– Из любви ко мне? – с каким-то особым, язвительным выражением повторил он. – О чем ты, Надя… Ты же ничего не знаешь! Я, конечно, понимаю, что выгляжу глупо, не по-мужски, когда обвиняю во всем Альбину, но… Надя, Альбина никогда меня не любила!

«Что он такое говорит? – мелькнуло у Нади в голове. Она была смущена и растеряна – совсем не такой казалась ей жизнь ее подруги до этого дня. Альбина – нежная, самоотверженная, несмотря на болезнь, и любящая жена! – Хотя я ему почему-то верю…»

– Разве ты не знаешь? Разве она тебе не говорила? Впрочем, в таком никто не признается, даже близкой подруге… – продолжил Леон. – Четыре с половиной года назад мы встретились с ней. В аптеке, что была в Столешниковом…

– Да, я знаю, она мне рассказывала историю вашего знакомства.

– Ну да, это самая романтическая часть нашего знакомства. Она мне очень понравилась – такая милая, рассудительная, заботливая. Она вылечила меня от простуды, и я смог улететь в Гамбург, где мне предстояло записать компакт-диск со своими обработками русских народных песен. Кстати, именно тогда я занялся вплотную электронной музыкой, но это не суть важно… Потом я вернулся, и мы снова встретились. «Почему бы нам не соединить свои судьбы? – сказала она. – Послушай, Леон, ты слишком много времени тратишь на всякую ерунду, и я готова стать тебе помощницей. Секретарем, кухаркой, домработницей, сиделкой, женой, в конце концов…»

– Но это так благородно! – прошептала Надя, чуть не плача. – Бедная Алька!

– И я был уверен, что она необыкновенная, благородная женщина… Я и сейчас не могу говорить о ней плохо! – схватился за голову Леон. – Но она меня не любила… Она сказала – «это будет союз двух людей, нужных друг другу». И я с радостью согласился. Она мне нравилась, и я был уверен, что смогу со временем полюбить ее. В общем, я сам во всем виноват, раз согласился…

– Погоди, Леон, я пока ничего не понимаю… – прервала его Надя. – Ну да, вы поженились без любви, и все такое… И Алька переусердствовала с устройством твоего быта… Но в этом же нет ничего страшного, непоправимого! Я думаю, с ней надо поговорить, и она…

– Я уже говорил с ней, – прервал Надю Леон. – О, не пугайся – не о нас пока… Говорил после того, как понял, что у Альбины есть какие-то свои, вполне определенные цели. Словом, не буду тянуть – она, видишь ли, хочет войти в историю. Конечно, я не бог весть какой композитор, были и получше меня, но однажды я услышал, как она говорила с моим учителем – преподавателем из Консерватории, у которого я когда-то учился на отделении композиции. Старик сказал, что видит за мной великое будущее и что она, Альбина, вместе со мной войдет в историю. Она ему поверила, несмотря на то, что мой учитель с восторгом отзывался обо всех своих учениках. Но именно тогда я и понял, какие мысли преследуют мою жену. И я предложил Альбине расстаться, когда понял, что ею двигало. Ей был нужен не я, а моя будущая слава! В которую я сам, честно сказать, не особенно верю. Но тем не менее…

– А она что? – завороженно спросила Надя. – Что она тебе на это ответила?

– Она сказала, что, если я вздумаю с ней развестись, она умрет. И ее смерть будет лежать на моей совести.

– Глупая, бедная Алька…

– Ты еще не знаешь главного, Надя, – с усилием продолжил Леон. – Она не такая уж бедная. Ты что, в самом деле думаешь, что она безнадежно больна?

– Ну да… Разве нет? – ужаснулась Надя.

– Надя, милая, ее болезнь сердца сейчас прекрасно лечится – одна операция, и она нормальный человек, здоровее нас с тобой, вместе взятых! При нынешнем уровне медицины…

– Почему же она не хочет сделать операцию? Может быть, все дело в деньгах? – осторожно спросила Надя.

– Какие деньги! Все абсолютно бесплатно… Она хочет оставаться больной – для того, чтобы шантажировать меня. Всех. И вас, ее подруг, тоже… – мрачно произнес Леон.

– Что ты такое говоришь! – в отчаянии закричала Надя. – Алька, она такая… Что угодно, но только… Нет, ты не прав! Она столько для меня сделала… Этим эгоисткам – Лильке и Райке – до нее, как до неба!

– Я так люблю тебя… – вдруг сказал Леон. И снова обнял Надю. – Я и не знал, что могу так любить. В первый раз в жизни я влюбился – как дурак, как мальчишка! Знаешь, из-за тебя вся моя прежняя жизнь полетела вверх тормашками. Я, может быть, до самой смерти прожил бы с Альбиной затворником, жалея ее. В принципе, меня все устраивало…

– Леон, ты не можешь о ней так говорить! – упрямо сказала Надя. – Все равно – она хорошая. Я ее тысячу лет знаю. Она мне как сестра.

