Джулия Ортолон - Слишком идеально

Гай ответил не сразу:

Значит, вот почему вы ненавидите свидания?

Эйми: Я говорила о литературе.

Гай: Вы уверены? Я вовсе не хочу вызывать вас на откровенность, но меня огорчило ваше решение никогда не выходить замуж. Из вас получилась бы прекрасная жена, к тому же вы говорили, что любите детей.

Эйми не знала, что ответить. До какой степени можно быть с ним откровенной? Прикусив губу, она напечатала:

Хорошо, признаюсь, я и в реальной жизни не получаю удовольствия от известных сцен. Я нахожу все это ужасно неловким, и меня все это очень смущает.

Нажав «Отослать», она тут же об этом пожалела и отправила вслед следующее послание:

Простите, не нужно мне было вам этого говорить. Пожалуйста, забудьте об этом. Пожалуйста.

Гай: Мне казалось, что за последнюю неделю мы стали друзьями. С кем же еще можно обсуждать такое, как не с другом?

Эйми: Я считаю секс неподходящей темой для обсуждения. Тем более между нами.

Гай: Но в этом и состоит преимущество киберпространства. Люди могут здесь обсуждать то, что они никогда не осмелились бы обсудить в личной беседе.

Эйми: Но я не разговариваю на эту тему даже с Мэдди и Кристин. Как же я стану обсуждать этот предмет с мужчиной?

Гай: Может, вам как раз и стоит обсудить это с мужчиной? Не хочу показаться назойливым, но это как с одеждой: у вас столько достоинств, а вы их упорно скрываете. Вы прячетесь от жизни. Если вы хотите со мной поговорить, я вас внимательно выслушаю.

Эйми долго думала, стоит ли продолжать эту тему. Вдруг она поняла, как ей нужно с кем-нибудь поговорить.

Проблема заключается в том, что я не знаю, как говорить об этом, не сгорая от стыда.

Гай: Тогда разрешите задать один вопрос: вы ненавидите встречаться с мужчинами по той же причине, по какой выбираете просторную одежду?

Эйми: Да, именно! Когда мужчина ко мне прикасается, я ни о чем не могу думать, кроме как о физическом несовершенстве своего тела.

Гай: Знаете, вот поэтому мне и хочется собрать все журналы мод и сжечь. Я вырос в богемном мире и питаю к нему лютую ненависть. Всю свою жизнь я наблюдал за тем, как красивые женщины морят себя голодом, чтобы их не уволили. Потом фотографии этих истощенных моделей редактируются на компьютере и пропагандируются как идеал, абсолютно недостижимый для здоровых женщин: вот, мол, как нужно выглядеть, чтобы быть красавицами!

Как мне хочется сказать всем женщинам на свете, что мужчины не кидаются на кости! Когда мужчина в постели с женщиной, он не думает: «Вот здесь у нее лишний жирок», или: «По-моему, бедра у нее все-таки шире, чем у супермодели. Потом возьму последний выпуск „Космополитен“ и сравню». Женщины — самые изумительные, красивые и сексапильные существа на планете, какого бы размера и формы они ни были. Ну как мне заставить вас в это поверить?

Эйми: Я и сама хотела бы в это верить, но это так сложно! Ведь нас постоянно программируют, как нужно выглядеть.

Гай: Знаю. Но я вас неплохо изучил и думаю, что вы достаточно умная, чтобы не обращать внимания на эту чепуху, и достаточно смелая, чтобы объективно взглянуть на свое тело и понять, что им можно гордиться. И наслаждаться им. Конечно, это будет нелегко, когда вы всю жизнь себя стеснялись. Но вы-то знаете, как это здорово — победить наконец свой страх и комплексы. Уверен, что вы добьетесь всего, чего захотите.

Прочитав послание Гая, Эйми откинулась на подушки. Теперь она точно знала, что хочет встретиться с ним лицом к лицу. Она поняла, что за ее ненавистью к свиданиям и нежеланием встречаться с Гаем скрывался обыкновенный страх. Она боялась не того, что он окажется уродом. Она сама себе казалась уродиной.

Поднеся дрожащие пальцы к клавиатуре, она напечатала:

Спасибо вам. За последние несколько дней вы помогли мне изменить отношение к себе, но ваш последний совет мне особенно дорог. Я тоже хотела бы помочь вам полюбить себя, но не могу этого сделать, если мы будем общаться заочно. Я хочу встретиться с вами. Лично.

Гай: Нет.

Эйми: Да. Знаю, вы не любите показываться людям, но меня вам нечего бояться. Завтра я хочу поужинать с вами. За одним столом.

