*Голубь*

Нашептывая что-то по-французски, Кью нес меня по дому.

Он нашел покрывало и укутал меня им, ласково что-то приговаривая, будто я что-то хрупкое, которое в любую секунду может рассыпаться. Неся меня в руках, он очень осторожно ко мне прикасался, но в его глазах сверкал неистовый гнев. Его гнев пугал, но я позволила ему обо мне позаботиться.

В его руках я нашла успокоение, которого жаждала. Его тяжелое сердцебиение успокаивало больше, чем слова. Я уткнулась носом в его шею и вдохнула аромат цитрусовых и сандалового дерева. Кью пришел за мной. Кью хотел меня.

Его охранники остались в помещении, чтобы позаботится о телах, и меня начало трясти. Кью прижал меня ближе.

— Все кончено. Тебе нечего бояться, — прошептал он. — Я убью каждого, кто обидит тебя.

Его голос был пронизан искренностью. Я полностью ему поверила. Кью сделал для меня то, что никто не делал: защитил. Он боролся за меня сильнее, чем мои родители, и даже оставил далеко позади упорство Брэкса. Кью пришел за мной, будто для него я была всем миром, показав, насколько я была одинокой.

Когда мы вышли из дома, нас встретил порыв холодного ночного воздуха и Франко, подскочивший по стойке «смирно». Он открыл заднюю дверцу автомобиля. Кью сел в машину, удерживая меня на коленях в своих объятиях.

По дороге в особняк никто не проронил ни слова. Кью просто обнимал меня, и я была благодарна. Он позволил мне намочить слезами его прекрасный костюм цвета графита, когда я осознала через что прошла. Когда из-за дрожи у меня стали стучать зубы, он обнял меня еще крепче.

Я ненавидела свои борьбу и упрямство. Из-за моей тупости я попала в ситуацию, которая меня сломала.

Поездка, казалось, длилась вечность и миллисекунду. Когда мы заехали на широкую подъездную дорожку к ошеломляющему дому, он поцеловал меня в висок и прошептал:

— Ты в безопасности.

Эти слова глубоко застряли в моем сердце, безвозвратно меня меняя. Они открыли некие ворота и все, что я знала — исчезло. Все, что у меня было, стало ничем. Тесс, которая любила Брэкса, которая боролась, чтобы убежать — испарилась. Она не заслуживала защиты Кью. Была недостойной того, чтобы ее спас мужчина, который ради нее даже убил.

Кью был прав. С ним я была в безопасности. Он все упростил. Я не могла понять, почему убежала. Я убежала от безопасности Кью, и в темноте меня нашли монстры.

Сердце обливалось кровью из-за того, что я сделала, и внутри скрутился страх, когда я вспомнила, что оставила имя Кью на автоответчике Брэкса.

Я была проблемной и упрямой, но Кью захотел меня. Он был первым, кто ухаживал за мной, и внутри я чувствовала согревающее меня блаженное счастье, что наконец я нашла того, кто меня не отпустит. Его мотивы были извращенными и неправильными, но осознание, что он нашел меня, успокоило мой разум, дав силы, чтобы победить зло.

Кью совершал много неоднозначных поступков, но не ломал меня. Он предлагал то, что неосознанно хотело мое тело.

Он был моим домом. Моим господином. Моей новой жизнью.

Мое прошлое на меня не влияло. Ужасное изнасилование не могло меня изменить. Кью изменял меня, он хотел, чтобы я была его эсклавой.

Почему прежде я так ясно не рассуждала? С моих плеч упал огромный камень. Полностью подчиняясь, я вздохнула.

Кью подвинулся и посмотрел вниз, но я прижалась еще ближе, не поднимая взгляда. Я должна была сделать это для него. Извиниться, чтобы он никогда снова не отправлял меня во власть мира.

Машина остановилась, и Франко открыл дверь. Пока Кью нес меня в дом, он продолжал крепко прижимать меня к себе.

В тот момент, как за нами закрылась дверь, на меня нахлынуло удовольствие. Дом.

Из гостиной выскочила Сюзетт. Она увидела меня в объятиях Кью, смертельной хваткой вцепившуюся ему в грудь.

— Oh, dieu, merci (прим. пер. фр. – О, боже спасибо).

Он кивнул, а Сюзетт подошла ближе, погладив меня через одеяло, в которое я была завернута.

— Я так рада, что Кью нашел тебя. Mon amie (прим. пер. фр. – Мой дружочек), ты часть этой семьи. Больше не убегай.

