— Ну… посмотрите на эти стены. Они похожи на пшеничное печенье…

— На имбирный пряник! — закричала Брук.

— Да, на пряник, так даже лучше, — согласилась я. — Мы живем в настоящем пряничном домике. Если напоминать себе, что это хорошо, если делать свою жизнь интересной, нам действительно будет здесь весело.

— Но мне совсем не весело, — сказала Джемма, качая головой. — Правда, мама. У нас нет нашей мебели, почти нет игрушек. Всего два телевизора…

— Зачем нам много телевизоров? — перебила я.

— И все-таки мне здесь не нравится. Плохо, что у нас нет собственного дома. Плохо, что летом снова придется переезжать. Плохо, что мы никого не сможем приглашать…

— А вот это уже глупости. Разумеется, вы сможете приглашать друзей. Им все равно, живем мы в большом доме или нет… — Я замолчала, встретив взгляд Джеммы, и поспешно продолжила: — Им наверняка будет приятно приехать к нам на ужин. А летом мы будем устраивать барбекю…

— Как можно устраивать барбекю без папы? — спросила Тори.

Девочки смотрели на меня и ждали ответа. Я попыталась что-нибудь придумать.

— Папа приедет, — выговорила я наконец. — Он вернется летом.

Тори была счастлива. Брук надеялась.

Джемма сомневалась.

— Откуда ты знаешь?

Я прислушалась к внутреннему голосу, который старательно игнорировала последние несколько лет.

— Знаю, и все. — Я посмотрела на дочерей и улыбнулась, по-настоящему улыбнулась. — Папа слишком сильно нас любит — и обязательно вернется.


Через час я наконец уложила девочек в новых спальнях. Они спали, и я опустила шторы, заперла входную дверь и выключила свет — кроме лампы в коридоре. В малюсенькой ванной, которая примыкала к «большой комнате» (самое нелепое определение применительно к этой крошечной скорлупке), я умылась, почистила зубы, нанесла лосьон против морщин — тонким слоем, потому что флакон почти опустел.

Таков был многолетний порядок отхода ко сну. Такая же часть моей жизни, как и разговоры с мужем, когда он укладывался в постель с книгой.

Я улыбнулась, воображая привычную картину: Натан пытается читать, а я стою в дверях и болтаю. Он неизменно закрывал книжку. Всегда откладывал любое дело, чтобы выслушать меня.

Моя улыбка исчезла.

Я скучаю по Натану. Страшно по нему скучаю.

Погасив свет в ванной, я забралась в постель, выключила ночник и лежала в темноте новой спальни, прислушиваясь к звукам на незнакомой улице. Где-то сигналит машина, мимо с грохотом проехал грузовик. Сквозь дешевые портьеры виден свет фонарей.

Незнакомая комната. Незнакомый дом.

Я чувствовала то же, что и девочки. Я скучала по старому дому. Хотела обратно. В прежнюю жизнь.

Потери так тяжелы, что приходится бороться изо всех сил. Все будет хорошо. Завтра же все будет хорошо. Девочки пойдут в школу. Потом Анника их заберет…

И вдруг я похолодела. Поняла, что упустила один нюанс.

Анника у меня больше не работает. Она ушла. Некому сидеть с детьми.

Глава 22

Утром я обнаружила письмо от Натана. Он интересовался, удачно ли мы переехали и как прошла первая ночь в новом доме. Он надеялся, что детская мебель подошла к новым комнатам, и требовал, чтобы я проверила все замки в доме и установила щеколды на дверях.

Я дважды перечитала письмо, прежде чем ответить.

«Все хорошо. Рэй проверил замки и фрамуги. Может быть, приедешь в эти выходные, раз уж ты пропустил праздник?»

За ленчем я просматривала объявления потенциальных нянь и выбрала трех, а потом Марта отпустила меня, чтобы я забрала Тори из сада. Я на полчаса привела дочку в офис, и она рисовала, сидя на полу, а потом мы пошли в школу за Брук и Джеммой.

Вечером мне предстояло повидаться с тремя нянями, поэтому после скорого ужина из лапши с морковью я загнала девочек в комнату. Ужин довольно убогий, но дети наелись и пока были довольны.

Первая претендентка на должность няни — студентка колледжа, довольно милая, но она опоздала, сославшись на пробки.

— Сюда очень долго добираться в час пик, — жаловалась она. — Это всегда так?

Мысленно я вычеркнула ее из списка.

