— Молодой хозяин Хейвуда! — передавался из уст в уста потрясенный шепот, в котором почему-то слышались ужас и недоверие.

Вокруг Галерана тем временем уже собралась целая толпа народу. Сквозь толпу протиснулся его отец, все такой же громадный, багроволицый, но изрядно поседевший за прошедшие годы.

— Галеран! Ты ли это? Слава Создателю! Мы думали, ты погиб.

Подоспевший конюх подхватил повод каурого. Отец, не дожидаясь, пока Галеран сам ступит на землю, почти вытащил его из седла, сгреб в охапку и так прижал к себе в родственном порыве, что у того затрещали ребра и заныла спина.

— Добро пожаловать, сынок! Вот ты и дома! Мы думали, ты погиб! Слава богу! Слава богу!

Галеран вырвался из отчих объятий.

— Кто в моем замке?

Грубое, точно вырубленное из камня лицо лорда Вильяма стало серьезным, даже скорбным.

— Пойдем лучше в шатер, сын мой.

Тут только Галеран заметил, что его плотным кольцом обступили братья и дядья, но ни один из них не смотрит ему в глаза.

Значит, Джеанна мертва.

Зародившееся подозрение переросло в уверенность; лица братьев поплыли перед Галераном, в ушах зашумело, к горлу подступила тошнота. Он позволил отцу увести себя в шатер. Все остальные тихо вошли следом.

— Что с Джеанной?

Лорд Вильям наполнил вином кубок и протянул ему.

— Пей.

Галеран оттолкнул его руку, едва не выбив кубок.

— Где она?

Тяжело вздохнув, отец поставил кубок на низенький столик.

— В замке.

У Галерана от радости подкосились ноги. Джеанна всего лишь в плену. Господи, спасибо Тебе.

— Кто ее там держит?

Томас, дядя Галерана, многозначительно усмехнулся.

Галеран, встревоженный, обвел глазами собравшихся. Гилберт, его младший брат, почему-то сделал шаг назад, выставив пред собою ладони… Ах, вот оно что, — он все еще сжимал обнаженный меч в руке. Медленно, будто нехотя, Галеран убрал меч в ножны.

— Что здесь происходит?

— К сожалению, — отвечал лорд Вильям, — порадовать тебя нечем. Твоя жена сделала хозяином Хейвуда Раймонда Лоуика. Поскольку добром отсылать его она, как видно, не намерена, мы пришли выкурить наглеца из замка.

Полог шатра взметнулся, и вошел старший брат Галерана, Уилл. Все семейство собралось поглазеть на него, будь онo трижды неладно.

— Брат мой! Рад видеть тебя, хотя, должен признаться, ты возвращаешься домой не в лучшие времена.

Как и отец, Уилл сгреб Галерана в медвежьи объятия. Увернуться не было возможности, и он стойко перенес эту процедуру. Пока брат шумно выражал свою радость, Галеран пытался прийти в себя, собраться с духом и осмыслить то, что произошло.

Джеанна — и Раймонд Лоуик…

Нет, этого не может быть! Лоуик служил оруженосцем при отце Джеанны, он был хорош собой, молод и силен, и, конечно, она воображала, что влюблена в него, но все это в далеком прошлом…

Галеран высвободился из железных лап Уилла и повернулся к отцу.

— Но ведь, как я слышал, Лоуик женился и живет в Ноттингемшире?..

— Его жена умерла, не оставив ему ни детей, ни сколько-нибудь порядочного наследства. Как раз в это время твой сенешаль занемог горячкой и умер. Потом мне стало известно, что твоя жена взяла Лоуика на его место.

Во рту у Галерана стало горько, горло горело, он с трудом дышал.

— Это ее право. Уезжая, я оставил Хейвуд на ее попечение. А Лоуик ни в чем недостойном замечен не был.

Лорд Вильям закусил губу, лицо выражало и злость, и горесть, но молчал. Наконец прямодушный Уилл не выдержал:

— Месяц тому назад твоя жена родила ребенка от него. Лорд Вильям схватил со столика кубок и силой втиснул в руки сыну.

— Пей.

Все еще не веря ушам, Галеран залпом выпил вино.

Может быть, он упал с коня и лишился разума? Верно он, избави боже, все еще лежит в бреду у стен Иерусалима?

