Он яростно чертыхнулся вполголоса, забывая о том, где находится.

Церемония закончилась, и гости начали подниматься со своих мест. Максим тоже встал и последовал за Сашкой к выходу. Машинально посмотрел на ее соблазнительно покачивающуюся попку и снова выругался, медленно отводя взгляд.

К ним подошел Левка Щедрин и щегольски схватил Сашкину ручку для поцелуя. Саша, стиснув зубы, вытерпела неприятную для нее процедуру и даже выдавила из себя улыбку.

Макса взбесила эта ситуация. Снова хотелось врезать Щедрину по морде, чтоб он больше так откровенно не пялился на его Сашку.

Левка не торопился отпускать руку Саши, и Максу пришлось буквально выдрать ее пальцы из его цепких лап.

— Мне кажется, ты преступаешь границы приличия, — протянул Макс сердито. На него изумленно уставились сразу две пары глаз.

— А ты, по-моему, ревнуешь, — поддернул Левка, искренне забавляясь. — Что-то новенькое… — Подмигнув Саше и сделав шутливый поклон, он вышел из зала.

— Ковалев, я думала это твой друг? — задумчиво спросила Саша.

— Он и друг. Только такой, которого я не хочу видеть рядом с тобой, — зло бросил Макс.

— Почему это?

— Потому что он кобель!

Саша рассмеялась.

— От кого я это слышу?!

* * *

Как же тяжело ей было делать вид, что ничего необычного не произошло. Непринужденно разговаривать и улыбаться, невольно прокручивая в голове все секунды вчерашнего вечера. Для нее это был безумный всплеск, который сжег за собой все ее представление о сексе до этого. Она испытала огромное блаженство, при этом не чувствовала себя униженной или подавленной. Это было обоюдное наслаждение. И она не жалела об этом. Но она боялась того, что желание возникнет вновь. А зависимость Александре совсем не нужна.

В ресторане жених и невеста предстали перед гостями в новых, уже более гламурных нарядах. Лида в белоснежном пышном платье, а Димка, как и полагается, в черном фраке.

Саше кусок в горло не лез, не смотря на изобилие изысканных блюд. Она положила на тарелку салат из морепродуктов, но так и не заставила себя его съесть. Уныло ковыряла вилкой и одновременно удивлялась аппетиту Ковалева.

Наконец, оставив вилку в покое, Саша пригубила белое, отмечая замечательный терпкий вкус.

— Только аккуратно в этот раз, — пошутил Максим, имея в виду девичник. — Не переусердствуй.

Саша слегка покраснела и пыталась это скрыть, прислоняя холодный стакан к щекам, чтобы убрать жар.

— Ты просто завидуешь мне, потому что сам не пьешь, — поддернула она.

Он бросил на нее ленивый взгляд исподлобья.

— Если бы я хотел выпить, я бы соблазнил тебя вести машину назад в Киев и выпил. А я этого не хочу.

На слове «соблазнил» Сашка неуместно снова покрылась румянцем и взмолилась, чтобы Макс этого не заметил. Еще несколько дней вместе. И жизнь потечет дальше, будто они никогда друг друга и не знали.

Она прикрыла глаза, неожиданно вспомнив тот холодный зимний день, когда она впервые оказалась в детском доме. Общая комната, множество детей с пустыми потухшими глазами и запах сырости. Запах, который она до сих пор не переносила. Он буквально душил ее, напоминая о тех самых болезненных для нее годах. Когда она ночью плакала и звала маму, уже хорошо понимая, что ее бросили. Но открытое детское сердце надеялось, что родители вернутся, и готово было простить. Только никто за ней так и не вернулся. Может, другие дети это преодолевали и забывали. Но Сашка так и смогла забыть. Она крепче сомкнула веки, пытаясь представить, какой бы она была, если бы выросла в полноценной любящей семье. Но, видимо, детский дом наложил на нее слишком большой отпечаток, потому что представить себя веселой и беззаботной она так и не смогла. Как же она мечтала о большой семье! Это были потайные и несбыточные мечты. О которых не знала ни одна живая душа. Она хотела семью и, в тоже время, боялась. Боялась до такой степени, что, дожив почти до тридцати лет, так и осталась одинокой. Всю жизнь она себе сама твердила, что так жить легче. Безопаснее. Но в тоже время, теперь она задумалась над словами Макса. А стоит ли вообще тогда жить? Ради чего?

