– Кого?

– Господи, да я вам все уши прожужжала про него – Гюнтер Клапке, писатель… Это именно его перевожу!

– А, тот самый! – взволнованно воскликнула Рая. – Ну, и как он?

– Нормально… – с недоумением произнесла Надя. – Нормальный дядька, очень адекватный. Столько дел за неделю успел сделать! Он уезжает скоро. Ты прости, Райка, но мне сейчас некогда…

Но так просто избавиться от Раи Колесовой было невозможно.

– Почему? – строго спросила она. – Что ты собираешься делать? Ты вообще сейчас одна?

– Одна, одна! – зарычала Надя. – И как мужчина Клапке меня не интересует, он совершенно не в моем вкусе! Очень серьезный господин…

Надя вспомнила беседы о модернизме, двойственности сознания, перспективах дуализма, в которых ей пришлось участвовать как переводчице, и тяжко вздохнула. Гюнтер Клапке потратил на эти беседы с русскими коллегами долгие часы, чаще всего – за кружкой пива.

– Понятно… – загадочно протянула Рая.

– Слушай, Райка, я такси пытаюсь сейчас заказать… Гюнтеру вздумалось отправиться в подмосковное селение под названием Усольцево. Якобы там живет старуха, которая знала его отца, бывшего немецкого коммуниста, и все такое…

– Зачем вам такси? – неожиданно возмутилась Рая. – Эти таксисты с вас три шкуры сдерут, особенно когда увидят, что с интуристом имеют дело!

– А что ты предлагаешь?

– Что-что… У меня, слава богу, своя машина есть! Довезу вас в это ваше Усольцево, чего уж там.

– Райка, ты не понимаешь – Гюнтер очень серьезный человек… Я тебя знаю – ты, еще не доезжая до МКАД, начнешь умирать с тоски…

– Шелестова, ты меня обижаешь! Я, может, любому поводу вырваться из дома рада… Колесов дома сидит – трезвый и злой, как собака.

При упоминании о Гене Колесове Надя моментально смягчилась. В самом деле, уж лучше месить подмосковную грязь, чем целый день провести в компании этого человека…

В двенадцать Надя с Гюнтером стояли на углу у Российской государственной библиотеки (бывшей Ленинки), возле памятника Достоевскому. Лицо у Гюнтера было еще больше сморщено, сосредоточено, все в отечных мешочках и складочках – вчера вечером он обсуждал с Максом Васюткиным, восходящей звездой русской литературы, проблемы ненормативной лексики. Гюнтер с Максом тянули пиво, а Надя добросовестно переводила на немецкий некоторые пассажи Васюткина, которые, впрочем, были непонятны многим и на русском языке…

Стоял мороз – из их ртов валил пар, мерзли ноги и кончики пальцев. На Гюнтере была милицейская ушанка, купленная недавно на Арбате…

«Чем-то он похож на Достоевского… – подумала Надя, поглядывая то на памятник, то на своего спутника. – У обоих одинаковое выражение лица!»

– Такси опаздывает, – мрачно констатировал Гюнтер по-немецки. – Надя, может быть, закажем другое?

– Минутку. – Надя достала сотовый и мерзнущими непослушными пальцами принялась набирать Райкин номер. – Раиса, ты где?

– Напротив вас. Только что подъехала… – сердито отозвалась Рая. – А рядом – он, твой дойчер?

– Рая! – Надя покосилась на Гюнтера, словно тот мог слышать их разговор, и нажала на кнопку отбоя. – Гюнтер, пора!

У дороги стояли белые «Жигули» с помятым крылом.

Они залезли на заднее сиденье.

– Познакомьтесь – Рая, моя подруга с детства… Гюнтер…

– Отшень приятно… Райя? О, так странно – ведь это значит… Эдем, да? Парадайз?

– Чего? – сказала Рая, сидя вполоборота и с подозрением разглядывая милицейскую ушанку Гюнтера.

– Рай, Гюнтер имеет в виду рай, – терпеливо пояснила Надя.

– А-а… Ну ладно, поехали, что ли?

Рая была в новой темно-синей дубленке, которую Надя видела в первый раз, в темно-синей песцовой шапке, из-под которой торчали ярко-малиновые пряди, извивавшиеся, точно змеи, а на шее – канареечно-желтый мохеровый платок. Косметики Рая тоже не пожалела.

«Вот чучело! – с досадой подумала Надя. – Не хватало еще, чтобы моему Клапке последние впечатления о его поездке испортили…» Она любила свою подругу и готова была простить той все ее чудачества, но Гюнтер Клапке вряд ли сможет оценить мадам Колесову по достоинству…

– Скажите, Гюнтер… – лихо крутя руль, спросила Рая. – Как вам Москва? Или скажете, что фуфло?..

У Раи были свои представления о светской беседе.