— До нас дошла весть о твоей гибели, — будто бы издалека донесся голос лорда Вильяма. — Чуть меньше года тому назад нам сообщили, что ты пал в бою при взятии Иерусалима. Принес эту весть случайный человек, и мы, конечно, не поверили, но тогда много говорили о будущем Джеанны. Кому достанется Хейвуд, случись с тобою беда на самом деле. Кто позаботится о ребенке…

Снова воцарилось молчание. Галеран бездумно уставился на толстый шест посреди шатра. Не все сразу. Не надо думать о том, что Джеанна теперь с другим мужчиной. Не надо думать, как она распорядилась божьей милостью, снизошедшей на их семью. А ведь именно он, ее муж, заслужил эту милость, сражаясь с неверными. Именно благодаря его подвигам во славу господа Он даровал им сына после стольких лет ожидания. А теперь Джеанна родила ублюдка.

— По какому праву она не впускает вас в Хейвуд?

— Нет у нее никакого права, — буркнул отец. — Просто оба они знают, как солоно им придется, окажись я там.

Не все сразу…

Галеран со стуком поставил кубок на столик.

— Теперь я буду решать их судьбу!

С этими словами он круто повернулся и вышел из шатра, зная, что отец и братья идут за ним следом, что весь лагерь смотрит на него сейчас. У входа стоял Рауль; он не поднял глаз и на Рауля.

Все пошло прахом, и его исступленные хвалы Джеанне — тоже прах, и все же…

И все же…

Ведь она думала, что его уже нет в живых. От этих мыслей ему стало немного легче.

Галеран взял поводья из рук конюха и сел в седло. Отец решительно ухватился за уздечку усталого каурого.

— Что ты задумал? Если хочешь возглавить штурм, подожди до завтра!

Галеран не понуждал коня идти вперед, не пытался освободить поводья.

— Сначала посмотрим, не откроют ли они ворот законному хозяину.

— Клянусь святым Петром, парень, они подстрелят тебя, как зайца! Твоя смерть была бы им на руку.

— Если для моей жены лучше, чтобы я умер, да будет так.

Лорд Вильям гневно взглянул на него, но Галеран не отвел глаз, и отец отпустил поводья.

Покачиваясь в седле, с непокрытой головой он шагом ехал к своему замку. У него не было ни копья, ни флажка на нем, но его и так узнают в лицо, когда он подъедет ближе. По стене расхаживали стражники.

Замок Хейвуд был воздвигнут на поросшей вереском скале. Все высокие деревья вокруг были вырублены, чтобы дозорный на сторожевой башне мог видеть всякого, кто приблизится к стенам. Поднимаясь по круто идущей в гору дороге, Галеран слышал, как в замке протрубили в рог, и тут же на валу, на стенах, над воротами показались люди.

Появилась и Джеанна. Ее сопровождал высокий мужчина в латах, вероятно, Раймонд де Лоуик, хотя трудно было сказать наверняка.

Лоуик всегда был красив и статен. Теперь, когда ему вот-вот должно было сравняться тридцать, вряд ли он изменился к худшему. Он был опытным воином, равно искусным в большом сражении и в поединке.

Галеран не мог разглядеть лица Джеанны, не задумывался, как смотрятся Джеанна и Лоуик вместе. Да и что толку в предположениях, равнодушно подумал он. Вполне возможно, что на стене стоит не Джеанна, а другая женщина с такими же светлыми волосами, и рядом с нею вовсе не Лоуик, а другой высокий рыцарь.

Не запоет ли в воздухе сорвавшаяся с тетивы стрела? На нем кольчуга, и стрелою из лука его убить почти невозможно, разве что попадут в глаз. Для убийства больше подошел бы простой грубый самострел; из него можно выстрелить дротиком, который легко пробивает даже кольчугу… Галеран понял, что ему совершенно безразлично, убьют его или нет; в эту минуту ему было все равно, жить или умереть.

Он подъехал вплотную к запертым воротам; ему так никто и не пытался помешать. Теперь он ясно видел на стене жену Джеанну.

Она совсем не изменилась. После родов стан был все так же тонок; непокорные прядки шелковистых русых волос все так же выбивались из кос и реяли вокруг лица. В лице ее не было ни кровинки, что вовсе не удивительно. Взгляд Галерана она встретила не дрогнув, но он был готов к этому.

Даже на самого Сатану у врат ада Джеанна смотрела бы не дрогнув.

Внезапно его захлестнула ярость.

Почему?

Ему хотелось выкрикнуть это ей в лицо, сейчас, здесь, сию минуту, ибо он знал: должны быть какие-то причины. Он знал свою жену, знал и все еще любил, хотя его нынешние мысли о ней были подобны разрозненным осколкам той розы, о которой некогда так плакала Джеанна. Вот только найдется ли воск, чтобы собрать и скрепить воедино осколки его прежней жизни?

Галеран оглядел стоящих на стене вооруженных стражников. Они тоже были бледны, но, возможно, тому виною светившее прямо им в лица солнце.

