Ещё я взяла несколько вечерних занятий в местном колледже, чтобы получить степень. Родители не на шутку взбесились тем, что я вернулась на исходную точку. В одном они правы: было бы проще, если бы я просто закончила свой последний год в НЙУ вместе с друзьями. Но я не знаю, как объяснить им, что это не мой путь. Сперва мне нужно было кое-что сделать. Разобраться в себе перед тем, как пойму, что, да, первоначальная идея войти в корпоративный мир была правильным для меня решением.

Кстати.

Стартовая зарплата ассистента по маркетингу не оставляет места для роскоши. Постоянная горячая вода канула в Лету, а обогрев здания, кажется, имеет всего два состояния: «выключен» и «попытайтесь разжечь костёр».

Но я работаю. Своими силами.

Однако… честно? Когда я вижусь с родителями за ужином раз в неделю или около того, и они спрашивают, нужны ли мне деньги, или упоминают, как их друзья провели остаток года в Париже, и интересуются, хочу ли я оплаченную квартиру на Парк-Авеню, меня мучает искушение. Совсем немного.

Стоило бы гордиться своей самостоятельностью, и я вроде как горжусь, но мне не хватает модных ресторанов и бесконечных денег на шмотки из моей прошлой жизни. Я бы солгала, сказав, что раньше мне было не проще. Однако эта лёгкость кажется пустой.

Время, проведённое в Мэне, несмотря на девяносто пять процентов провальности, показало мне, что лучше допускать ошибки самостоятельно, чем совершать правильные поступки в угоду кому-то другому.

Вот почему с Итаном всё пошло не так. Я была с ним, потому что должна была. То же самое и с НЙУ. Я училась там, потому что должна была быть идеальной маленькой студенткой.

Но сейчас?

Я на правильном пути.

Ну, честно сказать, я всё ещё самую малость в растерянности. Но, по крайней мере, уже начала понимать, чего не хочу, и это только начало.

Я добровольно помогаю в бесплатной столовой на Девятой Авеню каждое воскресенье. Не из-за желания наказать себя за прошлые ошибки, а потому что это кажется правильным.

Мне кажется, лучшее, что каждый из нас может сделать, — всеми силами загладить вину перед тем, кого мы обидели, и постараться в будущем вести себя лучше. Не всё сразу, и так далее.

Ещё бы забыть о Поле. Я выталкиваю мысли о нём из головы. В последнее время мне частенько приходится этим заниматься. Или пытаться, во всяком случае.

Сейчас вечер пятницы. Значит, не время хандрить. Если я и раньше считала пятницы крутыми, будучи студенткой дневного отделения, то сейчас, являясь обычным работником, для меня они представляются чистейшей эйфорией.

Не поймите неправильно, мне нравится моя работа. Как помощник по маркетингу, я, если честно, больше похожа на помощника помощника младшего менеджера, а это, по сути, означает, что я обеспечиваю себя, делая ксерокопии, но даже спустя всего три недели я вижу чёткий карьерный путь, и это круто. Не знаю, останусь ли я на этом поприще, но пока что оно подходит мне гораздо больше, чем работа сиделкой. Думаю, разбить себе сердце в маркетинге будет трудновато, так что уже одно это плюс.

И всё-таки, отличная работа или нет, коктейльная вечеринка в конце недели кажется просто идеальной.

Едва покинув метро, я вынимаю телефон и печатаю сообщение Белле. Как и бывает с лучшими друзьями, мы продолжили с того момента, где и остановились, будто я и не уезжала в Мэн почти без возможности общения на три месяца.

Как всегда, она читает мои мысли, написав мне до того, как это успеваю сделать я.

«На винишко сегодня? Я рассчитываю, как минимум, на ведро».

Я расплываюсь в улыбке и печатаю ответ.

«У меня?»

Её сообщение приходит незамедлительно.

«Упаси Господь. От моего свитера ещё несёт, как от «Пад-тай», с моего последнего визита к тебе. Слышала о дешёвеньком винном баре в «Адской кухне». Отправлю тебе детали».

Я даже не утруждаю себя ожиданием лифта, оказавшись у себя в здании. В хороший день и нерабочее время он медленнее патоки. Сейчас шесть часов пятничного вечера, не думаю, что вообще его увижу, особенно учитывая, что с улицы слышно, как подъезжает грузовик. Какая-то бедная душа вот-вот поймёт, что их кровать, диван, шкаф или любой другой тяжёлый предмет не вместится в лифт размером с обувную коробку. Бедняжка.

