Какое чудо — любовь.

Он любит Эйми. Это необыкновенное чувство ошеломило Байрона. Раньше он никогда не испытывал такого и не знал, что это чувство способно затмить все остальные. Он ее любит.

И никогда не сможет ей открыть, кто он есть на самом деле.

Особенно после того, что случилось. Ведь Эйми была поражена произошедшим не меньше его. Байрон вспомнил, как она смеялась, как обнимала его, как невинно поцеловала в щеку, когда все закончилось.

Узнай Эйми, что занималась любовью с Байроном Парксом — поверхностным, каким-то измученным Байроном Парксом, с которым она ни за какие деньги не согласилась бы встречаться, — она почувствует себя смертельно обиженной. Если ей откроется правда, она будет сожалеть об этом до конца жизни. Лучше он умрет, чем нанесет ей такую рану.

Нужно постараться, чтобы она никогда ни о чем не узнала.

Неожиданно Байрону на глаза навернулись слезы. Он прижал руку к глазам, словно пытаясь затолкать внутрь накипевшую боль и страх. Раньше ему это удавалось играючи, но теперь, когда Эйми открыла в его сердце ящик Пандоры, скрывать чувства стало труднее. Неудивительно, что раньше Байрон шагал по жизни, не желая ничего чувствовать. Чувства причиняют боль. И какую боль!

Он глубоко и прерывисто вдохнул.

Вдруг Эйми проснулась и начала недоуменно осматриваться. Почувствовав ее страх, он сумел совладать с собственными эмоциями.

— Тсс, Эйми, все хорошо. — Он слегка охрип: свело спазмом горло. — Все в порядке.

— Гай? — Эйми облегченно обмякла. — Я забыла, где я.

— Ты заснула. — Он прокашлялся. Хоть бы она подумала, что он охрип со сна!

— Да. — Она удовлетворенно откинулась на подушки и снова прижалась к нему. Однако вскоре ее беспечное настроение сменилось озабоченным. — По-моему, мне что-то снилось.

— Что-то плохое? — Байрон прижал ее к себе как можно крепче.

— Не знаю. — На минуту Эйми умолкла. Он прижался губами к ее лбу и почувствовал, как она хмурится. — Подожди, вспомнила. Мне снилось, что я снова у себя дома. Как будто просыпаюсь в своей постели и понимаю, что все это — сон. — Она оперлась подбородком на ту руку, что лежала у него на груди. — Как же это приятно, когда оказывается, что реальность гораздо лучше снов.

Он провел кончиками пальцев по ее губам и почувствовал, что она улыбается.

— Может, ты все еще спишь? Откуда ты знаешь?

— Ну, если так, то я никогда не хочу просыпаться. — Эйми приподнялась на локте и поцеловала его в губы. — А теперь признайся: ну разве ты не рад, что отпер эту дверь?

— Очень рад, — ответил Байрон, сам не зная, лжет или говорит правду. Даже если и правду, все равно это ненадолго.

— Теперь все стало по-другому, правда?

— Да, — согласился он и подумал, что теперь непременно нужно будет отослать Эйми домой. При этой мысли у него сжалось сердце.

— Знаешь, — сказала она, — мне еще час назад следовало бы подать заявление об отставке. И вообще нужно было это сделать еще вчера вечером. — Она провела пальцем по поросли волос у него на груди. — За эти два часа я натворила такого, чего никак не может себе позволить добропорядочная домработница. Боюсь, работать здесь еще три недели у меня совести не хватит.

Когда она это сказала, у Байрона во второй раз екнуло в груди. Конечно, Эйми лучше всего уехать. Но ему так хотелось держать ее в объятиях и никогда не отпускать.

— Да, конечно. Я все понимаю. — Он прочистил горло. — Завтра же скажу Лансу, чтобы он отвез тебя в аэропорт.

— Что? — От удивления Эйми даже присела на кровати. Она не видела лица Гая, только его очертания. Неужели он и вправду думает, что она после всего от него сбежит? — Нет, глупенький! Я вовсе не собираюсь уезжать! Я просто сказала, что не могу больше служить у тебя домработницей. И вообще за прошлую неделю можешь мне не платить. Мне неловко брать у тебя деньги после того, что произошло между нами.

Он провел пальцем по ее руке:

— Но ты же на меня работала.

— Но я получала от своей работы одно удовольствие! — Она схватила его за руку. — Мне просто безумно здесь нравится, если не считать того, что я тревожусь о Мим. А что касается нас, то с того самого момента, как я здесь появилась, мне почему-то казалось, что все этим и закончится.

— Правда?

