– Я сама ничего не знала до позднего вечера. Мне пришло сообщение от девчонки, которая учится в Джефферсоне, – Тэм ходил в местную школу, – и она клялась, что видела его там. Я не соображала, что делаю. Оделась, попросила Джордан, которая ехала к Гастонбургу, подвезти меня, и потом вдруг – бац! – и я дерусь с какой-то незнакомой девицей из-за Тэма.

– По-моему, ты говорила, что она – его бывшая, а не какая-то незнакомка. Она из его колледжа?

У Вэл такой вид, словно ее ударили под дых.

– Нет. Мне кажется, он давно изменяет мне. Поэтому я назвала ее его бывшей.

– О, нет.

Я обнимаю Вэл, и она прижимается к моей груди.

– Я такая дура.

Не ты одна.

Я откашливаюсь.

– А я вчера поцеловала Рида.

– Серьезно? – Ее голос даже полон надежды.

– Да. Он все это время спал около моей комнаты. Дикость, да?

Вэл отстраняется, чтобы я могла видеть ее изумленные глаза.

– Еще бы, – соглашается она, но звучит не очень убедительно.

Я прислоняюсь к столешнице.

– Вообще-то, я так не думаю. Должна бы, но мне кажется… милым, что он так настойчив в своем стремлении… не дать мне снова сбежать и поэтому в буквальном смысле спит на полу перед дверью. – Я потираю лоб, смущенная собственной слабостью.

– Вчера он отделал Скипа Хенли из-за тебя.

Я удивленно моргаю.

– Что?

Вэл неловко переминается с ноги на ногу.

– Я ничего не говорила, потому что знаю, тебе не нравится, когда упоминают о Риде, но… да. Он ударил его прямо в столовой за то, что Скиппи издевался над тобой на практике речи.

Во мне взмывает целый вихрь эмоций. Радость. Удовлетворение: вчерашние мерзкие комментарии на уроке были откровенно жестокими. И еще чувство вины. Проклятье, я отталкиваю Рида с момента своего возвращения, а он, оберегая меня, спит под дверью и дерется с парнями, чтоб отстоять мою честь.

Может, я… Боже, заслуживает ли он второго шанса?

– Решила, вдруг тебе станет легче, когда ты узнаешь, – пожав плечами, говорит Вэл. – Рид не изменял тебе и не пытался обрубить с тобой все контакты. Он не лжец, в отличие от Тэма.

Вэл сжимает мою руку.

– У тебя есть запасная зубная щетка? А то у меня такое ощущение, что во рту кто-то умер.

Я роюсь в шкафчике, где нахожу корзинку с красиво упакованными брусочками мыла и запасом новых зубных щеток. Протягиваю одну Вэл, а затем выдавливаю пасту на свою электрическую. Пока Вэл чистит зубы и умывается, я возвращаюсь в комнату и смотрю на шкаф, забитый купленной Брук одеждой. Но ничего не вижу. В голове крутится одна и та же фраза: «Рид не изменял тебе».

Когда Вэл произнесла ее, мне даже не захотелось возразить ей.

Потому что это правда.

Я больше не считаю, что Рид изменил мне. Не знаю, его ли это ребенок. Но… если я верю, что он мне не изменял, значит, должна поверить ему, когда он говорит, что не он отец ребенка.

Вэл права еще в одном: Рид не лжец. Когда мы были вместе, он никогда не врал мне. Он предельно откровенно говорил мне, что планирует уехать из города сразу после окончания школы, что отношения – не сильная его сторона, что он рушит жизни людей, окружающих его.

Он не имел в виду девушек, и это был не просто юношеский максимализм. Я вдруг осознаю, что он говорил о своих родителях. Он отчаянно любил их, а они оба подвели его.

Его мать покончила с собой, оставив пятерых сыновей справляться с горем утраты. Отец топит себя в алкоголе и ужасных женщинах. Чему было удивляться, когда Рид заявил, что секс – это просто секс, что он пытался использовать его как оружие, чтобы наказать себя и других. Он следует примеру слабых родителей, но внутри него идет борьба – и именно это притягивает меня к нему.

– Ты сейчас обляпаешься, – говорит Вэл, выходя из ванной.

Я виновато вытираю рукой лицо и бегу к раковине, чтобы выплюнуть пасту и прополоскать рот. Признаться Вэл, что у меня по-прежнему есть чувства к Риду, – это одно, но признаться, что я начинаю думать о том, чтобы простить его, – совсем другое! Тем более что я не знаю, чем все может кончиться.

– Как думаешь, что сегодня окажется в моем школьном шкафчике? – спрашиваю я, встав рядом с подругой напротив шкафа. – Мусор? Испортившаяся еда? Использованные тампоны?