Я перепрыгиваю через две ступеньки за раз. Мне нравится притворяться, будто это моё упражнение. На шестом этаже я уже еле дышу, наверное, потому что не бегала с тех пор, как покинула Мэн. Глупо, но пробежки наводят меня на мысли о Поле.

Как и сэндвичи с индейкой.

И книги.

И военная униформа.

И любой человек с голубыми глазами.

Я заворачиваю за угол к своей квартире и едва не впечатываюсь в гору коробок. Кажется, на моём этаже новый жилец.

Прошу, прошу, прошу, пусть они не будут чудаками.

Если это не начинающий музыкант, то всё в порядке. У меня уже есть одна такая по соседству. Утверждает, что её ждёт яркое будущее в «фолк-рэпе». Ага. Очевидно ведь. Вдобавок мне приходится слушать, как она практикуется.

Как уже было сказано, мне нужно это вино.

Здоровенный парень с татуировками выходит из не так давно занятой квартиры, чтобы подхватить парочку коробок. Он нагло проходится по мне взглядом и облизывает губы. Я в ответ награждаю его «умри» взглядом. Он шлёт мне воздушный поцелуй.

Гадость какая. Я определённо больше не на Парк-Авеню.

Белла ещё не ответила, так что я наливаю себе бокал вина и, скинув туфли, устраиваюсь на диванчике с книжкой про Эндрю Джексона.

Ага. Я вернулась к ней.

Понимаете, я ехала в Бар-Харбор, штат Мэн, преследуя две цели: (1) исцелить Пола Лэнгдона и (2) прочесть эту чёртову книгу. Я намерена достичь хотя бы одной, и, понятное дело, не первой. Он довольно чётко дал это понять за прошедшие несколько недель.

Не сказать, будто я ждала, что он погонится за мной или вроде того. В смысле, Пол слишком труслив, чтобы выбраться в кинотеатр в Мэне — очевидно, что он не заявится ко мне в офис с каким-нибудь романтическим жестом. Чтобы сделать это, ему должно быть не всё равно.

Чтобы сделать это, он должен любить меня так, как я люблю его.

Ха. Любила, в прошедшем времени. Надо оставить это позади.

Раздаётся стук в дверь. Это Мария, фолк-рэперша.

— Эй. Мне нужен кукурузный крахмал, — заявляет она, щёлкнув пальцами на манер «давай сюда».

Серьёзно?

— У меня нет никакого кукурузного крахмала, — отзываюсь я.

Мария раздражённо морщит нос.

— В этом же и заключается соседская фишка. Стакан кукурузного крахмала или ещё какая-нибудь хрень.

— Вообще-то, думаю, стакан сахара. Который у меня есть, если он тебе нужен.

У меня целая тонна сахара. Я была полна решимости воспроизвести печенье Линди по её рецепту, но до этого ещё очень далеко.

— Ну, ладно. Тогда дай сахар.

Я хмурюсь.

— Подожди-ка, тебе нужен сахар или кукурузный крахмал?

— Кукурузный крахмал, но я возьму сахар.

Я озадаченно качаю головой.

— Ты же в курсе, что они не заменяют друг друга?

— Что? — переспрашивает она.

О Боже. Надо было взять вино к двери.

— Сахар и кукурузный крахмал. Это не одно и то же.

— Ладно, тогда чем я могу заменить кукурузный крахмал?

Я едва не говорю ей, что нормальные люди пользуются Гуглом, и уже было решаюсь сбегать в погребок за хреновым кукурузным крахмалом, но прикладываю усилия, сохраняя выражения лица доброжелательным. Кто знает, вдруг однажды мне и впрямь понадобится от неё пресловутая чашка сахара.

— Ты используешь его как загуститель? Можешь попробовать муку, — говорю я. Линди была бы чертовски горда.

— Загуститель?

Я улыбаюсь, стараясь оставаться дружелюбной.

— Не принимай на свой счёт, но, возможно, тебе стоит просто сделать заказ с доставкой на дом?

— Ага, может, ты и права.

— Ну и славно, — бормочу я, уже начиная закрывать дверь.

Она приближает ко мне своё лицо.

— Видела нового соседа? Он аппетитненький.

— Ага, видела. Огромные мускулы и распутность — это не моё.

— И не моё, ведь мне нравятся девушки, но всё равно, это не новенький, а грузчик. Его зовут Брюс.

— Грузчика или новенького? — переспрашиваю я, задумавшись, какого чёрта вообще продолжаю вести этот разговор.

— Грузчика, понятное дело. Он жуткий.

Голова кругом.

— А новенький мог бы меня тотально завести, — прислонившись, шепчет Мария.

— Удачи с этим, — говорю я, бросая через плечо нарочитый «хорошо-мне-правда-пора» взгляд.