– Да, она хорошая. Все обожают ее, когда она, синея, бледнея, задыхаясь, героически помогает людям, делает для них добро. «Ах, Леонтий, ваша жена – святая!» – сколько раз я это слышал… Она очень хорошая! И я буду последним подлецом, если брошу ее, такую больную! Она же умрет, в самом деле умрет – если я вдруг вздумаю оставить ее…

– Что же делать? – растерянно сказала Надя.

– Я не знаю… Вернее, я знаю только одно – я люблю тебя. Раньше я думал, что люблю только музыку, а теперь у меня есть еще ты…

Они, обнявшись, медленно побрели вперед. Рабочий день заканчивался, и постепенно улицы стали наполняться людьми.

– Что же ты нашел во мне такого? – с удивлением спросила Надя. – Я самая обыкновенная женщина… Бог с тобой, Леон, может, тебе просто кажется, что ты меня любишь?

– Нет, не кажется! Ты… – Он вдруг засмеялся. – Ты сама – как музыка.

– Я – музыка? – изумилась Надя.

– Да! Потому что в тебе есть гармония, ты живая и настоящая. Я думаю, и фотограф, про которого ты мне рассказывала, тоже в тебе это заметил. И многие другие мужчины тоже…

«Особенно меня ценил Прохоров», – язвительно подумала Надя, но Леону про бывшего мужа ничего не стала говорить.

– Ты бесхитростна и проста, ты стараешься быть честной – во всем, всегда, как ребенок… – Леон поцеловал ее руку. – Ты – ангел.

– Правда? – зачарованно спросила она. – Господи, как приятно это слышать… Но лучше не говори мне ничего.

– Почему?

– Потому что… Послушай, Леон, что бы ты ни рассказывал про Альбину, все равно мне ее жаль.

– Мне тоже ее жаль, – холодно произнес Леон. – Но я так или иначе уйду от нее. Я хочу быть с тобой, а не с ней. Пусть умирает, если ей так угодно.

– Леон!

– Да, а что… Я не могу унизить тебя до роли любовницы.

«Ребенок», «любовница»… Словно во сне, Надя вдруг вспомнила то, что когда-то сказала Рая – скорее всего, просто в шутку. Пусть будет треугольник. Леон не должен уходить от Альбины, этим он действительно убьет ее.

– Леон… – медленно произнесла Надя.

– Что?

– Роль любовницы не кажется мне унизительной.

Леон с изумлением и тревогой посмотрел на нее.

– Мы оба потеряли голову, – все так же медленно продолжила она. – Я так хочу тебя, что просто неприлично… Ладно, я согласна – будем любовниками. Только, пожалуйста, не уходи от Альки!

Она и в самом деле не могла больше бороться с собой.

Они вышли на набережную реки, неподалеку от Болотной площади.

– Опять мы бежим куда-то словно сумасшедшие… – сказал Леон. – Помнишь, в прошлый раз – почти пол-Москвы отмахали?

– Ага! – засмеялась она. Любовь преступная, запретная – нет ничего ее слаще…

У набережной дул ветер – настоящий, осенний.

– Холодно… – сказала она.

– Надя… – Он повернул ее к себе, стал целовать. На бешеной скорости проносились мимо машины, кто-то бибикнул.

– Погоди… на нас все смотрят. Знаешь что? Поехали ко мне… – произнесла она с безрассудной отвагой, которой сама от себя не ожидала.

– Да, – сказал он. – Пусть он прольется.

– Кто прольется? – с любопытством спросила Надя.

– Золотой дождь. Ты что, забыла? Ты же у нас Даная… – засмеялся он, глядя ей прямо в глаза. – Заточила, понимаешь, себя в неприступную крепость, а он все равно до тебя добрался…

Леон сделал шаг к дороге, чтобы поймать такси, и в этот момент они увидели Альбину. В первый момент Наде показалось, что ей все кажется (в самом деле, откуда тут могла взяться Альбина?), что это галлюцинация, сон наяву, причудливая игра разума… Она поморгала глазами, но Альбина никуда не исчезла.

Альбина действительно стояла на тротуаре, возле светофора, – в строгом темно-синем костюме, черных лодочках. Стояла неподвижно и прижимала к груди аккуратную черную сумочку. Аккуратная черная стрижка с челкой мысиком, огромные карие глаза – точь-в-точь как у олененка Бэмби из детского мультфильма, бледное личико без всякого выражения…

– Алька… – завороженно прошептала Надя.