Гай: Ни в коем случае!

Эйми: У меня хватило смелости отправиться с мужчиной за покупками и обсуждать такую тему, как секс. Вот и вы наберитесь смелости и поужинайте со мной. Увидимся завтра вечером.

Не дожидаясь, пока он ответит, она захлопнула ноутбук. Эйми охватило радостное волнение от сделанного ею шага.

Эйми хочет с ним встретиться. Байрон в панике расхаживал перед мониторами и не знал, что ему теперь делать. Экран, подсоединенный к камере на кухне, по-прежнему был выключен, но Байрон знал, что скоро Эйми понесет ему завтрак, и ее изображение появится на остальных мониторах.

Что же ей сказать?

Он не может с ней встретиться. Она с ума сойдет.

Эйми думает, что он одинокий, покрытый шрамами затворник, который прячется в башне, потому что стесняется своего внешнего вида. Интересно, как она отреагирует, узнав, что узник форта — Байрон Паркс, скучающий миллиардер, решивший уйти от бессмысленной мирской суеты?

Неожиданно он понял, что, если бы только было можно, с радостью отказался бы от своей фотогеничной внешности и стал бы таким, каким его представляет Эйми. Он многое бы отдал, чтобы, выйдя сегодня вечером из башни, увидеть улыбку на лице Эйми и услышать ее заверения, что внешность не имеет никакого значения! Он заключил бы Эйми в объятия и покрыл поцелуями — Боже, как Байрон долго об этом мечтал! Потом отнес бы ее наверх и всю ночь занимался бы с ней любовью.

На этом его фантазия оборвалась.

О чем он думает?

То, что Эйми хочет с ним встретиться, вовсе не означает, что она ищет физических отношений. Да, перед тем как она заявила, что им непременно нужно встретиться, они обсуждали секс. Но это не значит, что она хочет заняться с ним любовью. Добрая, участливая Эйми просто хочет вызволить из башни одинокого узника.

Это несколько успокоило его перепутанные мысли. Не время поддаваться панике. Когда Эйми принесет ему завтрак, Байрон просто скажет ей: «Нет». Она не заставит его открыть свой истинный лик. Конечно, невозможно вечно скрывать свою персону, но поиграть в эту игру еще три недели, пока не уедет Эйми, — почему бы и нет?

— Доброе утро! — послышался бодрый голос Эйми. Байрон стремительно обернулся к мониторам и увидел, что она уже в кабинете этажом ниже, ставит поднос внутрь «немого официанта». Щеки ее горели лихорадочным румянцем. Чувствовалось, что под ее напускным весельем скрывается нервозность. — Ну, как вы спали?

«Глаз не сомкнул», — хотелось сказать ему.

— Вы здесь? — спросила она, не дождавшись ответа.

— Здесь.

Поднос с едой поднялся наверх, но Байрон даже пальцем не пошевелил, чтобы его взять. Он стоял перед монитором, не в силах отвести глаз от Эйми.

— Я рада, — сказала Эйми. Она отступила на шаг и улыбнулась в камеру. На ней было легкое летнее платье, подчеркивавшее ее полную грудь, стройную талию и округлые бедра. Так и хотелось прикоснуться к этим соблазнительным изгибам. — Хочу поблагодарить вас за вчерашний разговор. Наверно, вы заметили, что это не самая моя любимая тема, но я рада, что вы заставили меня высказаться. Вы можете быть очень настойчивым, когда хотите помочь мне разобраться в моих пунктиках.

Поэтому хочу честно вас предупредить: я буду столь же настойчива, пытаясь вам помочь. Понимаю, вы очень нервничаете в ожидании сегодняшнего вечера, но, право же, вам нечего волноваться. Мне совершенно все равно, как вы выглядите. Думаю, когда я вас увижу, вы будете только рады, что решились открыть свое лицо. Наверно, ничто не сравнится с тем чувством, которое испытываешь, преодолев давний страх.

— Эйми… — вздохнул он. — Я не могу вам показаться.

— Нет, можете. — Она послала ему ослепительную улыбку. — Клянусь, все будет хорошо.

— Вы не знаете меня, Эйми. Узнай вы меня хорошенько, я бы пришелся вам совсем не по душе.

— Я вас знаю, — уверенно возразила она. — То, что я вас никогда не видела, еще не означает, что я вас не знаю. Я знаю, что вы честный, заботливый и отзывчивый. Мне с вами очень приятно общаться, я еще никогда не чувствовала себя так легко и непринужденно, разговаривая с мужчиной. Вы же сами говорили, что мы друзья! Прошу вас как друга: наберитесь смелости и доверьтесь мне.