— Сашка? — она вздрогнула и резко открыла глаза, отгоняя неприятные воспоминания, но надеть на лицо безразличную маску так и не получилось.

— Что-то случилось? — обеспокоено спросил Максим.

— Все в порядке. Я просто задумалась, — прошептала она и попыталась улыбнуться.

— Когда ты уже перестанешь забивать свою голову ненужными воспоминаниями?

Она ошарашено уставилась на Максима. То, что он догадывался о ее внутренних терзаниях, ее поразило.

— Чтобы ты там себе не напридумывала… это все прошлое… Да, согласен, х*еновое прошлое, но и такое, которое не стоит вспоминать. Отпусти его… Отчасти я понимаю тебя… Но, поверь мне, у трети людей в этом зале не самое счастливое детство, но они прошли через это и живут дальше. А ты все время мысленно остаешься там и мучишь себя еще больше.

— Откуда ты знаешь, что я… что у меня… Что я думала о прошлом? — от волнения она не могла подобрать слова.

— Научился различать. Когда ты погружаешься в свои воспоминания, то моментально меняешься.

Он говорил это безразличным тоном, зная, что жалости Сашка не потерпит. Но в тоже время глаза его выражали поддержку. Сашка видела это. И была очень признательна ему за тактичность.

Наконец, трапеза первого стола закончилась, и гостей пригласили танцевать. Первый танец начали жених и невеста, снова вызывая у родных и близких слезы радости. Саша после разговора с Максимом впервые за много лет почувствовала себя легче. Как-то свободнее.

— А пойдем, потанцуем, — предложила она, чтобы окончательно развеять ту грусть, которую ей принесли очередные воспоминания.

Максим удивился ее предложению, но не подал виду.

Когда он обнял Сашку и притянул к себе, его пульс мгновенно подскочил до сотни ударов минуту. Он вдохнул цветочный запах волос и приподнял рукой ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

Саша почувствовала его возбуждение. Прочла его в Максовых потемневших глазах. К тому же его затвердевшая плоть давила ей где-то в области бедра, недвусмысленно давая понять, чего он хочет. По ее телу пробежала мелкая дрожь. С одной стороны, ей нравилось это новое для нее чувство желания, оно опьяняло, будоражило кровь. Но с другой стороны, это воспринималось ею как очередная зависимость. А это пугало ее.

— Боишься меня? — его дыхание обожгло ее ушко.

— Что? — не поняла Сашка.

— Хочешь, но боишься впустить меня в свою жизнь.

— Нет, вовсе нет… Кххм… Макс… В общем, да! Я не хочу обжигаться, — выдавила она, невольно прижимаясь к нему теснее.

Максим мысленно возликовал. Ведь это означало, что он ей не так безразличен, как она это постоянно демонстрирует.

— Доверься мне, — шепчет он охрипшим голосом. — Знаю, звучит банально и наивно. Но… просто доверься мне.

* * *

— Последняя ночь в Карпатах… — прошептала Сашка, кутаясь в большой для нее пиджак Макса. Но холод горной ночи все-таки пробирал до костей. Она поежилась.

Максим сжал руками перила балкона. Было далеко за полночь, но голоса некоторых гостей, гуляющих по территории, все еще были слышны.

— Ну, для Карпат, положим, не последняя, — он хотел немного разрядить обстановку.

Грустная улыбка мелькнула на ее лице. Они обменялись взглядами, и повисла небольшая пауза, прерываемая лишь их учащенным дыханием.

— Это были… интересные три дня. Спасибо, — выдавила из себя Саша, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Это были сумасшедшие три дня! И они быстро пролетели… — Максим свел брови, хмурясь, что выдавало его напряжение.

— Муха сказал мне, что я могу уйти в отпуск с середины этого месяца, — сказала она как бы между прочим, но все же затаила дыхание, ожидая, что он ответит.

— Да, я говорил с ним как раз перед поездкой. Дед уезжает сразу после матча с Германией… И срок нашего договора истекает… — он пристально уставился на ее лицо и пытался разгадать, что она думает. Но Саша лишь натянуто улыбнулась и беззаботно повела плечами.

— Это радует, — но голос ее не был радостным. — Не нужно будет больше врать и притворяться.

— Вряд ли до матча мы еще увидимся. Якубовский и так скрипит зубами из-за отмены тренировок… Так что еще один день, и ты сможешь вздохнуть спокойно.

Саша закусила губу, чтобы сдержать срывающийся вздох, и поспешно кивнула.