— Ну, спасибо, но не спасибо за кукурузный крахмал, — отзывается она, слабо махнув мне. — Видимо, сегодняшний вечер снова проведу в «Тейсте-Тай». О, и пока не забыла… Я завтра выступаю в небольшом местечке на 96-ой и Лекс, если хочешь — забегай. Хотя не знаю, твоё ли это, — произносит она, оглядывая мои рабочие штаны и розовый кардиган.

— Ага, а может быть, и нет. Но всё равно спасибо.

Она упирается рукой в дверь, прежде чем я успеваю её захлопнуть, и я подавляю гневный крик. Возможно, поэтому Пол и не выходит — чтобы не на натыкаться на соседей. Они раздражают.

— Можешь попросить новенького взять тебя с собой.

— Да! — я делаю глаза огромными и нетерпеливыми. — Я над этим подумаю!

Нет.

— Он спрашивал о тебе, — говорит она, просовывая лицо за дверь до того, как я успеваю её закрыть.

Я хмуро сдвигаю брови.

— Кто?

— Новенький.

Сердце глухо ударяется, и не в хорошем смысле. Любая нормальная девушка, живущая одна, никогда не захотела бы услышать, что о ней расспрашивает новый сосед.

— Это… пугает.

Она пожимает плечами.

— Ты передумаешь, когда увидишь его. Ну, одну половину, во всяком случае. Одна часть лица у него по-голливудски потрясающа, а вторая… ну, с ним что-то стряслось. Но без осуждения. Мне кажется это сексуальным. На тот случай, если бы мне нравились мужчины. Но…

— Постой, — сердце зашлось в безудержной скорости. — Подожди секундочку. Вторая часть его лица в шрамах?

— Полностью, — она подняла три пальца, имитируя удар когтями. — Грешные шрамы. Сексуально порочные.

Не говоря ни слова, я захлопываю дверь прямо у неё перед носом. Грубо? Да. Необходимо? Ещё как. Потому что мне кажется, будто меня вот-вот вывернет наизнанку.

— Эй! — вопит она через дверь. — Не говори ему, что я рассказала тебе о нём. Он просил меня не говорить!

Я закрываю глаза и валюсь на пол, прислонившись затылком к двери, пока пытаюсь собраться с мыслями.

Пол здесь. Нет, Пол живёт здесь. В моём доме.

Вопрос: что я чувствую по этому поводу?

Удивление? Галочка. Ликование? Возможно. Лёгкую злость за то, что не поднял трубку и для начала не позвонил? О да.

Но ничего из этого не имеет значения, ведь пока мой мозг принимает все эти реакции, сердце цепляется только за одну: настороженность.

Понимаете, не так давно я была истинным романтиком. Верила в настоящую любовь и счастливый конец.

А потом я выросла.

Поцеловала лучшего друга своего парня, после чего пошла и попыталась отбить бывшего парня у его новой девушки.

Затем мне взбрело в голову, что я смогу искупить вину за всё, исправив какого-то бедного дурачка, который вовсе и не хотел, чтобы его исправляли.

Я испортила всё без посторонней помощи.

Иными словами, романтика? Оставьте её Диснею и романтическим комедиям. Если она вообще существует.

Самосохранение — чувство безмерно безопаснее. Самосохранение не позволит вам пересечь коридор и броситься в руки парню, которого вы любите больше всего на свете.

Самосохранение знает, что, оставаясь с собой, ты не дашь кое-кому шанс оттолкнуть тебя и сказать, что ты недостойна.

С самосохранением тебе не придётся переживать о том, когда ты неизбежно причинишь ему боль.

Нет. Нет. Я не стану этого делать. Я не пойду по тропе обругивания себя за то, что натворила в прошлом.

Но…

Я не пойду навстречу ему.

Неторопливо вскарабкиваюсь на ноги, утирая слёзы.

Пол Лэнгдон приехал, похоже, планируя какой-то грандиозный финал, и он его получит. Но, думаю, не такой, как ожидает.

Наш конец будет тяжёлым и болезненным.

Таким, который, в конечном счёте, пойдёт на пользу нам обоим.

Глава тридцать шестая

Пол

На заметку: спросить у Оливии, почему она выбрала самое убогое здание на Манхэттене для своей первой квартиры.

Я достаю несколько свеженьких купюр, доставшихся мне из сберегательного счёта, который я только что опустошил, и протягиваю их двум моим грузчикам, похожим на бандитов. Никто из них не утруждает себя пересчётом купюр, что кажется мне глупым, но, эй, всё что угодно лишь бы они побыстрее убрались из моего дома.