Вэл показывает на свой синяк.

– А это? Я будто сошла с плаката против домашнего насилия.

– Я могу замаскировать его. Не раз такое делала. – Увидев на ее лице возмущение, я спешу объяснить. – Не маме и не себе – девушкам, с которыми она работала.

– Уф.

– Знаю.

Я отворачиваюсь от шкафа.

– А давай сегодня опять пропустим занятия и наведаемся в торговый центр? Что думаешь?

Ее губы медленно расползаются в улыбке.

– Я думаю, что хочу съесть большой крендель из дрожжевого теста и замороженный йогурт.

Мы стукаемся кулаками.

– Притворимся, что заболели?

– Мы просто прогуляем уроки. Поедем в торговый центр, будем есть вкусняшки, спустим денежки с кредиток наших опекунов. Затем пойдем делать макияж в «Сефору». А потом поедем на пирс и так налопаемся моллюсков, что на нас будет клевать исключительно морская живность.

Я широко улыбаюсь ей.

– Есть, капитан!

* * *

– Как шопинг?

Я резко оборачиваюсь на звук голоса Брук. Я приготовила себе перекусить, но ее присутствие, как обычно, убивает всякий аппетит. Отодвигаю миску с кукурузными чипсами и отхожу от стола.

Брук подходит ко мне, легко двигаясь на своих десятисантиметровых каблуках. Интересно, она и на восьмом месяце, с огромным животом, все равно будет ходить на шпильках? Вполне возможно. Брук настолько тщеславна, что ее не остановит риск споткнуться и упасть, даже будучи беременной.

Да какое мне вообще дело до ее беременности? Меня и так тошнит от Брук.

– Собираешься играть в молчанку? Серьезно? – Брук смеется, подходя к холодильнику. – Я думала о тебе лучше, Элла.

Я закатываю глаза за ее спиной.

– Можно подумать, тебе интересно, как прошел мой день. Хочу избежать пустых разговоров о вещах, на которые нам обеим плевать.

Брук берет кувшин с фильтрованной водой и наливает себе в высокий стакан.

– Вообще-то, я с нетерпением ждала возможности поговорить с тобой.

Ага, конечно.

– Мы с Каллумом обсуждали вечеринку в честь меня и ребенка и решили, что будет здорово, если ее организуете вы с Диной.

Я цепенею. Она что, издевается надо мной?

– Для вас это станет отличной возможностью получше узнать друг друга, – продолжает Брук. – Каллум согласен со мной.

Еще бы. Никогда бы не поверила, что это идея Каллума. В тот день, когда меня повезли знакомиться с вдовой Стива, он еще в машине напился почти до бессознательного состояния и умолял меня не прислушиваться к словам Дины О’Халлоран.

Брук выжидающе глядит на меня.

– А ты что думаешь, милая?

– Что я думаю? – повторяю я приторно-сладким голосом. – Я думаю, что прежде, чем тратить время на вечеринку, я бы с удовольствием взглянула на результаты теста на отцовство.

Она вздергивает свой изящный подбородок.

– Тест не требуется.

– А я так не считаю. – Я упираюсь бедром в столешницу и пожимаю плечом. – Может, ты и задурила голову Каллуму, заставив его поверить, что это ребенок Ройалов, но у меня есть свои сомнения, милая.

– Но это ребенок Ройалов, можешь не сомневаться. Но только ты уверена, что хочешь знать, ДНК кого именно из Ройалов составляет половину плода любви?

Брук похлопывает ладонью по едва заметному животику и улыбается.

Мои руки сжимаются в кулаки. Она задела меня и знает об этом.

«Нельзя бить беременных женщин», – твердо произносит голос в моей голове.

Подавив поднимающуюся ярость, я заставляю себя успокоиться.

Брук одобрительно кивает, словно каким-то магическим образом проникла в мою голову и знает, как сильно мне хочется ударить ее.

– Итак, вернемся к вечеринке, – безмятежно продолжает она. – Серьезно подумай о том, чтобы помочь Дине. Ей не очень понравилось, как ты вела себя с ней за ужином.

– Мы едва перекинулись парой слов.

– Вот именно. – Брук хмуро смотрит на меня. – Дина из тех, кого никто не захочет иметь в числе врагов, Элла.

Я хмурюсь в ответ.

– И что это значит?

– А то, что она воспринимает в штыки любую дерзость в свой адрес, а ваше поведение, твое и мальчишек, совершенно взбесило ее.

Она не выглядела взбешенной, когда занималась сексом с сыном Каллума в гостевой ванной, чуть не проговариваюсь я.