— Да. — Эйми еще сильнее стиснула его руку. — Я чувствую, что все произошло так, как было предписано. Я заблудилась и попала сюда. Встретила тебя. Мне кажется — только не смейся, — мне кажется, что все было нарочно задумано, чтобы мы встретились. Время словно бы остановилось. — Она прижала ладонь к сердцу. — Гай, ты помог мне справиться с тем, что я безуспешно пыталась преодолеть долгие годы. Да, я сама решилась отправиться в это путешествие, но именно ты помог мне многое преодолеть.

— Я рад. — Он поцеловал кончики пальцев Эйми, сжимавшие его руку. — Ты заслуживаешь того, чтобы увидеть себя в истинном свете: ведь ты поразительно красива.

Ее сердце наполнилось благодарностью.

— Значит, ты не будешь возражать, если я останусь до девичника перед свадьбами моих подруг? Знаю, потом мне придется вернуться в привычное русло жизни, но мне бы так хотелось провести эти три недели с тобой!

Байрон резко сел и потер ладонью лоб.

— Эйми, — вздохнул он. — Боюсь, что если ты останешься, то будешь страдать. Я об этом даже думать не хочу. Не хочу рисковать.

Она прикусила губу, раздумывая, что делать.

— Если я задам тебе один вопрос, обещаешь дать мне честный ответ?

— Нет, — усмехнулся он.

— Ну вот видишь: только что ответил вполне честно. — Эйми попыталась изобразить улыбку, но у нее это получилось весьма неубедительно. — Честнее некуда.

— Это было легко. Единственное, что было легко во всей этой заварухе.

«Заварухе»? Он считает это заварухой? Эйми поборола боль, закравшуюся в сердце.

— Ты действительно хочешь, чтобы я уехала? Скажи честно. Не говори «да», если просто хочешь казаться благородным и считаешь, что, оставшись, я буду страдать. Я сильнее, чем ты думаешь. Я хочу остаться, хочу быть с тобой, пусть даже совсем недолго. Не важно, что будет потом, когда все кончится. Я ни в чем не буду тебя винить. Это мой выбор, я сама иду на риск. Я прошу тебя лишь набраться смелости и рискнуть вместе со мной. А теперь скажи: ты хочешь, чтобы я осталась, или мне уехать?

Байрон повернулся к ней, прижался лицом к ее шее и всхлипнул.

— Останься. Я хочу, чтобы ты осталась.

Она заключила его в объятия и поцеловала в макушку.

— Тогда я остаюсь.

Мир Эйми раскололся надвое: ночью она вела одну жизнь, а днем — другую. Эмоции она тоже испытывала двойственные: с одной стороны, она была влюблена, а с другой — знала, что это ненадолго.

Она и Гай ужинали точно так же, как в течение первой недели, только теперь дверь в башню была открыта. Эйми нравилось есть при свете, поэтому она сидела за столом Ланса до конца ужина, а затем поднималась в спальню к Гаю, где они занимались любовью и болтали часами.

Днем она по-прежнему занималась стряпней — ради удовольствия, а не ради платы. Но теперь у Эйми появилась новая обязанность, которая доставляла ей даже еще больше удовольствия, чем готовка. Во время второй ночи, проведенной с Гаем, она сказала, что пустые комнаты нагоняют на нее тоску. На следующее же утро Ланс объявил, что собирается покупать мебель, и спросил, не желает ли она пойти вместе с ним. Эйми подпрыгнула от радости.

Вместе они обшарили все лавки на Сент-Бартсе, скупая плетеные диваны и кресла, чтобы потом обставить гостиную, а также приставные и журнальные столики, лампы и вазы. Каждый день Эйми с нетерпением ждала ночи, чтобы рассказать Гаю о своем дне и о том, что им с Лансом удалось приобрести.

— Похоже, тебе нравится ходить по магазинам вместе с Лансом, — заметил Гай, когда подходила к концу вторая неделя Эйми на острове. Они, совсем голые, лежали на покрывале из сатина: Эйми на животе, опершись на локти, а Гай на боку, повернувшись к ней.

— Нравится. — Эйми согнула колени и принялась болтать ногами. Подвеска на ножном браслете при каждом движении бряцала. — Было очень весело.

— Он тебя больше не нервирует?

— Нет, уже не нервирует, — ответила она и поняла, что это действительно так. — Может, я к нему просто привыкла. Со временем перестаешь замечать даже феноменальную красоту.

Она задумалась. Тем временем Гай лениво водил пальцем по ее татуировке. Сейчас темное пятнышко на ее белоснежной ягодице было едва различимо, но оно, казалось, обладало способностью вводить Гая в транс. Эйми много раз твердила, что если включить свет, то он сможет разглядеть татуировку как следует. Гай, конечно же, не соглашался.