Мое тело напряглось. Mon amie. Сюзетт назвала меня своим другом.

Мои глаза снова наполнились слезами, готовыми пролиться из-за моей эгоистичности. Брэксу я больше была не нужна, зато нужна Кью и этой новой жизни.

Кью что-то пробормотал и начал поднимать по лестнице. Сюзетт наблюдала за тем, как мы уходим. Я думала, Кью отнесет меня в мою комнату, но он остановился на втором этаже и открыл дверь. Я широко раскрыла глаза, когда он занес меня в самую потрясающую комнату, которую я когда-либо видела.

На стене было огромное изображение карусели: скачущие пони, карета, танцующий медведь, парящий орел. Такое черно-белое изображение ярмарки должно было казаться детским, но оно придавало комнате изысканность, причудливую изюминку, сочетающуюся с остальной частью черно-белой темы. Кровать с балдахином, белой лакированной спинкой и серебристыми шторами радушно манила, но Кью не направился к кровати. Он зашел в ванную, отделанную радужной, переливающейся плиткой с джакузи и душем на двоих.

Кью направился прямо к душу, а затем медленно опустил меня. В тот же момент я схватила его за плечи. Я не хотела, чтобы он уходил. Он был единственным, о ком были все мои мысли, чтобы не думать о случившемся. Я задержалась на отрицании, отказываясь зацикливаться на том, что случилось. Я уклонилась от воспоминаний, позволив им разрушиться и смешаться со слоями отсутствия безопасности, боли и подавляющего горя.

Моя жизнь больше не была идеальной: убежав, я ее разрушила. Я дрожала от потребности в том, чтобы Кью простил меня. Чтобы сказал, что никогда не позволит мне убежать вновь.

Кью посмотрел мне в глаза. Его светло-зеленые глаза затуманились, когда в них отразилась печаль. В тишине, что-то зародилось между нами. Вытянув руку, он включил душ.

Сразу из двух больших насадок полилась вода, распространяя тепло через мою одежду. Я наклонила к ним голову, позволив каждой капельке обжигать меня, очищая кожу от грязи и ужаса.

Кью развернул одеяло и выкинул его из душа. Он взялся за низ моего свитера и стащил его через голову.

Его безупречный костюм потемнел от воды, намочившей шелк и кашемир. Кью испортит его, если не снимет. Но, казалось, его не очень беспокоило, что его идеальный костюм помялся и покрылся пятнами. Он сосредоточился исключительно на мне. Движения его рук были быстрыми и уверенными; выражение лица сосредоточенным. Но его глаза… В них пылали ярость и гнев, проходящие через меня порывами страха.

Он бросил мой свитер на пол, и взглядом впился в мою грудь. Мой белый лифчик стал прозрачным, а соски напряглись под его взглядом. Кью сжал челюсть, переведя взгляд вниз на мое тело, по моей наготе, к моим сжатым, израненным бедрам.

Боль от ударов флоггера обжигала из-за горячей воды, и я молила, чтобы Кью отвел взгляд. Я была изранена — больше не симпатичная рабыня. Он мог бы отослать меня прочь.

Кончиками пальцев Кью провел по ранам. Я вздрогнула, когда от захвативших меня воспоминаний потекли слезы. Душ превратился в ужасное великолепие тосканского дома, а прикосновения Кью стали жесткими и мерзкими.

Сделав вдох, я попыталась остаться в настоящем, сопротивляясь кошмарной темноте, грозящей поглотить меня.

Кью скривился. Он обхватил мои щеки горячими ладонями.

— Чья ты? — выплюнул он с суровым, безэмоциональным выражением на лице.

Вопрос вдохновил меня, и я всмотрелась в его бледные, свирепые глаза. Я знала ответ, которого он хотел.

— Я твоя.

Он с шумом вдохнул, вздрогнув всем телом.

— Скажи это вновь, но не по-английски.

Кью одурманил меня. Я приоткрыла губы и хотела остаться захваченной им навсегда. Нас соединила глубочайшая связь. Я увидела его душу, она смешалась с муками и демонами, но он не был злом.

Кью пристально посмотрел на мои губы.

— Je suis à toi, — что-то беспощадно-жестокое исказило его черты лица. В одном быстром поцелуе он вновь прижался своими губами к моим. — Это значит, я твой.