– Когда я говорила с ней на следующее утро, она даже произнесла слово на букву «с», – нараспев говорит Брук.

У меня отвисает челюсть. Ого! Дина назвала меня…

– Суд, – подсказывает Брук, усмехаясь моему ошарашенному выражению лица.

Я непонимающе смотрю на нее.

– Дина угрожала оспорить завещание Стива, – поясняет Брук. – И если она намерена осуществить свою угрозу, гарантирую тебе, что судебное разбирательство затянется на годы. Под конец денег не останется ни у одной из вас – все получат юристы. Я отговаривала ее, но Дина всегда была упрямой, и она очень обижена на то, как ты вела себя с ней.

– Какое ей вообще до меня дело? – я раздраженно качаю головой. – Я не знаю ее и никогда не знала Стива.

Брук делает глоток воды.

– Со вторым пунктом тебе, считай, повезло. Я про то, что ты не знала Стива.

Я хмурюсь. Мне совсем не хочется затягивать наш разговор, но следует признать, что каждый раз, когда кто-то упоминает моего биологического отца, я начинаю сгорать от любопытства.

– Почему?

– Потому что, пусть даже Каллум Ройал думает обратное, Стив был отвратительным другом.

Что ж, данное мнение, скорее всего, исходит от Дины, которая в моей личной иерархии демонов лишь на шаг отстает от Брук, я не верю ни единому слову стервы, но мило улыбаюсь и киваю, потому что это самый легкий путь положить конец нашей дискуссии.

– Как скажешь.

– Это правда. Тебе повезло, что он умер. Я бы не хотела увидеть, что он сделал бы с такой юной, невинной девушкой, как ты.

От предельной откровенности Брук, которая так отличается от ее обычной слащавой манеры говорить, волосы на моем затылке встают дыбом.

– Дина бесится из-за завещания, но я не имею к этому никакого отношения.

Губы Брук кривятся в гадкой улыбке.

– Стив оставил бы свое состояние черепахе, только чтобы Дине ничего не досталось. Но то, что он завещал все тебе, стало для нас шоком. Даже Каллум думал, что деньги отойдут его сыновьям.

Это заставляет меня задуматься. Не потому ли Гидеон ненавидит меня? Считает, что я украла его наследство?

– Каллум не обделяет мальчишек, – говорю я.

Брук качает головой в притворном изумлении.

– В мире ничего никогда не бывает достаточно. Разве ты еще не уяснила это? – Она ставит стакан на столешницу между нами. – Еще не поздно, Элла. Мы с Диной можем стать твоей семьей. Тебе необязательно оставаться здесь, с этими людьми. Они губительны, как яд. Сначала используют тебя, а потом обидят.

Я удивленно смотрю на нее.

– Кроме тебя, меня тут никто еще не обидел. Ты пытаешься разрушить семью Ройал, и я не понимаю, почему. Какую цель ты преследуешь? Что ты имеешь против них?

Брук вздыхает, словно я глупый ребенок.

– Моя цель – выжить, и, видит бог, я стараюсь научить тебя тому же. Я до последнего уговаривала тебя убраться отсюда. Я делала все, чтобы помочь тебе. – Тон ее голоса меняется, из слащавого превратившись в жесткий и едкий. – Но смотрю, ты как они. Тебя ослепили обворожительные улыбки Ройалов, и ты не видишь своего спасителя. Моя мама говорила мне: нечего метать бисер перед свиньями.

– И я свинья, потому что думаю, что Ройалы не вгонят меня в могилу?

– Ты ничего не понимаешь, ты ослеплена детской страстью, и это печально, но, – она изящно пожимает плечом, – я не могу сделать тебя мудрее. Тебе придется усвоить непростые истины на собственном опыте.

– Да и ты не создана для того, чтобы быть учителем. Наверное, тебе бы лучше начать заботиться о себе, потому что, когда придут результаты теста на отцовство, не думаю, что Каллум продолжит отстегивать тебе денежки.

Я беру миску с чипсами и направляюсь к двери.

– Ты тоже береги себя, – говорит она мне вслед, – потому что я не буду твоей жилеткой, когда Рид разобьет тебе сердце. А может, тебе стоит присмотреться к Гидеону? Слышала из надежного источника, что в постели он просто зверь.

Я не могу скрыть потрясение.

Брук заходится смехом.

– Какое же ты дитя! Этот ужас на твоем лице просто нечто. Вот тебе последний мой совет: выкини из головы мальчишек Ройал. Они только навредят тебе. Позволь нам с Диной помочь тебе распорядиться твоими деньгами, и мы все будем жить долго и счастливо.

– Я скорее поверю Риду, чем когда-нибудь доверюсь тебе.