– Да, это я решила к тебе заглянуть, – сказала Надя. Прежний запал куда-то исчез – после встречи с Райкиной мамой и Райкиными детьми.

– Случилось чего? – лениво спросила Рая.

«Убила бы тебя…» – устало подумала Надя.

– Ну, как сказать…

– Я слышала, ты с Альбинкой помирилась… Выписали ее?

– Давно уже! Зато теперь я с Лилей поссорилась. Наверное, навсегда.

– Помиритесь еще сто раз… Дай-ка лопаточку деревянную – вон там, возле тебя, на столе лежит…

Надя протянула Рае лопаточку, и та принялась энергично перемешивать картошку на сковороде. Трещало, взрывалось и лопалось на сковороде сало, летели брызги, от которых Рая ловко уклонялась, невыносимо пахло жареной картошкой. Надя никогда не ела ничего такого, потому что ее желудок почему-то протестовал против жирной пищи, но сейчас она словно завороженная сидела и смотрела на плиту, у которой колдовала Рая…

– Так что ты говоришь? С Лилькой вы поссорились? А из-за чего?

– Рая, я все знаю, – мужественно произнесла Надя.

– Чего ты знаешь? – посмотрела на нее через плечо Рая. Круглые темные глаза непроницаемы и бездонны.

– Что год назад именно с ней у Егора был роман.

– И вы с Лилькой из-за этого поссорились… – вздохнула Рая, вся в облаке пара и блестящих брызг, лилово-малиновая, атласная – словно какое-то божество из древних сказаний. Валькирия.

– Ну да! И еще у меня к тебе претензии…

– Шелестова, ты послушай саму себя, – перебила ее Рая. – Ну что ты такое говоришь! Ты поссорилась с Лилькой, потому что чего-то там такое, год назад… Да это курам на смех! Год назад! Ты бы еще вспомнила, как она в песочнице у тебя ведерко отняла.

– Райка, ты что, нарочно притворяешься? – возмутилась Надя. – Отнятое ведерко и отнятый муж – две совершенно несоизмеримые величины!

– Умная ты слишком, Надя, – покачала головой Рая. – И в этом твоя беда. Так вот что я тебе скажу – во всем только ты виновата. Надо было следить за своим мужиком! И нечего теперь на Лильку обижаться… Тем более ты сама хороша – на Альбинкиного мужа глаз положила. Я тебя не понимаю – и что ты в том Леонтии нашла? Он же придурковатый какой-то! Конечно, он композитор, и все такое…

– Я с Леоном не спала! Я мужественно боролась со своим чувством, я дала Альке слово… Господи, Колесова, я ж тебе совсем о другом хочу сказать! – в отчаянии закричала Надя. – Это ведь все твоих рук дело! Ты придумала историю о холодильнике, который якобы надо передвинуть…

– Рая, дети голодные! – засунула голову в дверь Светлана Петровна. – Скоро ужин?

– Сейчас, мама, пять минут… Какой еще холодильник, Шелестова? – мрачно произнесла Рая, орудуя лопаткой.

– Наденька, ты с нами садись, покушаешь тоже… – озабоченно произнесла Светлана Петровна и исчезла.

– Да тот самый, который Лиле надо было передвинуть!

– О чем ты, Шелестова? – изумилась Рая. – Ну ты даешь… Лильке надо было передвинуть холодильник, а я во всем виновата!

– Так ведь ты же все и придумала! Чтобы свести Егора с Лилей! Нет, ну, может, ей действительно надо было что-то передвинуть, но ты обставила это таким образом…

– Солонку дай, – перебила ее Рая. – Вон, на полке банка, прямо над тобой… Хоть бы опять не пересолить, я вечно все пересаливаю.

– Рая, да ты меня не слушаешь!

– Все я прекрасно слышу… Рая – сволочь и скотина, у Раи и муж пьющий, и дети оторвы, управы на них никакой нет… Во всем, во всем одна Рая виновата!

Она бросила щепоть соли на картошку и закрыла сковородку крышкой. Потом вытерла слезы на глазах.

– Ты чего? – опешила Надя.

– Чего… Да Колесов опять неизвестно где шляется! Ты видела, который час? Ночь-полночь на дворе, а он пропал куда-то…

– Рая, я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто хочу сказать, что иногда ты совершаешь поступки, которые выглядят как провокация, и вообще… – забормотала Надя, потирая лоб ладонью. Она уже забыла о той блистательной обвинительной речи, которую приготовила для Раи.

– Есть-то с нами будешь? – буркнула Рая. – Или брезгуешь?

– Да ты что! Конечно, буду… Тарелки достать?

Скоро на большом столе стояли тарелки с дымящейся картошкой, из кипятка Рая вынула толстые сардельки, положила каждому по яркой маринованной помидорине, посыпала зеленым луком…

– Славик, Вова… Мамочка! Ужинать…

В этот момент пришел и Гена Колесов.