Вторая — профессиональная няня, которая рассчитывает на полный рабочий день. Она требует двадцать долларов в час и как минимум тридцать пять часов в неделю. Фактически она хочет получать больше, чем я зарабатываю.

Я ее вычеркнула.

Третья — высокая коренастая седая русская женщина, ей может быть как сорок пять, так и шестьдесят лет. Она работала во многих местных семьях и не против стирать, ходить за покупками и готовить ужин. Она может работать только по вечерам, потому что утром на ее попечении — маленький ребенок, и просит четырнадцать долларов в час. У нее есть машина и страховка. А еще — усы и сросшиеся брови.

И завтра же она сможет забрать Тори из сада.

— Что, если мы пока договоримся на две недели, а потом посмотрим? — предложила я, решив, что мне нужно подумать.

Сложив руки на коленях, она сидела на кушетке, которую я привезла из старого дома.

— Вы будете мне платить каждую пятницу.

Выбора не было.

— Хорошо.

— Наличными. Никаких чеков.

— Хорошо.

— Девочки… можно познакомиться с ними сейчас?

О Господи! Они уж точно не обрадуются.

— Да, конечно.

Я пошла в комнату Джеммы. Она лежала на кровати, а младшие — на полу; все трое смотрели кино.

— Эй, девочки, — сказала я, включая свет. — Хотите познакомиться с миссис С.?

Джемма села и сморщила нос.

— Миссис С.?

— Она очень милая. И ухаживала за многими детьми в Беллвью.

— То есть теперь она работает у нас? — уточнила Джемма.

Я подавила вздох.

— Пожалуйста, выйдите и поздоровайтесь с ней.

Девочки поплелись вслед за мной в гостиную. Идти недалеко, но с каждым шагом мне становилось все страшнее. Миссис С. не из тех, к кому привыкли мои дочери. До сих пор у нас были молодые, веселые, красивые, смешливые няни. Миссис С. явно не подходила под эти критерии.

Остается надеяться, они не заметят разницы.

Миссис С. сидела на кушетке, когда девочки вошли. Она хмурилась и изучала их по очереди.

— Здравствуйте, — серьезно сказала она. — Я миссис С. Ваша новая воспитательница.

— Воспитательница? — переспросила Брук, оборачиваясь ко мне.

— Няня, — прошептала я, но миссис С. меня перебила:

— Нет, я не няня. Ведь тут нет грудных детей. — Она встала и протянула руку Джемме. — А тебя зовут?..

— Джемма Тэйлор.

— Приятно познакомиться, Джемма. Можешь звать меня миссис С.

— Почему С.?

— Потому что моя фамилия — Слуцкая.

— Как-как? — Джемма с трудом сдержала смешок. Я грозно посмотрела на дочь и подтолкнула вперед Брук.

Когда миссис С. ушла, девочек охватило отчаяние.

— Почему? — гневно вопрошала Джемма, как только закрылась дверь.

— Потому что миссис С. может работать в удобные для нас часы, она опытная и… мало просит.

Дочь бросила на меня сердитый взгляд:

— Ты понимаешь, что она заставит нас есть свеклу и борщ?

— Не заставит.

— А вот и заставит. У Девоны русская домоправительница. Она заставляла Девону есть всякую гадость — капусту, сосиски и борщ.

Я улыбнулась:

— Ты даже не знаешь, что такое борщ.

— Знаю. Это суп из картошки и капусты со свеклой и сметаной.

Тори была на грани слез.

— Не хочу есть борш! Не люблю борш!

— Борщ, Тори, — огрызнулась Джемма и снова обратилась ко мне: — Мама, ты не можешь ее взять. Не можешь. Ты и так уже испортила нам всю жизнь…

— Я не портила вам жизнь.

— Ты продала дом. Заставила отдать наши вещи. В школе о нас и так уже болтают. Все говорят, что мы теперь бедные и что папа ушел и больше не вернется…

— Неправда, — возразила я.

— А теперь еще у нас будет усатая няня! — Джемма, которая никогда раньше не плакала, стояла со слезами на глазах и размахивала кулаками. — Над нами еще больше будут смеяться, мама! Будут смеяться над ее фамилией, усами и дурацким платьем!

— Но ее никто не увидит. Она будет сидеть с вами после школы, пока я не вернусь с работы.

— Нет, увидит! Ее увидят мои подруги. И подруги Брук. Она же будет забирать нас из гостей. А если гости придут к нам, то увидят ее здесь. Они почуют борщ и скажут, что у нас дома по-дурацки пахнет. — Джемма перевела дух. — Мама, пожалуйста.

