Джулия Ортолон - Слишком идеально

— Потому, что ты ужасно упрямая. — В его голосе прозвучала улыбка. — Впрочем, как и всегда.

— Ах я упрямая? — спросила Эйми с притворным возмущением. — А сам-то?

— Я — совсем другое дело. У меня есть причина.

— Которую ты не хочешь мне открыть. — Эйми сразу расхотелось шутить. — Знаешь, как это обидно?

— Эйми… через две недели ты уедешь. Давай просто радоваться обществу друг друга, пока есть время.

Некоторое время она молчала.

— Можно спросить?

— О Господи!

— Если бы я не была привязана к Мим, ты бы… Ты бы хотел, чтобы я снова вернулась? Помнишь, ты когда-то просил меня об этом?

— Я бы отдал все на свете, чтобы прожить жизнь вместе с тобой. Но этому не суждено осуществиться.

— Знаю, — беспечно ответила она. — Ты мог бы переехать ко мне домой. Я заперла бы тебя в вагоне, выключила свет и поступала бы с тобой, как мне вздумается.

— Соблазнительно. Но этому тоже не суждено осуществиться. А ты? Если бы могло исполниться твое самое сокровенное желание, что бы ты загадала?

— Кроме того, чтобы быть с тобой? Дай-ка подумать. Я бы хотела стать детской писательницей и не просто сочинять истории для собственного удовольствия, а писать книжки.

— Почему бы тебе не воплотить это в реальность?

— Не знаю. — Эйми пожала плечами. — Я никогда об этом серьезно не думала. Может, потому, что мне страшно. Ведь сказки — это то, что связывает меня с мамой. Я не вынесу, если издательство их раскритикует.

Байрон присел. Было слышно, как зашуршало покрывало.

— Но подумай, как будет здорово, если их опубликуют! Разве ты не хочешь поделиться с другими детьми тем удивительным миром, что придумали вы вместе с мамой? Я знаю, что это ужасно — принести свою работу на суд издательства. Ее могут отклонить. Но зато, если они примут твои сказки, ты будешь вознаграждена и сможешь гордиться собой.

После некоторого размышления Эйми поняла, что он прав. Она не была уверена, сможет ли это сделать, но он был прав. Тут ей в голову пришла другая мысль, и она прикусила губу.

— Ладно, я это сделаю, но только при одном условии: ты откроешь мне свое лицо.

— Ты что, никогда не сдашься? — проворчал Гай.

— Никогда, — усмехнулась она. — Я никогда от тебя не отстану, понимаешь?

— Именно этого я и боюсь.

— Бойся. У каждого зверя есть слабое место. — Она легонько погладила его по ребрам.

К удивлению Эйми, Гай чуть не задохнулся и отшатнулся от нее.

— О Господи! — рассмеялась она. — Ты боишься щекотки!

— Не смей! — предупредил он, когда она предприняла попытку снова его пощекотать.

Не обращая внимания на его предупреждение, Эйми продолжила его щекотать, и скоро он лежал на спине и извивался под ней. Она села на него сверху и прижала его руки к матрасу.

— Видишь? Бесполезно сопротивляться. Сдавайся немедленно!

— Я ни за что тебе не сдамся.

— Это мы еще посмотрим.

Она наклонилась и подарила ему медленный, глубокий поцелуй.

Эйми была зла. Зла не на шутку. Байрон знал, что в последнее время она частенько раздражалась, впадала в отчаяние и выходила из себя. И все из-за него. Но сегодня, когда у них оставалась всего одна ночь, она злилась особенно.

Байрон не понимал, когда успело пролететь время. Куда подевались недели? Завтра Эйми улетает домой. Он думая, что они проведут последнюю ночь в постели — так, как проводили все ночи с тех пор, как в первый раз занялись любовью. Но нет, Эйми отправила ему ужин по «немому официанту», а затем сказала, что если он хочет быть с ней, то пусть приходит в ее комнату.

Она будет ждать. При включенном свете.

Байрон понял, что она не шутила. Он стоял во дворе, прислушиваясь к ночным звукам, и смотрел на прикрытые балконные двери ее комнаты. Внутри горел яркий свет, хотя было уже далеко за полночь. Эйми несколько раз выглядывала из комнаты. Интересно, видела ли она Байрона? Прошло уже много времени с тех пор, как она показывалась в последний раз.

Он почувствовал, что сам начинает злиться на Эйми за то, что она такая упрямая.

Это же их последняя ночь! А она решила провести ее таким образом.

