– Слушай меня очень внимательно. Я пытался просить вежливо. Я думал, этого будет достаточно. Так что позволь мне говорить так, как ты поймёшь. Оставь её в покое, иначе пожалеешь об этом.

Мелинда хмурится, но её нижняя губа дрожит.

– Что ты можешь мне сделать? Я выше тебя как профессор. Постоянный. А ты только временный.

– Думаю, декан будет очень заинтересован отказным письмом, которое волшебным образом исчезло из твоих записей. Что заставило их передумать всего через месяц? И не было ли щедро со стороны твоего отца оплатить новое крыло для здания социологии?

Даже в тусклом свете он видит, как женщина бледнеет. Часть злобы исчезает с её лица.

– Я не думала, что ты знаешь об этом.

– Да, ну, я могу сложить вместе два и два. Но я не хотел знать. Как ты сказала, мы оба были юны и глупы. У нас больше нет этого оправдания. Так что не смей говорить с ней об академической добросовестности. Не смей говорить с ней ни о чём.

Мелинда закрывает глаза.

– Блейк, нам может быть так хорошо вместе. Ты не видишь этого? Я буду рядом с тобой. Помнишь, как мы мечтали об этом? Я не боюсь быть женщиной, позади сильного мужчины. Таков был план.

– Планы меняются, Мэл. Люди меняются. Чего бы это ни стоило, я говорил тебе, что хочу разницы. А ты сказала…

– Я сказала, что сделаю эту разницу ещё больше.

– Это мы должны делать, ссориться из-за чёртового семестра? Мы не будем вместе, но можем снова найти тот дух. Желание делать то, что важно. Не притеснять девушку, у которой и так тяжёлые времена в жизни.

К её чести, Мелинда, кажется, раскаивается.

– Правда, я не знаю, где ты вообще её нашёл. Не могу представить, что она вращается в наших кругах.

– Оставь её в покое, Мэл. Я знаю, что ты в комитете. Ты можешь бросать ей вызов сколько угодно, но когда дело дойдёт до голосования, я ожидаю, что ты сделаешь то, что сделала бы для любого другого студента. И так как Риз Миллер хвасталась своим проектом любому преподавателю, который слушал, я не сомневаюсь в достоинствах её работы. Мы всё прояснили?

– Боже, боже. Тебя определённо заботит всё, во что вовлечена эта девчонка. Думаю, это больше, чем просто т…

– Мелинда.

– Ладно. Я оставлю её в покое. А ты сохранишь мой секрет.

Она наклоняется и копается в своём кожаном портфеле, доставая папку.

Блейк берёт её и открывает. Боже. Там Эрин, обнажённая. Его пульс подскакивает.

– Ты приходила в мой дом, – ровным тоном произносит он.

– Нет, абсолютно нет. Ты сказал мне не делать этого, – пауза. – Я наняла частного детектива. Ох, не смотри на меня так. Он не заходил на твою территорию. У него есть одна из этих модных штуковин с объективом для длинного расстояния.

Блейк закрывает глаза и делает глубокий вдох. Печально то, что он даже не удивлён. Просто зол. Они могли быть юны и глупы, возможно, по-прежнему такие, но Эрин на много световых лет впереди них. Взрослая и смелая. Он в ярости из-за того, что ей приходиться разбираться с этим в одиночку. Ему больно из-за того, что она не пришла к нему за помощью.

Мне жаль, – сказала она. Что же, чёрт побери, ему тоже жаль. Но он исправит это. Он исправит каждую возникающую мелкую деталь, пройдёт сквозь строй, если ей понадобится, пока она, наконец, не поверит в них.


***


Эрин как раз выходит из душа, когда звонит её телефон. Девушка быстро вытирается и хватает его, думая, что это Блейк, но нет, это не Блейк. Её желудок падает. Это её мама.

– Привет, мам.

– Что случилось? – тут же спрашивает она.

– С чего ты взяла, что что-то случилось?

– Ох, милая, я знала. Ты не часто звонила, а теперь говоришь так, будто нос заложен. Либо ты подхватила грипп, либо плакала.

Её улыбка отталкивает облака, в которых витала весь день.

– Ты слишком хорошо меня знаешь.

– Расскажи мне.

В любом случае, вероятно, пришло время сдаться. Двигаться уже некуда, ничего не получится от осторожности. Она вздыхает.