Я смотрела на нее, на Брук, на Тори. Они просто дети. Они не понимают. Есть куда более неприятные вещи, чем отец, который где-то далеко. Чем переезд в маленький дом. Чем мама, которая вынуждена работать. Чем няня, которая говорит по-английски с русским акцентом. Честное слово, есть.

Но глядя на заплаканные лица дочерей, я в этом сомневалась.


Девочки дулись, когда я везла их в школу. Они не хотели, чтобы я работала. Не хотели, чтобы вечером к ним приходила миссис С. Они хотели, чтобы я была дома.

Честно говоря, мне тоже этого хотелось, но нам нужны деньги. Нам всем.

Натан позвонил во время перерыва на ленч, чтобы узнать, как дела. В выходные он звонил несколько раз, но мы успевали только перекинуться парой слов, потому что я либо тащила коробку в грузовик, либо кормила девочек.

Я стала рассказывать ему про новый дом и новую няню, но тут из Лос-Анджелеса позвонила Марта — она там встречалась с представителями рекламной компании.

— Натан, мне надо ответить на звонок. Звонит Марта — значит, что-то важное.

— Тэйлор, нам очень нужно поговорить.

— Я понимаю.

— И когда?

— Не знаю. У меня полно дел… — Телефон продолжал звонить, и я переживала, что Марта положит трубку. — Я скоро перезвоню.

— Я иду на совещание, Тэйлор.

— Хорошо, тогда поговорим потом. Прости. Пока. — Я быстро положила трубку и ответила Марте, но меня охватило мрачное настроение.

Я уже поняла: когда Натан заявляет, что нам нужно поговорить, у него плохие новости.


Я пыталась перезвонить мужу перед уходом с работы, но он не отвечал. Натан позвонил, когда я готовила ужин.

— Похоже, ты там занята, — заметил он, и я обиделась.

— У меня тут всего-навсего три голодных девочки, — ответила я, стараясь не грубить. Мне хотелось бросить трубку. Я устала. Честное слово. — Ты хотел сказать что-то важное?..

Натан медлил.

— Да.

— И?..

— Может быть, сейчас не время…

Я была не в силах скрыть досаду.

— А когда это время наступит?!

— Не знаю.

Он говорил так тихо и грустно, что мне стало стыдно.

— Натан, ты в порядке?

Он не отвечал, тишина как будто длилась вечно.

— Натан?

— Может быть, лучше сказать это при встрече…

Сделать — что? Стыд сменился паникой.

— Что сделать, Натан?

— Я по тебе скучаю, Тэйлор.

Я еще никогда не слышала в голосе мужа такой безнадежности. Глаза у меня защипало, в горле пересохло.

— Приезжай, Натан. Пожалуйста. Иначе я сама сяду на самолет и прилечу.

— Ладно.

— Что «ладно»?

— Я приеду.

— Когда?

— Скоро. Как только смогу. Обещаю.


Конец недели был какой-то лихорадочный. Я встала, натянула одежду, торопливо одела девочек и отправила в школу, потом побежала на работу, а когда вернулась домой, то провела еще пару безумных часов за уроками, домашними делами, стиркой и готовкой.

Я впервые понимала, что переживают одинокие и работающие матери. Я страшно занята — просматриваю почту, пока чищу зубы, и листаю свежие журналы, сидя в туалете. Я всегда умела делать несколько дел одновременно, но сейчас это качество стало особенно актуально.

Хотя я крайне занята, Натан не выходит у меня из головы. Я думаю о нем весь день с минуты пробуждения, а ночью он мне снится — снимся мы оба, вместе. Снится, что мы посторонние. Что девочки скучают по нему. Что он умер. Снится, что это всего лишь сон, что мы по-прежнему живем в Ярроу-Пойнтс, как раньше. Утром я просыпаюсь и лежу, чувствуя себя измученной и подавленной.

Я должна поехать в Омаху. Должна увидеть Натана.

Марта вернулась из Лос-Анджелеса с длиннющим списком заданий, которые нужно выполнить до выходных, — и это только для меня. У всех остальных — отдельные списки.

В пятницу все ушли в двенадцать, поскольку короткий день, но я осталась, решив подписать как минимум половину рождественских открыток. Марта рассылала поздравления тремстам пятидесяти клиентам, коллегам и знакомым. Она не доверяла компьютеру, и единственный способ справиться — это разделить работу на порции.