Байрону вспомнилось то время, что они провели вместе. Они ведь не только занимались любовью, но и многим делились друг с другом — Эйми даже не догадывается, как часто они бывали вместе. Она исходила с ним, то есть с Лансом, весь остров, выбирая мебель. Потом они обставляли комнаты. Они смеялись и болтали часами, и каждый такой час был для Байрона настоящей пыткой. Целый день быть рядом с Эйми и не сметь к ней прикоснуться, поцеловать ее, сказать ей, как он ее любит… Неудивительно, что Байрон был так страстен, когда Эйми приходила к нему по ночам.

Впрочем, не один он испытывал тогда ненасытный голод Эйми отдавалась ему радостно, переполняя все его чувства. Иногда они предавались такой бурной страсти, что после долго лежали, бездыханные. А иногда они катались по кровати и играли, почти как дети. Это забавляло Байрона. Он и не подозревал, что возможно такое счастье. Но экстаз вскоре сменяло отчаяние. Когда Эйми засыпала, он держал ее в объятиях и думал, что им недолго осталось быть вместе.

Но еще хуже бывало, когда она просила его открыть свое лицо. Несколько раз он готов был сдаться. Думал, что, может быть, узнав, кто он на самом деле и как он ее обманывал, Эйми его простит и примет.

Он стоял во дворе и смотрел на свет, горящий в ее комнате, и вдруг понял, насколько правдива история о ящике Пандоры. Самое последнее, что из него вылетело, было страшнее всего: надежда.

Раньше он никогда об этом не задумывался.

Надежда лишь усиливает страдания. Он не мог принять того, что Эйми никогда его не простит, если узнает правду; а все потому, что надежда продолжала нашептывать «может быть» и «а что, если?..».

За дверью появился ее силуэт, и у него дрогнуло сердце. Она не спит! Как только промелькнула эта мысль, ему еще сильнее захотелось войти к Эйми. Сдаться. Признаться во всем. Он все равно ее потеряет, так почему бы не рискнуть? Вдруг она все поймет и примет его?

А если нет? Вдруг, когда Эйми узнает правду, все то, что было между ними, будет омрачено и при воспоминании о проведенных с ним неделях она будет испытывать лишь злобу и унижение? Он не хотел причинять ей такую боль.

«Встречаться с Байроном Парксом? Ни за какие деньги!»

Дверь отворилась, и Эйми шагнула наружу. На ней были только короткая белая ночнушка и тонкий шелковый халат, тоже белый. Освещенная светом, падавшим из приоткрытой двери, она была похожа на ангела. Байрон почувствовал, что какая-то невидимая сила потянула его к ней. Но он поборол это стремление и укрылся в густой тени.

Она смотрела прямо на него.

— Ты что, собираешься там всю ночь торчать? Почему бы тебе не зайти?

При звуке ее нежного, ласкового голоса Байрону стало еще труднее сопротивляться. Он изо всех сил вцепился в ствол ближайшего дерева.

— А ты выключишь свет?

— Нет.

Это слово пронзило его сердце, как кинжал. Он прислонился к стволу, обхватил его рукой и уткнулся в него лбом.

— Ну, тогда я не войду.

— Прекрасно. — Она упрямо вздернула подбородок. — Тогда я сама к тебе спущусь.

При виде того, как она идет по балкону, Байрона охватила паника. Ее халат и рубашка развевались на ветру. Она подошла к лестнице, спускавшейся во двор.

Голубоватая подсветка бассейна была куда опаснее луны, скрывшейся за башней. Байрон отошел от бассейна и остановился в зарослях, где низкорослые пальмы скрывали пляжный диван, повернутый к заливу. Это было любимое место Эйми. Днем она часто сидела здесь, читала или любовалась видом. Тут она могла загорать в купальнике, подальше от глаз Ланса. Ступеньки вели прямо к этому месту.

Байрон и Эйми подошли к дивану с противоположных сторон и замерли, увидев друг друга. Их разделяло всего несколько футов. Она стояла в луче света, падавшего из приоткрытой двери, а он скрывался в тени.

— Хочу тебе кое-что сказать. — Волосы обрамляли ее лицо, на котором были написаны боль и решимость. — Я думала, что смогу дождаться того момента, когда ты мне покажешься. Но, похоже, пора признать свое поражение. Знаю, мы не можем быть вместе. Я обещала Мим, да и ты живешь в своем собственном мире… Но я просто не могу уехать, не сказав тебе, что… — Она прерывисто вдохнула и продолжила надорванным голосом: — Я люблю тебя.

— Ах, Эйми! — Байрон судорожно сглотнул, увидев слезы у нее в глазах. Он даже не мог сделать шаг и обнять ее — тогда на него упадет свет. — О Господи! Не надо. Не надо меня любить, пожалуйста.