— Я — лорд Галеран Хейвуд, — возвестил он, возвысив голос настолько, чтобы его слышали все, — законный хозяин этого замка. Завтра с первым лучом солнца я вернусь сюда с моими воинами, родственниками и их людьми и полагаю, что ворота будут открыты. Если же не впустите меня, пеняйте на себя.

Ответа не последовало. Галеран подождал еще минуту, но люди на стенах молчали, не выказывая ни почтения, ни непокорности. Только легкий синий шарф Джеанны развевался на холодном вечернем ветру.

Тогда Галеран повернул коня и вернулся в лагерь. Спешившись, он поручил усталого каурого заботам Джона.

— К чему ждать целую ночь? — кипятился отец. — Если они готовы открыть ворота утром, значит, могут сделать это и сейчас!

— Пожалуй, мне самому нужно многое обдумать прежде, чем я увижусь с женой.

С этими словами Галеран повернулся и пошел прочь, прочь из лагеря, прочь ото всех.

И снова господь простер над Галераном руку Свою: отец и братья оставили его в покое.

Отойдя от лагеря, он остановился, ибо идти дальше не имело никакого смысла. Может, пешком вернуться в Иерусалим? Эта мысль показалась ему до странности заманчивой. Он устало опустился на траву, прислонясь спиною к дереву, и уткнулся лбом в колени.

Господи боже, всемогущий и всеведущий, что же теперь делать?

Галеран хорошо знал, что он должен был бы сделать: убить Лоуика, отправить в монастырь изменницу-жену, избив еедо полусмерти; затем забыть о ней и найти новую супругу, не запятнавшую себя бесчестьем.

Или даже предать грешницу суду, дабы она понесла заслуженную кару.

От одной этой мысли его затошнило. Холодный пирог с бараниной явно не прижился в желудке.

Но что станет с детьми — с Галлотом и этим незаконнорожденным? Они еще малы и, возможно, полюбят другую женщину как родную мать, но для Джеанны разлука с детьми станет невосполнимой утратой, от которой ей никогда не оправиться…

Галеран очень удивился, когда у Джеанны, хладнокровной и расчетливой умницы Джеанны, вдруг вспыхнула пламенная, неутолимая жажда материнства. Тоска по ребенку лишала радости их любовные игры и каждый месяц ввергала Джеанну в немое отчаяние. Именно ее отчаяние заставило Галерана прибегнуть к тому, чего он совершенно не хотел делать: оставить дом и жену и отправиться в поход во имя господа.

В первые годы супружества бездетность нe пугала Галерана и Джеанну. Они были помолвлены с шестнадцати лет, обвенчаны в семнадцать; вся жизнь лежала перед ними, как широкая и ровная дорога, а открывшиеся новые утехи, сладкие сражения, где нет победителей и побежденных, поглощали дни и ночи, не оставляя места для тревог. Однако через год посыпались вопросы — осторожные и настойчивые вопросы: когда же молодая жена понесет во чреве? Обеспокоенный отец даже как-то раз вызвал Галерана на откровенный разговор, желая убедиться, делает ли юная чета все необходимое для зачатия.

Конечно, они охотно исполняли все, что положено, и пребывали в таком блаженстве, что даже не особенно спешили прервать его беременностью и родами. Но мало-помалу общая тревога начала передаваться и им, и тогда они стали принимать меры.

Они послушно пили отвары чудодейственных трав, воссылали господу искренние молитвы. Джеанна согласилась даже носить амулет, отгоняющий злых духов, которые, как говорили, пожирают дитя во чреве матери прежде, чем оно начнет расти.

И все же пока они скорее забавлялись, чем тревожились. Им было по восемнадцать лет, и они жили в блаженной уверенности, что все придет в свое время, а до тех пор можно радоваться жизни и наслаждаться друг другом.

Несмотря на юный возраст, Джеанна отлично справлялась с обязанностями госпожи замка; она обладала редкостной практической сметкой. Галеран продолжал совершенствоваться в боевых искусствах и мало-помалу набирался необходимого опыта в хозяйственных делах: ему предстояло все взять в свои руки, когда отец Джеанны умрет. Он искренне восхищался мощью и славой Хейвуда; будучи младшим сыном, он и надеяться не мог, что станет хозяином поместья.

Его брак с Джеанной устроился совершенно случайно: все ее братья умерли, и она осталась единственной наследницей отцовского замка. Фальк Хейвуд сильно хворал и, зная, что дни его сочтены, решил поскорее приискать себе достойного зятя, в меру зрелого, чтобы заботиться о жене, но достаточно молодого, чтобы он сам мог обучить его всем жизненным премудростям.