— Но мне кажется, что дело не только в этом, — продолжила она. — Теперь я воспринимаю себя по-другому, и за это нужно сказать спасибо тебе. — Эйми склонилась над Гаем и поцеловала его в губы. — Ты заставил меня почувствовать себя сексапильной.

— Ты и есть сексапильная.

Байрон провел пальцем по ее позвоночнику, снова заставив Эйми затрепетать от желания. Совсем недавно они лихорадочно занимались любовью, катаясь по постели, смеясь и задыхаясь от удовольствия. Эйми никогда не надоедало прикасаться к Гаю и чувствовать его прикосновения. Он заставил ее позабыть о своей закрепощенности, из-за которой она прежде не могла получать удовольствие от занятий любовью. Весь последующий день она краснела, вспоминая о страстной ночи.

Это была любовь. Даже когда они не говорили ни слова любовь чувствовалась в каждом их прикосновении. Они исследовали тела друг друга, пытаясь доставить другому как можно больше удовольствия. Эйми перевернулась на спину и Гай начал рисовать круги у нее на животе. Она по-прежнему не могла понять, чем ему нравится ее живот, но уже перестала его втягивать — иначе Гай ворчал.

— Никогда не думала, что могу быть голой рядом с мужчиной и при этом совсем не стесняться.

— Я рад, что ты не стесняешься. — Он поцеловал ее в пупок. — Я обожаю твое тело.

— Я тоже учусь его любить. Он умолк.

— Это означает… — Гай запнулся. Когда он продолжил, Эйми по голосу почувствовала, что он хмурится. — Это означает, что ты передумала никогда не выходить замуж? Теперь, когда поняла, что можешь получать удовольствие от близости с мужчиной? Когда ты вернешься домой, ты… найдешь мужчину, о котором когда-то мечтала? Такого, с кем можно путешествовать и заводить детей?

Господи, что за вопрос! Он что, хочет, чтобы она ответила: «Да»?

— Нет, — произнесла она наконец. — Я обещала Мим, что никогда ее не покину, а я не могу нарушить слово. Муж и дети просто не поместятся в мой крошечный вагон, переоборудованный под дом.

— Но это же просто смешно! Для того чтобы заботиться о бабушке, вовсе не обязательно жить вместе с ней!

— Я же тебе рассказывала, какая она, — вздохнула Эйми. — Стоит мне только заикнуться о том, что я хочу жить отдельно, как ее самочувствие резко ухудшается.

— Потому что она боится тебя потерять.

— Ну и что же! Ведь у нее действительно проблемы с сердцем, артрит и куча других вполне реальных заболеваний. Если я уеду, а она умрет, как я потом смогу жить?

— Это говорит твой страх, — подколол ее Гай. — А я-то думал, ты решила от него избавиться. Не стоит позволять страху определять свою жизнь.

Она не нашла, что ответить.

— Эйми… — Судя по всему, он тщательно обдумывал слова. — Если у тебя хватило смелости преодолеть свои страхи, почему бы твоей бабушке не преодолеть свои и дать тебе наконец пожить нормальной жизнью?

— Я никогда не рассматривала этот вопрос с такой точки зрения. Честно говоря, — она погладила его по щеке, — я думаю, ни с одним мужчиной мне не будет так хорошо, как с тобой.

Гай перевернулся на спину и уставился в потолок. — А ты все же попробуй. Она удивленно захлопала глазами:

— Ты что, хочешь, чтобы я нашла себе другого мужчину?

— Нет. Когда я думаю, что к тебе будет прикасаться другой мужчина, мне хочется его убить. Но… — Он шумно вздохнул. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. — Гай взял ее лицо в ладони. — Мне бы очень хотелось заставить тебя поверить, что ты можешь быть счастлива, пусть даже с другим мужчиной.

— Знаешь, я ведь тоже хочу помочь тебе принять и полюбить самого себя, прежде чем вернусь домой. Если у меня хватило храбрости полностью открыться тебе, почему же ты не можешь набраться смелости и дать мне себя увидеть?

— Нет.

— Гай! — Она готова была ущипнуть его от злости. — Я не хочу, чтобы после моего отъезда ты так и остался запертым в этой башне и коротал остаток жизни в одиночестве.

— Я вовсе не заперт. Ведь у меня есть ключ.

— Нет, заперт: ведь ты никогда не воспользуешься этим ключом и не выйдешь наружу.

— А ты? Ты ведь тоже пленница своего вагона, переоборудованного под дом!

— Вот и нет! Я начала путешествовать.

— Одна.

— Ну почему мы всегда спорим? — спросила она.