– О, картошечка… – обрадовался он. – И Надюха у нас в гостях, вот сюрприз-то…

Он скинул куртку и сел за стол. Руки у него были неотмываемые, черные, со срезанными под корень ногтями. Надя точно завороженная уставилась на эти руки.

– Райка, под такой мировецкий закусон полагается по рюмашечке…

Ярослав и Владимир, точно за ними кто-то гнался, в два счета съели свои порции, залпом выпили вишневый компот и с диким криком убежали.

– Куда, куда… – затопала за ними Светлана Петровна. – Умыться на ночь надо!

Рая, Гена Колесов и Надя остались на кухне одни.

– Нет-нет, я не буду пить! – замахала руками Надя, увидев, как Рая достает из холодильника прозрачную бутылку.

– Чисто символически, – сказал Гена.

– Да, Надя, по чуть-чуть, – устало произнесла Рая. – Тем более до дома тебе идти совсем недалеко, минут пятнадцать от силы…

Рая разлила водку по стопкам.

– Ну, за все хорошее!

Надя опрокинула в себя содержимое стакана и стала быстро-быстро заедать картошкой. «Господи, да что ж такое! – с отчаянием подумала она. – Я же шла к Райке, кипя от праведного гнева, намереваясь высказать все, что я о ней думаю, и порвать с ней всяческие отношения… А вместо этого сижу на кухне, трескаю жареную картошку и пью водку. Да еще в компании Гены Колесова!»

– Молодец! – одобрительно кивнул Гена, наблюдая за ней. – Хорошая девочка.

И он набулькал в Надин стакан еще порцию водки.

– Нет! – закричала Надя. – Да вы чего, с ума сошли? Я больше пить не буду! Алкоголики несчастные… И Лосева тоже хороша – винище литрами хлещет, с утра до вечера…

– Красное? Ну, это для здоровья! – с достоинством произнес Гена.

Колесов ел быстро, без всяких изысков, подцепляя вилкой то ломтики картофеля, то откусывая от брызжущего маринадом помидора, то с хрустом впиваясь большими ровными зубами в сардельку. Но, странное дело, в его безыскусных движениях было нечто такое, что заставляло Надю томиться и ерзать на стуле. «Этого еще только не хватало!» – подумала она.

– Ладно уж! – сердито сказала Рая. – Пей, раз нолито…

Надя залпом выпила вторую стопку и ожесточенно принялась доедать картошку.

– Теплынь-то какая нынче… – зевнула Рая. – Я такой погоды и не помню.

Над распахнутым темным окном трепетала белоснежная кружевная занавеска.

– Даже жарко… – пожаловалась Надя, чувствуя, как от выпитого и съеденного начинают гореть щеки.

– Зато в понедельник обещали похолодание, – сказал Гена, пристально глядя на Надю. – До нуля градусов.

– Ничего себе перепады! – опять зевнула Рая.

– И зима, говорят, будет снежной и холодной – как в Сибири…

– Ладно, я пошла, – быстро засобиралась Надя, не вынеся этого пристального взгляда Колесова.

Рая вышла ее проводить на лестничную площадку.

– Вот что, Надя… – сказала она, запахивая на груди ворот своего лилового халата. – Ты это… зла на меня не держи.

– Что?

– Я прекрасно поняла, зачем ты ко мне приходила, – тихо произнесла Рая. – Но не все так однозначно, как тебе кажется…

– О чем ты?

– Я о том, что Лилька – змея та еще. Правильно ты с ней поссорилась.

– Господи, Рая, я уж и не знаю, что вообще думать, – несчастным голосом произнесла Надя. – Я совсем запуталась. И Егор еще сегодня приходил…

– А что ему надо? – оживилась Рая.

– Как всегда – жаждал воссоединения.

– Этого только не хватало! Гони ты его, Надя, гони от себя!

– Да он, в общем, не такой уж плохой человек…

– Он плохой человек, – холодно возразила Рая. – Он предал тебя. С твоей же лучшей подругой.

– Да я сама…

– Ты – другое дело! – веско произнесла Рая. – А Лилька – змея. Я с ней тоже решила больше не общаться.

– А тебе-то она чего сделала?

Рая нахмурилась, провела задумчиво короткими пухлыми пальчиками по своей малиновой шевелюре.

– Она меня ненавидит.

– Здрасте!

– Нет, я серьезно. Она давно меня ненавидит – я это лет десять, нет – пятнадцать назад поняла. Я ведь тогда гораздо симпатичнее ее была. Не такая кадушка, как сейчас, а на морду лица – вообще красавица. Она до сих пор пытается уязвить меня. «Ах, Раечка, не хочешь ли сесть на диету? Ах, Раечка, да как же можно терпеть такого мужа возле себя? Ах, почему ты не борешься с целлюлитом? Да что же за безвкусицу ты на себя нацепила – не с китайского ли рынка…»

Надя невольно засмеялась.

