помог мне взобраться на пьедестал. Он в упор смотрел на меня, потом наклонил лицо к моей груди, и я увидела жажду, вспыхнувшую в его глазах цвета лайма.

Неожиданно, он обнял меня, прижимаясь лицом к моей груди. Удерживая меня в плену, он облизнул ее сквозь кружево платья, оставляя влажные обжигающие следы.

— Остановись, — прошептала я, проклиная дрожь в животе и жар в лоне.

К моему удивлению, он подчинился и поднялся ко мне на подиум. С легкой улыбкой, он протянул руку и поймал кожаные манжеты.

Я не могла отвести от него взгляда, когда он взял меня за правую руку, и надел кожаный манжет на мое запястье. Застежка сжала его, и я втянула в себя воздух. Это напомнило мне слишком о многом. Я вспомнила Мексику, татуировку, осмотр, инъекцию. Страх поглотил меня, и я резко дернулась. Резкая боль пронзила плечо, когда я попыталась освободиться. В панике, я оттолкнула Кью, схватившись за манжет и стараясь высвободить руку.

Поглаживая свою нижнюю губу подушечкой большого пальца, Кью тихо засмеялся.

— Эсклава, я расскажу тебе один секрет. Для меня это тоже впервые, — он опустил руку и через брюки сжал свою эрекцию. — И это чертовски сильно меня возбуждает — наблюдать, как ты борешься.

Больше всего на свете я хотела две вещи: чтобы Кью умер жалкой смертью, и чтобы он меня трахнул. Тот факт, что я связана, выдвинул на первый план все мои глупые фантазии; я не могла остановить влагу, появляющуюся у меня между ног. Когда Кью придвинулся ближе, она покрыла всю внутреннюю часть моего бедра.

— Бл*дь, tu me donne des envies primal (прим. пер. фр. – Ты возбуждаешь меня), — его голос дрогнул, заставляя меня отчаянно его желать, томиться по нему.

В моем сердце произошел еще один надлом. Кью завладел моим слухом и обонянием. Я не могла проигнорировать его соблазнительный баритон и свою подавляющую потребность повиноваться.

Кью схватил мою левую руку, надев манжет и на нее. У меня перехватило дыхание, когда он отошел, оставив меня с поднятыми и скованными руками. От неудобного положения я резко вздохнула, игнорируя боль в грудной клетке.

— Ты не можешь этого сделать.

Он наклонил голову.

— Да, легко.

— Ты понимаешь, о чем я, — сглотнув страх, я храбро добавила: — Ты не хочешь этого делать. Что-то внутри тебя не хочет меня обижать. Я чувствую это.

Кью замер, его ноздри затрепетали. Мы стояли, молча уставившись друг на друга, прежде чем он схватил меня за волосы.

— Эсклава, ты ничего не знаешь. Я хочу этого. Я так чертовски долго хочу этого, и ты ошибаешься, что это больно.

Его безупречный костюм натянулся на груди, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня в ушко. Он прошептал:

— Я не боюсь причинить тебе боль. Я боюсь того, как далеко могу зайти в своих желаниях.

Если я не удержусь на ногах, то упаду.

— Maître, vos invités sont arrivés (прим. пер. фр. – Господин, прибыли гости), — пролепетала Сюзетт.

Я отчаянно поймала её взгляд, умоляя о помощи. Она стояла в дверном проеме, и в ее глазах мелькнуло сразу несколько эмоций. Точно я могла прочитать только желание. Она облизнулась и опустила взгляд.

Кью махнул рукой в угол комнаты.

— Сюзетт, потяни за веревку.

Ее глаза резко расширились, и потребность на ее лице исчезла, уступая место шоку.

— Господин, вы уверены?

Он предупреждающе зарычал, и она поспешила повиноваться. Обернув вокруг руки толстую красную веревку, она потянула её вниз.

Я закричала, когда мои плечи поднялись выше, а вес тела пришлось перенести с ног на запястья. Кончиками пальцев ног я едва касалась пьедестала. Я была сильно скованна и по-настоящему в опасной ситуации.

Кью спустился с пьедестала и внимательно меня оглядел. Из-за высоко поднятых над головой рук, моя грудь гордо выпирала, а платье все выставляло напоказ.

— Оставь нас, — рявкнул он, даже не взглянув на Сюзетт

Я не могла дышать.

Сюзетт покинула комнату, и вся моя надежда на освобождение вместе с ней. Кью стоял внизу, осматривая меня. Медленно, он засунул в рот средний палец и пососал. В его глазах вспыхнула темнота, которой прежде я никогда не видела. Он облизывал палец с возбуждающим изяществом.

Загипнотизированная, я приоткрыла губы. Каким-то образом, сосредоточение на нем прогоняло мою панику, намек Кью мог быть плохим, но, определенно, не самым худшим.

Когда он схватил меня за бедра, надежно удерживая, это было практически облегчением. Его руки буквально впились в мою кожу. Пальцем он медленно нажал на ткань моего платья и обнаружил влажность на моем бедре.

Он пронзил меня взглядом.

— Ты продолжаешь удивлять меня. Оказывается, мне не нужно было облизывать палец.

Я почувствовала, как вспыхнули мои щеки, когда он провел вверх по моей ноге и погладил вход. Его палец проскользнул в мою влажность, и из его груди вырвался стон. Он притянул меня ближе, и как маятник, я качнулась в ту же сторону. Прижав лицо к моей груди, он толкался пальцем внутрь, заставляя слабеть мои колени. Я слегка покачивалась в оковах.