Мое дыхание сбилось и стало прерывистым, глубоко и быстро, разжигая искорками разрушенные части моего существа. Сила и очарование Кью, все это сконцентрировалось вокруг низа моего живота. В темном закоулке своего мозга, я перевела, что означают его слова — он мой. Упоение властью, которую дали мне эти крошечные слова, было неописуемым.

Неудивительно, что он хотел, чтобы я это сказала. Я опьянела от этих слов. Он был моим. Моим.

Что за жизнь до этого была у Кью, что ему требовалось услышать такое серьезное подтверждение? Какие призраки его преследовали?

Кью сжал пальцы, впиваясь ими в мой подбородок.

— Скажи это.

От его команды я ощутила себя жертвой, которой была, рабыней, выжившей после насилия. Мимолетное осознание того, что он мой, исчезло.

Кью покрутил мой сосок сквозь влажный материал лифчика. От его жестокости моя кожа покраснела, и наружу вырвалось желание бороться. Он заставил меня метаться от потребности и разрушения. Я была так близка к тому, чтобы обрести силы, но он мгновенно отстранился.

По щекам снова потекли слезы, когда я прошептала:

— Je suis à toi (прим. пер. фр. – Я твоя).

Прислонившись лбом к моему, Кью тяжело вздохнул.

— Ты снова убежишь? Оставишь единственного мужчину, который хочет тебя больше всех? Оставишь его защиту? — его голос дрогнул от смирения и сожаления, будто Кью ожидал, что я убегу и уже страдал от одиночества.

Посмотрев на него широко раскрытыми глазами, я покачала головой:

— Нет, я больше не убегу.

Его же глаза, наоборот, были полуоткрыты.

— Почему ты так уверена? Разве я тебя не пугаю? Не вызываю отвращения?

Он никогда не вызывал у меня отвращения, и страх, вызываемый Кью, был афродизиаком. Но я не могла этого ему сказать.

— Я больше не убегу, никогда. Je suis à toi.

Резко кивнув, он протянул руку и расстегнул на мне лифчик. Капельки воды задержались у него на ресницах, пока он хмурился, выбрасывая из душа мое белье.

Он был полностью одетым, в промокшем костюме, а я была обнаженной и избитой, и это еще раз напомнило мне, что мы не были равными. Это был не тот мужчина, который заботился обо мне потому, что любил и хотел меня, он был моим владельцем, приводящим в порядок свою собственность.

Кью прижал меня к плитке так сильно, что я почувствовала боль. Схватив меня за шею, он вызвал во мне панику. Кью опустил барьеры, выпуская свой гнев:

— Ты, мать твою, убежала, сука. Знаешь, как сильно я пытался сделать тебя счастливой? Обладать тобой, пытаясь не сломить? Я по-настоящему сделал тебе больно? Изнасиловал тебя? Причинил ранения??

Он отстранился, будто испуганный тем, что сделал. Продолжая смотреть на меня широко раскрытыми и недоверчивыми глазами, когда я откашлялась и потерла шею. На коже сохранилось воспоминание об его пальцах.

Я дрожала, наблюдая, ожидая новой вспышки. Ожидая, что он меня ударит. После всего я это заслужила.

Кью зарычал, проводя руками по своим гладким волосам.

— Ответь мне, эсклава. Неужели это и правда, так ужасно, принадлежать мне?

Я опустила голову. Я была сбита с толку, когда это касалось Кью. Он не насиловал меня, но подвергнув меня такой ситуации, фактически изнасиловал мой разум, вывернул наизнанку и заставил встретиться с тайными темными желаниями, несмотря на то, что я цеплялась за возможность любить такого мужчину, как Брэкса.

Он мучил меня играми и позволил чужому мужчине запихнуть в меня рукоятку ножа. Он сделал много всего, но ничего настолько же ужасного, как Тварь и Водитель.

Не знаю почему, но мне нужно было, чтобы он хотел меня!

Я упала на колени, тотчас же вскрикнув, когда раны на них начало жечь от столкновения с плиткой на полу. Я склонилась к его ногам, не в состоянии еще что-то сделать. Он меня ненавидел. Он выбросит меня, и куда я пойду? Кто после всего этого меня захочет?

— Прости, — крикнула я, сделав вдох, когда внутри что-то сломалось. Я глотала сожаления, жалость к себе и поражение, которое меня душило. — Ты обидел меня. Ты меня мучил... — мои слова остановили рыдания. Я обняла себя. — Но я нуждаюсь в тебе!