– Рая… – тихо застонала Надя. Поскольку она сидела непосредственно за водительским сиденьем, то попыталась коленом пихнуть кресло.

– Ой, Шелестова, не тряси меня! – огрызнулась Рая. – А то прямым путем в тот парадайз попадем!

– О нет, нет! – энергично затряс головой Гюнтер. – Совсем не есть фуфло… Этот город моей мечты. А какие люди… Вундербар!

– Чудесно, – тут же перевела Надя. – Раечка, все-таки не хотелось бы, чтобы ты отвлекалась от дороги…

– Шелестова, ты же знаешь – я ас из асов! – возмутилась Рая. – Гюнтер, а морозы у вас на родине такие же?

– Что вы, фройляйн, никакой сравнения!

– Гюнтер, Рая у нас не фройляйн, а фрау, – поправила Надя.

– Шелестова, не будь занудой… Гюнтер же сказал мне комплимент! Да, Гюнтер?

– Безусловн, безусловн! Вы, милая Райя… Райя… превосходн водиль машина! Я хочу поблагодарит вас, что вы согласиль на эту поездка.

Надя закрыла глаза и устроилась поудобнее. В конце концов, ничего уже не исправишь.

– Гюнтер, а тяжело быть писателем, признайтесь? Это я к тому, что вы все сами из головы придумываете? Я видела вашу книгу у Надьки – такой талмудище…

– Вас? – оживился Гюнтер. – То есть что вы имель в виду?..

– Ну, просто – гроссбух! Гроссбух – это по-немецки «большая книга», я знаю!

– О, да…

– Я, между прочим, бухгалтер – тоже какое-никакое отношение к книгам имею…

За окном мелькали черные деревья, автобусные остановки, заледеневшие витрины, качались на ветру новогодние гирлянды… Надя заснула.

Проснулась она только часа через полтора.

Рая и Гюнтер продолжали болтать и были уже на «ты». Вопреки всем Надиным опасениям, Рая не изнывала от тоски в обществе многомудрого писателя, а Гюнтер, судя по всему, был в восторге от ярких красок русской матроны. А ведь совсем недавно Надя была уверена в том, что герра Клапке интересуют исключительно модернизм, двойственность сознания и перспективы дуализма!

– Нет, на самом деле я свободная женщина, – разглагольствовала Рая. – Хотя, конечно, феминисткой меня тоже не назовешь. У меня есть муж, но его мнение не является для меня решающим. Словом, я сама себе голова…

Надя закашляла.

– А, Шелестова, ты проснулась! Меня тут Гюнтер спросил, как я смотрю на брак, а я ему отвечаю…

– Я слышала, что ты отвечаешь, – перебила ее Надя. – Ты мне лучше скажи, где это мы сейчас?

За окном тянулись бескрайние снежные поля – вид настолько унылый и мрачный, что ей стало немного не по себе.

Держа одной рукой руль, Рая зашуршала картой.

– Так, Сосенки мы уже проехали, сейчас будет железнодорожный переезд, затем река и наше Усольцево…

– Я потрясен этим просторами! – восхищенно и почтительно произнес Клапке.

Еще через полчаса Рая снова зашуршала картой.

– Черт, где же этот дурацкий переезд?.. Ну и карта!

– Ты заблудилась? – строго спросила Надя.

– Нет, у меня все под контролем, – самоуверенно произнесла Рая.

Из-под снега вдоль дороги торчала жухлая листва. Где-то бесконечно далеко, у горизонта, стлался по небу дым из какой-то трубы, очень напоминающей крематорий.

– Колесова! – еще через десять минут закричала Надя. – Признайся, что ты заблудилась!

Теперь они ехали вдоль военного полигона, обнесенного железной сеткой, на которой висели надписи: «Стой! Вход только по спецпропускам!», «Опасная зона!» и «Часовой стреляет без предупреждения!»

– Надья, что там написано, я не успеваю прочитать… – с благоговейным ужасом произнес Гюнтер.

– Да, я заблудилась! – неожиданно закричала Рая. – Я признаю! Теперь скажи, Шелестова, тебе легче от того, что я признаю свою ошибку?

– Все в порядке, Райя… – заерзал Гюнтер, беспокоясь не столько от того, что они оказались в незнакомом и даже опасном месте, сколько из-за того, что Рая нервничала. – Это настояшчий приключень… о, мне будет что вспомниль!

– Я есть хочу, – заявила Надя.

– А я что, нет? – возмутилась Рая. – И бензин скоро кончится, между прочим.

Наконец впереди показался небольшой населенный пункт. Надя вздохнула с облегчением.

Возле бензоколонки зашли в небольшое кафе, довольно приличное, заказали себе еды. Рая с Гюнтером отправились к бармену, для того чтобы выяснить, как проехать до нужного места, и Надю с собой не взяли.