– Я совершила ошибку. Большую, – или несколько, в зависимости от того, как она всё разложит. – Я встречалась кое с кем. Он был военным, но ушёл. А затем получил предложение от университета и принял его, прежде чем мы узнали… прежде чем мы узнали, что он будет преподавать мой урок. Мой последний семестр. К этому времени уже было слишком поздно отступать.

– Ох, Эрин. Не могу поверить…

Она коротко смеётся, слишком хорошо понимая отсутствие слов.

– Да. Теперь, кажется, что нас могут вычислить. Почти. Так что я разорвала с ним все отношения.

Как тонко сказано о том, что она чувствует. Разорвала все отношения, будто они были веточкой на дереве. Вместо того, она чувствует себя разбитой. Расколотой на тысячу осколков. Её желудок крепко сжимается, голова кажется странной, будто наполненной ватой. Не всё это из-за того, что она оставила ту записку для Блейка. Часть из-за унижения после обвинения в проституции, когда она сидела в кабинете университета. Эрин чувствовала себя так низко, такой недостойной. Правда, такое она чувствует всегда, но вся её неуверенность выплыла на поверхность. Девушки крепко зажмуривает глаза. На самом деле, может быть, поэтому она так чертовски торопилась написать ту записку. Эрин чувствовала себя ужасно, отвратительно и не хотела рассказывать об этом Блейку. Не хотела видеть, как он защищает её, зная, что она, возможно, заслуживает порицания. Или хуже – не хотела видеть блеск согласия в его глазах.

– Конечно, ты поступила правильно, покончив с этим, – говорит её мама.

Эрин ничего не отвечает.

– На самом деле, я… Профессор? Сколько ему лет, Эрин?

– Не так много. Он не штатный профессор или кто-то в этом роде. Просто мужчина с высшим образованием и хорошей научной репутацией, которого наняли на семестр.

– Я не понимаю. Если ты познакомилась с ним не в университете, то где?

У неё сжимается желудок. Она делает глубокий вдох.

– Я убиралась в его доме.

– Эрин!

– Прости, мам, но я просто… Это уже не важно.

Ложь, конечно. Это было очень важно, и она знала, что её мама будет возражать против этого больше всего.

– Эрин, такие мужчины…

– Ты даже не знаешь его.

– Я знаю достаточно. Такие мужчины не уважают женщин, которые убирают их большие, дорогие дома.

– Блейк не такой.

– Ох, так он не богат? Он не вырос с блюдечком с голубой каёмочкой, которое ему всё время подавали?

– Боже. Не все богатые люди такие.

На другом конце провода тишина. Они обе знают, что имеет в виду Эрин. То не названное, что сделал с её мамой мужчина, на которого она работала.

Когда она начинает говорить снова, голос её матери смягчается до мольбы.

– Расскажи мне. Он приглашал тебя на свидание, водил куда-нибудь, будто может себе это позволить? Или он подходил, когда ты работала, и предлагал держать это в секрете?

Эрин чувствует, будто её сейчас стошнит. Она просто так запуталась, так расстроена. По правде она не сомневается в Блейке, но это тяжело объяснить. Что она может сказать? Я застала его за мастурбацией и подумала, что будет весело к нему присоединиться. Это едва ли заставит её маму чувствовать себя лучше. Кроме того, у Блейка есть свои причины быть таким затворником, и она не хочет сейчас в это углубляться.

Как бы сильно она ни была несогласна с суждениями своей матери, она может понять её переживания. Внешне всё кажется похожим. Чёртов прецедент. По причинам, которые девушка не может объяснить, её злит использование в этом урока Блейка, но она не может игнорировать последствия. Здесь прецедент – мама Эрин, основа для анализа её собственной ситуации. Но в этом случае разница так важна, так глубоко в центре, что это переворачивает прецедент с ног на голову. Начальник её мамы воспользовался своей должностью. Блейк её друг. Её любовник. И он не заслуживает, чтобы его выбрасывали как мусор, потому что ей вдруг стало страшно. Даже если у неё есть хорошая причина бояться.

Она вздыхает.

– Я разберусь с этим, мам. Не переживай.

– Детка…

– Что насчёт тебя? Как твои колени?

Фырканье её мамы говорит ей, что она не оценила явную попытку сменить тему.

– Они в порядке. Я всегда в порядке, пока у моей малышки всё нормально.