— Почему? — спросила она, смахивая слезы. — Потому, что ты меня не любишь?

— О Боже! Нет! — Сердце его свело болью. Когда-то Байрон дал себе обещание, что не произнесет этих слов, не откроет ей своих чувств, не поведает о том, что она с ним сделала. Но теперь никакая сила на свете не заставила бы его сдержаться. — Я люблю тебя, — признался он хрипловатым голосом. — Люблю тебя больше жизни.

Всхлипнув, Эйми бросилась ему в объятия. Потом прижалась лицом к его груди и заплакала. Байрон крепко обнял ее, зарывшись лицом в ее волосы. Она пахла цветами и солнцем.

— Но тогда почему?.. — спросила Эйми. — Почему ты не позволяешь мне тебя видеть?

— Не могу. — У него разрывалось сердце. — Пожалуйста, поверь мне. Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы все было иначе. Но этому не суждено сбыться.

Она подняла голову, и он увидел, как блестят в ее глазах серебристые слезы.

— Ты говорил, что не хочешь, чтобы я страдала. Но твое недоверие причиняет мне боль.

— Правда причинит тебе еще большую боль.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Значит, мне остается только уехать, признав свое поражение?

— Нет. — Он закрыл глаза и заставил себя произнести следующие слова: — Ты должна вернуться к настоящей жизни и найти себе достойного человека, который сможет сделать тебя счастливой.

— Но мне, кроме тебя, никто не нужен!

В этом-то и заключалась проблема. Ему хотелось закричать: «Я — это не я! Я — всего лишь фантом. Ты не можешь меня увидеть потому, что меня не существует».

Он почувствовал, как Эйми гладит его по щеке.

— Ты мне нужен. — Она прошептала это так жалобно, что он готов был расплакаться. — Ты мне нужен.

Ее губы прикоснулись к его губам.

Не в силах более сдерживаться, он взял ее лицо в ладони и принялся отчаянно целовать. Он припал к ее губам, зарылся пальцами в ее волосы. Эйми отвечала на его поцелуи столь же отчаянно, поглаживая его плечи и спину. Но этого было мало. Байрону хотелось почувствовать ее руки на своей обнаженной коже.

Не переставая целовать Эйми, он скинул с нее халат, затем расстегнул пуговицы на своей рубашке. Ее руки тут же прикоснулись к его телу.

— Да. Прикоснись ко мне, Эйми. Прикоснись ко мне. «Сделай меня настоящим. В последний раз».

Сердце бешено колотилось у него в груди, в то время как она возвращала его к жизни. Он поднял ее ночную рубашку и, прервав поцелуй, стянул ее через голову Эйми. Затем положил руки на ее груди, ощутив мягкую кожу. Вместе они направились к диванчику.

Он скинул одежду и надел презерватив. Затем сел и притянул Эйми к себе. Сбросив трусики, она забралась к нему на колени и наградила его долгим поцелуем. Затем изогнулась и позволила ему наслаждаться своими грудями. Когда Эйми почувствовала его руки на своем теле, ее охватила страсть. Сгорая от желания, как и он, она привстала и упала на него. Байрон так глубоко вошел в ее тело, что она чуть не задохнулась от удивления.

Он уткнулся головой в ее грудь и крепко обнял. Она начала двигаться. Непередаваемое блаженство от того, что он обнимает ее, находится внутри ее, занимается с ней любовью, перемешивалось с болью. Прерывисто дыша, он двигался вместе с ней. Стремясь доставить ей удовольствие, погладил ее спину и, обняв ягодицы, вошел в нее еще глубже.

«Да, милая Эйми, дай мне доставить тебе удовольствие».

Припав ртом к ее груди, он принялся яростно сосать. 'Иногда Эйми это нравилось, и, похоже, сейчас был один из таких моментов. Она обняла его голову и прижала к себе. Ее ноготки слегка царапали ему макушку. Байрон почувствовал, как каскад волос ниспадает ему на бедра, и понял, что она подняла лицо к небу. Она прерывисто дышала, охваченная страстью.

«Да, вот оно. Эйми, ангел Эйми, не улетай от меня».

Достигнув вершины страсти, она охнула от удовольствия и застыла в его объятиях.

Все мысли Байрона были только об Эйми, поэтому собственный оргазм застиг его врасплох. Как только Эйми застыла в его объятиях, Байрон взорвался внутри ее с такой силой, что у него перед глазами засверкали искры. Он уткнулся головой в ее грудь. Тело его сотрясала дрожь.