Они еще немного постояли молча, глядя куда-то в темноту и размышляя каждый о своем. Но в тоже время — об одном и том же. А потом пошли спать. На удивление оба уснули почти мгновенно и проспали ровно до звонка будильника, оповестившего, что сказка кончилась. И каждому хотелось разбить в дребезги ни в чем не повинные часы.

Глава 17

Шестнадцатое сентября в Киеве ознаменовалось началом эмоционального шквала. Возбужденной радостью болельщиков и нервным напряжением футболистов стартовал футбольный сезон. Город бурлил, содрогаемый местными фанатами и приезжими из Германии болельщиками команды соперников. Еще задолго до станции «Олимпийская» можно было встретить фанатов, оснащенных клубными шарфиками и флажками. Раздавался свист фанатских клаксонов, слышалась иностранная речь и радостный смех. Многие месяцами ждут этого дня чтобы, вырвавшись из дома, бросится в водоворот футбольных состязаний. Дух соперничества игроков передается их болельщиками, и кажется, удваивается, или, даже, утраивается, вызывая волны вербального, а, порой, и физического противостояния.

Александра добиралась до стадиона целых два часа из-за длительного стояния в пробках. Хорошо, что додумалась выехать раньше. Затем она еще сорок минут простояла у входа стадиона. Это не смотря на то, что, благодаря Ковалеву, она считалась приглашенной.

Когда Сашка попала на территорию стадиона, до начала матча оставалось еще более получаса, но в проходах на стадион уже сформировывались заторы из людей. Ей приходилось буквально проталкивать путь к выходу в ложи.

Опустившись наконец-то на свое место, рядом с дедом Макса, Сашка облегченно выдохнула. Переведя дух, она удивленно уставилась на Платона Ярославовича. Тот, облаченный в светлые брюки и мягкий бордовый джемпер, вальяжно потягивал пиво.

— Я предупреждал тебя насчет давки, но ты не хотела слушать, до последнего отсиживаясь в своей конторе. А я спокойно нахожусь здесь уже больше полутора часов, — словно в опровержение его слов, какой-то болельщик, проталкиваясь рядом с Платоном Ярославовичем, неловко толкнул его в плечо. Парень не удосужился, даже обернутся, не говоря уже о том, чтобы принести извинение.

Саша улыбнулась.

— Так уж и расслабляетесь! — она приняла из рук Ковалева открытую бутылку пива и сделала небольшой глоток.

Наконец все зрители более-менее успокоились, если это можно так назвать, расположившись по своим местам и оживленно разговаривая, ожидали начало матча.

Заиграла мелодия гимна «Динамо», ознаменовав выход команд, и Сашка переключила свой взгляд на выбегающих на поле футболистов в сине-белой форме, без труда отличив Макса от остальных. Сердце сжалось от волнения. Как же она соскучилась по нему. Поймав на себе проницательный взгляд Платона Ярославовича, Сашке буквально пришлось надавить себе на горло, чтобы стереть с лица благоговейный восторг.

— А он ведь, не знает, что ты к нему чувствуешь, — дед Макса хитро сощурил глаза и, заметив Сашкин румянец, тепло улыбнулся. — Скажи ему.

— Ваш взгляд на наши отношения слегка однобокий.

— Возможно… Но я не слепой. И вижу то, как вы друг на друга смотрите. Это о многом говорит, — он говорил это спокойно, скользя по Сашке проницательным взглядом. — Порой обстоятельства вынуждают нас действовать в манере, совершенно нам не свойственной. Но лишь иногда это бывает оправданно.

Саша напряглась. В голове мелькнула мысль, что Платон Ярославович знает об их лжи. Но почему он молчит тогда? Принимает участие во всем этом фарсе? Нет, решила Саша. Показалось.

Обе команды выстроились на поле привычными для них ровными рядами и замерли на месте, отдавая честь клубу и слушая традиционный гимн хозяев поля. Для многих футболистов и их фанатов этот момент очень много значит, потому на стадионе воцарилась минутная тишина.

Сашка поймала на себе взгляд Максима и, хотя из-за большого расстояния она не могла видеть выражение его глаз, она знала, что он рад ее видеть. Чувствовала это. Выдавив из себя ободряющую улыбку, Сашка повернулась к Платону Ярославовичу и сказала:

— Наденьте шляпу, солнце не так безопасно, как кажется.

Старший Ковалев невольно улыбнулся и, последовав ее совету, натянул ковбойский стетсон.