Эрин успокаивает маму обещаниями, что сосредоточится на учёбе и позаботиться о себе. Что она и сделает, но это включает в себя разговор с Блейком. Как только девушка оказывается в кровати, с её глаз свободно начинают капать слёзы. Слова Мелинды продолжают крутиться в её голове. Предполагаю, остальное – просто дополнительные баллы. Боже. Какой плохой день – это всё, о чём она может думать. Какой ужасный день, и единственного мужчину, который может заставить её почувствовать себя лучше, она оттолкнула. Она плачет, пока не выматывает себя, и ей не овладевает сон.

Утром её глаза выглядят опухшими. Эрин чувствует усталость и напряжение одновременно. Пробежка, по крайней мере, расслабит её мышцы. Она быстро одевается в потрёпанную спортивную одежду и сереющие кроссовки. Но, открыв входную дверь в квартиру, она тут же останавливается.

В коридоре стоит маленькая картонная коробочка. Её тело кажется деревянным, когда она опускается на колени, чтобы заглянуть внутрь. На дне сложены несколько её книг. Толстовка. И записка. Девушка раскрывает её дрожащими руками.

"Не переживай об М. Я позаботился об этом. Люблю тебя".

Блейк написал записку вместо того, чтобы попробовать поговорить с ней, так же как она поступила с ним. Он приходил к её квартире и оставил коробку с её вещами. По спине Эрин бежит холодок. Если между ними действительно всё кончено, если она надоела ему…

"Люблю тебя", – написал он. Два маленьких слова, и она возлагает на них все свои последние надежды.


***


Эрин смотрит на широкий фермерский дом. Жалюзи зелёные. Как она могла никогда не замечать этого раньше?

Она застряла на месте. Двигатель, возможно, уже охладел. Эрин подозревает, что Блейк знает, что она здесь, но не выходит. Не выйдет. Записка всё прояснила. Он собирался молча уйти, потому что она попросила об этом. Боже. Она ненавидит себя. Блейк злится на неё? Должен. Странно, она злится на него за то, что он уважает её просьбу, так как, кажется, знает об угрозах Мелинды. Он не знает, что Эрин была в отчаянии и потеряла рассудок? Ему всё равно?

Что же, сегодня девушка с ним поговорит. Он заслуживает этого. И вот Эрин здесь, собирается с мужеством, чтобы зайти внутрь. Пытается выяснить, попросит ли она его вернуться или просто даст ему уйти, как он заслуживает.

Со вздохом девушка выходит из машины и идёт к двери. Блейк открывает всего через минуту, подтверждая её подозрения о том, что он знал, что она здесь. Что он знал, как это тяжело для неё. Выражение его лица сдержанное, взгляд ничего не выражает. Никакого горячего желания, которое он обычно позволяет ей видеть. Никакой любви. Тревога в её желудке становится тяжелее. Её сердце бьётся быстрее.

– Доброе утро, – произносит он, и что это вообще значит? Эрин чувствует себя тревожно и не совсем собранной после своего маленького разлома.

– Доброе.

Мужчина отступает, чтобы пропустить её. Эрин не может оторвать от него взгляд, проходя мимо. Его зелёная футболка свисает с широких плеч, свободная там, где сужается его талия. Его джинсы покоятся на бёдрах и огибают мышцы. Он босой и пахнет мылом… одним словом, съедобный. Но он не принадлежит ей, потому что она запаниковала. Потому что сдалась.

Девушка поворачивается лицом к нему.

– Ты хорошо выглядишь.

Румянец окрашивает её щёки. Она не хотела говорить этого.

Он изгибает губы в кривой ухмылке.

– Это одно из преимуществ того, как я выгляжу. Синяки под глазами не так заметны. Я не мог заснуть.

У неё перехватывает дыхание.

– Блейк. Мне жаль.

– Да, я прочёл это в твоей записке.

Голос мужчины сдержан, делая его чужим и пугающим. Не тем Блейком, с которым она лежала в постели. Даже не тем Блейком, который болтал с ней, когда Эрин приходила убираться в его доме.

– Я вспылила. Я сделала ошибку.

– Со всеми бывает.

Его слова снисходительны. Тон – нет.

Девушка смотрит на него.

– Значит, это всё?

– Если это всё, чего ты хочешь, то да. Пока.

Он по-прежнему вежлив. По-прежнему холоден.

– Что ты хочешь сказать этим "пока"?

– Я хочу сказать, что не собираюсь давить на тебя. Этот семестр. Осталось несколько недель. Если ты не хочешь меня видеть в это время, я уважаю это.