На Байрона снова нахлынул приступ тревоги. Нужно отговорить Эйми от этой затеи, объяснить, чем плоха эта идея.

— А что, если, когда мы встретимся, я скажу, что хочу, чтобы нас связывало нечто большее, чем дружба? — «Вот оно», — подумал Байрон. После этого она наверняка не захочет с ним встречаться. — Я нахожу вас привлекательной, Эйми, — добавил он для пущей убедительности. — Очень привлекательной.

Он ожидал, что при этих словах она побледнеет. Но вместо этого она залилась ярким румянцем и потупилась, чтобы скрыть улыбку.

— Знаю.

Что? Байрон воззрился на нее, потеряв дар речи. Эйми бросила в камеру застенчивый взгляд, однако было видно, что решимость ее сломить не так-то просто.

— Пока что я не могу ничего обещать. Трудно сказать, что мы испытаем, встретившись лицом к лицу. Единственное, что я знаю: вы заставили меня переменить отношение к себе. Может быть, рядом с вами я действительно могу стать другой… Но так ли это, выяснится лишь при условии, что вы откроете дверь и покажетесь. Гай, я очень хочу с вами встретиться. Пожалуйста.

Байрон глядел на Эйми и страстно желал, чтобы он и в самом деле был тем, кого она рисует в своем воображении.

Кем угодно: долговязой жердью, здоровенным зверем, — только не таким, каким он был на самом деле: поразительно привлекательным снаружи и до ужаса уродливым внутри.

— Не могу, Эйми. Вы придете в ужас.

— Не приду я в ужас. — Она вскинула подбородок, и Бай-(рон понял, что допустил ошибку: у Эйми всегда прибавлялось храбрости, когда она защищала других. Чем больше он будет твердить о том, как он страшен, тем больше у нее прибавится решимости. — Я храбрее, чем вы думаете. Знаете, сейчас вы меня даже немного обидели этими словами. Однако я не буду пока на вас давить — вы и так напуганы. Набирайтесь пока что смелости. А вечером мы с вами поужинаем вместе.

— Нет.

Она решительно нахмурилась:

— А я говорю «да».

С этими словами она повернулась на каблуках и вышла вон из комнаты.

Байрон остался стоять перед мониторами как громом пораженный. А он-то думал, что ни о какой любви здесь и речи быть не может! Ему вспоминалось ее вчерашнее признание и ее сегодняшние слова: «Может быть, рядом с вами я действительно могу стать другой»…

Сколько ей, наверно, храбрости потребовалось, чтобы это сказать! Она фактически предложила себя мужчине, которого считает уродом. Хотя, может, это не просто храбрость. Может, Эйми легко и спокойно рядом с Гаем.

Если бы только можно было стать тем, кем она его себе представляет! Тогда бы он затащил ее в постель и научил бы ее получать удовольствие от занятий любовью. Байрон не сомневался, что у него это получится. Все его любовницы твердили, что в постели ему нет равных. Он разочаровывал женщин во время, свободное от занятий любовью.

Интересно, какой Эйми окажется любовницей?

Все его тело вдруг воспрянуло к жизни, причем Байрон испытал не только физическое влечение, но и неожиданную нежность. Он страстно желал, чтобы Эйми принадлежала ему. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного.

Он хотел отринуть это чувство, но обновленная часть его души никак не желала расставаться с этой мыслью. Байрон хотел заняться с Эйми любовью. На смену этой мысли пришла другая: а вдруг он сможет стать таким, каким она его себе представляет? Конечно, он не страдает физическим уродством, да и отшельником до недавнего времени его было трудно назвать. Но что, если тот человек, кого он играл во время элитных приемов и вечеринок, не настоящий Байрон?

Он понял, что никогда больше не хочет надевать маску скучающего циника Байрона Паркса. Неужели у него хватит смелости заявить всему миру, что он тоже способен чувствовать, что ему вовсе не безразличны многие вещи? Ему вспомнилась реакция Чада на проявленное участие. Если Байрон вернется в Голливуд и начнет вести себя так, как привык вести себя с Эйми, многие просто лопнут со смеху. Байрон Паркс, который столько лет глумился над сентиментальными слюнтяями, сам превратился в одного из них!

А что, если не возвращаться в Голливуд? Не может же он вечно прятаться на Сент-Бартсе! Рано или поздно его местонахождение вычислят. К тому же Байрону совсем не улыбалось всю оставшуюся жизнь маскироваться под Бофорта. Он с самого начала решил, что этот план с переодеванием временный.