– Очень вовремя, – тихо произнес Леон. – Надя, ты стой тут, я с ней поговорю…

– Я с тобой!

На светофоре как раз зажегся зеленый.

– Скажем, что встретились случайно… – бормотала Надя. – Ох, надеюсь, она не видела, как мы целовались-обнимались…

– Она видела, – коротко бросил Леон. – Мне кажется, она за нами следила.

Они перешли дорогу.

– Леон, – тихо произнесла Альбина, едва шевеля губами. В темных «оленьих» глазах – мука и изумление. – Леон, что ты делаешь…

– Алька, я тебе сейчас все объясню! – торопливо сказала Надя. – Алечка, милая, ты только не переживай…

– Ты… – повернулась к ней Альбина и задрожала вся. – А ты-то как могла так со мной поступить!

И только сейчас, глядя в ее бледное, измученное лицо, Надя поняла, что она совершила. Конечно, в том, что рассказал ей Леон, была доля правды – Надя в этом не сомневалась. Но была и другая правда… «Алька – мой друг, мой самый лучший, верный друг, а я решила стать любовницей ее мужа… Я! О чем я думала?! Глупая игра с Данаей, музыкой, картинами, чертовым золотым дождем…»

– Я тебе сейчас все объясню! – в отчаянии закричала Надя. – Это были только слова… Кроме слов – ничего и не было!

– Надя, не надо ничего говорить, – сказал Леон, пытаясь взять Альбину за руку. – Об этом потом… Аля, где твое лекарство? Аля, дай сумочку…

– Как ты могла… – прошептала Альбина, и ее бледное, неподвижное лицо вдруг стало расползаться – брови страдальчески сдвинулись, углы губ съехали вниз, покатились градом слезы по щекам. – Слова? Только слова? Я видела… Я шла за вами – а вы оба ничего не замечали! Слова…

– Алечка, милая… – заплакала и Надя.

– Аля, дай сумочку, там лекарство.

– Ах, отстань! – отмахнулась Альбина от мужа и рукой задела Надины бусы.

Оранжево-красно-коричневые камешки, похожие на отблески огня, вдруг запрыгали по асфальту в разные стороны – бусы порвались. Но не до бус сейчас было… Альбина закрыла глаза и стала крениться на бок.

Леон едва успел ее подхватить. Прохожие на другой стороне дороги замедлили шаг, наблюдая за происходящим…

– «Скорую», – сказал Леон без всякого выражения. – Надо срочно «Скорую»!

Надя полезла к себе в сумочку и прыгающими руками достала телефон.

– Да-да, сейчас… Алло, «Скорая»? Человеку плохо… Моей подруге – у нее сердце. Тридцать один год… Адрес? Мы на набережной…

Машина «Скорой помощи» прибыла неожиданно быстро – буквально через десять минут.

– Езжай домой, – сказал Леон. – А я – с ней…

Он был тоже бледный и печальный. И очень встревоженный.

– Хорошо… – сказала Надя, хотя на самом деле все было очень плохо.

* * *

Каким образом о произошедшем узнали Рая и Лиля, Надя не поняла. У нее была мысль – позвонить подругам и сообщить им, что у Альбины приступ, но она так и не сделала этого…

Но тем не менее она не удивилась, когда внизу, в больничном коридоре перед приемным отделением, вдруг увидела Раю и Лилю. Все естественно, все логично – если одной подруге плохо, то и остальные непременно рядом…

– Надька! – сказала Лиля и промокнула большим платком красные, ненакрашенные глаза. – Алечка-то наша…

– Что?.. – прошептала Надя, которая только что приехала в больницу. Она упала на дерматиновую скамью перед окошком регистратуры. – Неужели?

Если Алька умерла, то и ей незачем жить – убийце…

– Да что вы людей-то пугаете! – сердито закричала женщина в белом колпаке из окошка регистратуры. – Я ж вам только что сказала, дамочка, что Велехова Альбина жива и динамика вполне положительная. Обычный сердечный приступ, у нас в кардиологии люди и с более серьезными диагнозами лежат!

– Лилька – дура… – сказала Надя. И тихонько засмеялась. Рая смотрела на них темными, круглыми, непроницаемыми глазами. Наде показалось, что она ее осуждает. Ну и правильно…

Лиля высморкалась. Поправила свои локоны, глядя в стеклянную входную дверь.

– К ней пускают? – спросила Надя.

– Пока нет, – сказала Рая. – Ты что, думаешь, мы не пытались к ней пробиться?..

В холл больницы вдруг ввалилась целая толпа народу – наступило время «приемных часов». Все шумели, галдели, жаждали сделать передачу болящим родственникам и знакомым, спрашивали у дежурной, когда принимает лечащий врач…

– Идемте на улицу, – поморщилась Лиля. – Все равно тут делать нечего.