Он оставил мое бедро и положил руку на поясницу, прижимая меня крепче.

— Ах, эсклава. Ты продолжаешь лгать. Твое тело говорит правду.

Я хотела сыпать проклятиями. Я ничего не контролировала, он был маэстро, а я как упрямый инструмент, оживала в его руках.

— Кью, кажется, ты начал без нас, — медленно произнес какой-то мужчина. Затем донесся голос еще одного:

— Кажется, он просто не смог себя остановить. Посмотри на этот лакомый кусочек.

На этот раз мои щеки покраснели от разочарования. Четверо мужчин жадно наблюдали, как Кью трахал меня пальцем. Он двигал им жестко и быстро, и его запястье терлось о внутреннюю поверхность моего бедра, когда я пыталась сжать ноги вместе, в попытке остановить его. Он не был нежным, и я не могла сосредоточиться одновременно на нем и на мужчинах.

Мои отяжелевшие веки опустились сами собой, когда Кью согнул палец внутри меня, стимулируя мою точку G. Когда давление внутри меня начало расти в бешеном темпе, я подпрыгнула. О, боже. Я не могу кончить. Только не так. Не тогда, когда эти мужчины наблюдают за мной, слушают, желают.

Когда мои внутренние мышцы жадно сжались вокруг его пальца, Кью вытащил его, оставляя меня задыхающейся и покрасневшей. Я покачивалась в своих оковах, носочками цепляясь за пьедестал, чтобы не вращаться.

Кью отступил, продолжая смотреть на меня. Медленно отходя, он положил тот палец в рот и пососал. Вобрав в себя блестящую влажность, оставшуюся на пальце, он пробовал мой вкус и мой аромат.

Я хотела разрыдаться.

Все мое тело пульсировало и дрожало, и я сопротивлялась желанию сжать бедра, чтобы попытаться найти облегчение. Но я не хотела добавлять самодовольства его взгляду. Он знал, что я страдаю, и вот так меня оставил. Гребаный французский мудак.

Дойдя до четырех мужчин, он пожал им руки. Они обменялись шутками на английском языке, не сводя с меня взглядов. Я стала главным украшением. Типа объекта, на который глазеют, но не признают.

— Не знал, что ты продолжил семейное дело, Кью, — сказал один из мужчин, потирая седеющую бородку и трахая меня глазами.

Я ожидала, что Кью рассмеется, общаясь с мужчинами, являющимися, как я предполагала, его противными дружками, но он подскочила от неожиданности, когда он ткнул пальцем в грудь этому мужчине.

— Не смей, бл*дь, такое говорить. Тут все абсолютно иначе.

Мужчина замер; в этот момент между ними произошла борьба тестостерона, прежде чем тот отвел взгляд и пожал плечами.

— Да как скажешь.

Другой мужчина, в дорогих джинсах и черной рубашке, на вид был примерно одного возраста с Кью. Его внешность напомнила мне кинозвезд 1920-х годов. С зачёсанными назад, прилизанными волосами, и похожей на фарфор, гладкой кожей.

— Кью... — начал было он, с выражением страха на лице.

Страх? Мой ужас поднялся на ступеньку выше. Почему он меня боялся? Мой разум переполняли кошмары о возможных планах Кью — причинить мне боль, такую, что я буду желать смерти.

Кью размял шею и перекинул руку на плечо мужчины. Они отошли от остальных, и Кью что-то быстро прошептал ему на ухо. Я не слышала слов, но Кью продолжал бросать на меня быстрые взгляды, пока Парень из 20-х кивал, будто Кью приводил какие-то неопровержимые аргументы. Наконец, страх исчез из его взгляда, и он просто стал с интересом меня рассматривать.

Кью один раз утвердительно кивнул, когда мужчина похлопал его по спине; потом вернулся, чтобы пообщаться с остальными гостями.

Парень из 20-х сначала наблюдал, как уходит Кью, затем сделал шаг ко мне.

Из-за волнения мое дыхание стало быстрее, когда он остановился возле меня, рассматривая глазами цвета сапфира. Сильной рукой он коснулся моего бедра, слегка надавил, и я зашаталась в оковах.

— Так значит, ты та единственная, которая сломит его.

Он обошел меня, погладил пальцами мою задницу и другое бедро, закончив этим круг. Когда он вновь встал передо мной, то поднял руку к моему соску и сжал его.

Я дернулась, махнув ногой. Я покачнулась, а мужчина засмеялся. Он схватил меня за талию, помогая вновь сохранить равновесие. Я нахмурилась. Что, черт побери, происходит?

Парень из 20-х поднял голову и кивнул.

— Вижу, почему, — с этим загадочным комментарием он отошел обратно к группе.

Прошло десять минут, после последних эгоистичных слов Кью, сказанных мне и заполнивших этот склеп. Каждый его слог мерцал на моей коже, особенно глубокий голос. Я боялась, что же будет дальше.

Как я могла заставить свое тело перестать реагировать на его запах и звук его голоса? Два чувства, которыми он завладел... оставив мне четыре: зрение, осязание, вкус и инстинкт. Клянусь, единственное, чем он не завладеет — это мои инстинкты, я никогда не позволю овладеть ему чем-то, настолько мощным.

Сюзетт и еще две прислуги в вычурной черно-белой униформе, вошли в комнату и расставили на столе тарелки с потрясающе выглядящими блюдами. Большую часть из которых можно было брать руками: крекеры с лососем и крем-фрешем7, фаршированные оливки, креветки, завернутые в прошутто8 и фонтаны с водопадом из нежного шоколада.