– Райка, давай лучше я спрошу… Ты же не знаешь, что Гюнтеру надо, ведь некоторые вещи он может формулировать только на немецком!

– Шелестова, я Гюнтера и без перевода понимаю!

Когда принесли заказ с кухни, Рая с Гюнтером вернулись. Рая выглядела смущенной, а Клапке утешал ее.

– О, майн гот, Райя, – какие мелочи! Ну его, это Утсо… Усольцево… Я так думаль, что та старуха, Мария Ивановна, давно, уже отшень давно умираль…

– О чем это он? – подозрительно спросила Надя.

– Ты понимаешь, Шелестова, мы не туда заехали… Тут про Усольцево и знать никто не знает.

– Что, продолжим поиски? – вздохнула Надя.

– Найн! – энергично замотал головой Гюнтер. – Слишком, слишком большой просторы… Мы должны вернуться.

– Вот, Раечка, герр Клапке так и не увидел человека, с которым мечтал встретиться всю свою жизнь! – с укором произнесла Надя.

– Да заткнись ты, Шелестова, – прошептала Рая. – Станет Гюнтер из-за какой-то старухи убиваться! Ты сама на него посмотри…

В самом деле, на Гюнтера стоило посмотреть. Все мешочки и складочки на лице расправились, на его щеках играл здоровый румянец, и он с таким аппетитом хлебал щи из стальной миски, что можно было залюбоваться им.

– Ты, Гюнтер, еще моих щей не пробовал, – громко произнесла Рая. – Эти по сравнению с моими – просто бурда…

– Верую… то есть – я вериль тебе, Райя… – нежно произнес Гюнтер и, вытерев салфеткой губы, чмокнул у Раи ручку.

Рая нежно погладила его по голове.

– Шапка уж больно у тебя неприличная, – кивнула она на лежавшую на соседнем стуле милицейскую ушанку. – А ты, Шелестова, куда смотрела, когда человек себе эту дрянь покупал?..

«Вот это да! – ошеломленно подумала Надя. – Она еще меня критикует!»

– Гюнтер, милый, где ты тут еще не был? – ласково спросила Рая.

– В кино я не биль, – улыбнулся тот.

– Ну ничего, сводим тебя и в кино… – Рая снова погладила его по голове, а Гюнтер поймал ее руку и опять чмокнул.

– Да уж… – неопределенно произнесла Надя. – Стоило ехать четыре часа в мороз по каким-то степям, чтобы просто пообедать…


– Я передумал, – сказал Гюнтер, стоя возле окна в своем гостиничном номере. – Я никуда не еду.

Разговор велся на родном языке Гюнтера Клапке.

– Как это? – растерялась Надя. Она пришла с ним попрощаться и пожелать доброго пути, а тут такие заявления…

– Знаете, Надя, я тут еще не все успел осмотреть. Столько еще всего неизведанного и непознанного… – туманно ответил тот. – И самое главное – я мечтал встретить Новый год в России. В Москве. Так что я задержусь еще недели на две, на три…

– Ладно, дело ваше, – пожала плечами Надя. – Только учтите – сопровождать вас я больше не буду, у меня слишком много работы. Я, между прочим, должна в ближайшее время закончить перевод вашего же собственного романа.

– Вы превосходная переводчица, – галантно поклонился Клапке. – Я уже говорил вам, что очень доволен?

– Да, Гюнтер… Я вам еще позвоню – в романе есть пара трудных мест, которые мне не осилить без вашей помощи. Там, где вы рассуждаете о Заратустре и Нострадамусе и где ваш герой попадает в царство мертвых…

Гюнтер Клапке, обычно живо интересовавшийся Надиными успехами в переложении на русский его многомудрого романа, вдруг проявил неожиданное безразличие.

– Хорошо, Надя, звоните… Хотя, если честно, я уверен, вы справитесь и без моей помощи. Скажу даже больше – мне кажется, вы знаете мой текст лучше меня самого…

Надя вышла из гостиницы, перешла через дорогу и остановилась у набережной Москвы-реки. Падал снег и таял в черной воде. Потом она достала телефон и набрала номер Раи Колесовой.

– Алло!..

– Слушай, Колесова, в чем дело? Ты зачем человеку голову морочишь?

– Надька – ты, что ли? Кому я голову морочу? – невозмутимо произнесла та.

– Кому-кому… Гюнтеру, конечно!

– А в чем дело? – все так же невозмутимо спросила Рая.

– Он отложил свой отъезд на неопределенное время.

– Я знаю.

– Райка, я за него переживаю, – решительно произнесла Надя. – Он ведь в некотором роде мой подопечный. А ты его поматросишь, да и бросишь… Я сразу заметила, что он в тебя влюбился!

– С чего ты взяла, что я его брошу? – запыхтела Рая. – Он мне тоже очень нравится. Хороший мужик. Простой такой, хоть и иностранец.