– Смейся, смейся… Досмеялась уже – мужа твоего она у тебя из-под носа увела.

– Рая, но что же делать – Егор говорит…

– Надька, и не вздумай! Не слушай его. Один раз он тебя предал, значит, предаст и еще. Ты что, всю жизнь страдать хочешь? – угрожающе спросила Рая.

– Нет… Но, может быть, так я быстрее забуду… Ну, неважно.

– А, ты про Леона! – моментально догадалась Рая.

– Райка, я просто оговорилась!

Рая взглянула ей прямо в лицо. «Глаза, точно две бездны… – опять в который раз подумала Надя. – Ничего по ним не угадаешь!»

– Ты любишь Леона, очень любишь. Я тебя понимаю.

– Что ты понимаешь? Сама же его ругала! Что он чучело, хоть и композитор, говорила.

– Я его ругала только для виду, – таинственно произнесла Рая. – А на самом деле вы с этим Леоном словно созданы друг для друга. Такие оба… возвышенные! А Алька… Нет, она хорошая, слов нет, но она – не для него. Нет в ней полету. Для него муза нужна.

– Что? – поразилась Надя. – Кто ему нужен?

– Муза! Вдохновение ему откуда-то надо черпать. Ведь так про всяких там поэтов и художников говорят?.. А Алька только про стиральный порошок может говорить да про то, как лучше ремонт сделать… Мне ее сначала жалко было, а теперь вижу – отступиться она должна. Отпустить Леонтия своего… Отпустить к тебе.

* * *

В дверь настойчиво и раздраженно позвонили.

В прошлый раз именно так звонили соседи снизу, которые всегда требовали соблюдения абсолютной тишины. Особенно им не нравились стальные набойки на каблучках Лили Лосевой, которые громко цокали по паркету.

«А сейчас-то что этим соседям надо? – с тоской подумала Надя и поглядела на часы – была половина десятого утра. Она спала сном младенца и никоим образом не могла нарушить священную тишину над головой жильцов с нижнего этажа. – Может, в ванной что-то протекло?»

Она заглянула в ванную – ни луж на полу, ни капающего крана.

Кое-как завязав пояс на халате, Надя подошла к двери.

– Кто там?

Посмотрела в глазок – там, с другой стороны, плавали разноцветные пятна, что-то гремело, звенело, переливалось. Как будто явился к Наде с визитом целый цыганский табор.

– О господи… – Она потерла глаза и еще раз посмотрела в стеклянную призму. – Кто там? Послушайте, я сейчас милицию вызову…

– Надь, ты что, совсем плохая? – произнес изумленный хриплый голос. – Это я, открывай…

Зина Трубецкая! Вот так сюрприз…

Она ни разу не была у Нади, и поэтому ее появление было гораздо более загадочным, чем визит цыганского табора.

Надя открыла дверь.

– Ты что, дрыхнешь до сих пор? – неприязненно спросила Зина, увидев Надин растерзанный вид.

– Да, а что? – Надя пригладила взлохмаченные волосы, которые не успела причесать. – У меня труд надомный, когда хочу, тогда и сплю. Я вчера до трех ночи переводила.

– Понятно…

На Зине был пестрый африканский бурнус до пола, поверх – нечто вроде боливийского разноцветного пончо с каким-то невероятным мехом вокруг горловины, зелено-желтый тюрбан из кашемира, натянутый до бровей, золотые сережки размером с чайные блюдца и множество цепочек и браслетов – это именно они так гремели и звенели.

– Можно я сапоги снимать не буду? – проскрипела Зина. – У меня радикулит, мне нагибаться трудно…

– Конечно, конечно! – испугалась милосердная Надя. Зина, держась за стену, вытерла подошвы о половичок в прихожей.

– Ну, куда идти?

– Туда, пожалуйста…

Надя терялась в догадках – что же такое произошло в мире, отчего к ней в половине десятого утра явилась Зина Трубецкая. «Радикулит, а каблуки сантиметров пятнадцать, не меньше!» Хватаясь за все выступающие предметы в Надиной квартире, Зина проковыляла в комнату.

– Ой, пардон… – Она оторвала ручку у знаменитого Надиного шкафа. – Вещи-то какие хлипкие стали делать…

– Ничего-ничего! – Надя сунула отломанную ручку себе в карман.

– Холод собачий… – с отвращением произнесла Зина и, гремя цепями, как-то боком повалилась на диван. Скинула свое боливийское пончо, не вставая. – Ненавижу осень!