Наблюдая за Доротеей, борющейся с терзающим ее внутренним демоном, Хейзелмер понимал, что не сможет помочь ей до тех пор, пока она все ему не расскажет. Тихо поднявшись, он подошел и встал у нее за спиной. Затем, взяв за плечи, решительно развернул ее лицом к себе.

— Доротея, почему ты не хочешь выйти за меня замуж?

Не ответить на этот вопрос было выше ее сил. Наконец, голосом, показавшимся чужим даже ее собственному уху, она сказала:

— Потому что вы не любите меня.

Некоторое время Хейзелмер, ошеломленный подобным заявлением, оставался неподвижным, потом до него стал медленно доходить смысл сказанного ею. Он испытал громадное облегчение. Доротея вдруг почувствовала, как затряслись его руки. Удивленная, она посмотрела ему в лицо. Оказалось, он смеется! Действительно смеется. В гневе она хотела было убежать, но Хейзелмер, угадав ее намерение, не позволил ей этого, крепко обняв и прижав к себе. Постепенно ее ярость испарилась, оставив странную пустоту. Затем до нее донесся голос Хейзелмера — приглушенный, потому что он говорил, зарывшись лицом ей в волосы, и все еще звенящий от плохо сдерживаемого смеха.

— Любимая! Ты — бриллиант чистейшей воды. Я приложил огромные усилия, чтобы уверить весь высший свет — ну или, по крайней мере, тех его представителей, чье мнение имеет для меня значение, — что я безумно влюблен в тебя, а ты оказалась единственной, кто этого не заметил!

Напрягшись всем телом, Доротея все же заставила себя посмотреть на него и повторила:

— Ты меня не любишь.

Маркиз удивленно вскинул черные брови. Его ореховые глаза все еще смеялись, вопросительно глядя на нее.

— Неужели?

Его взгляд обладал поистине гипнотическим воздействием, но Доротея все же потупилась. Если она хочет узнать ответы, нужно, прежде всего, задать интересующие ее вопросы.

— А что насчет того пари? — спросила она, безуспешно стараясь придать своему голосу презрительное звучание.

Хейзелмер оперся спиной о ствол дерева, не выпуская Доротею из объятий.

— Молодые люди, имеющие слишком много денег и слишком мало здравого смысла, постоянно делают ставки на такие вещи. Это не ново. Они спорят, будут ли вместе Фэншоу и Сесилия, Джулия Брессингтон и Харкот и еще несколько пар.

Пока он объяснял, Доротея неотрывно смотрела ему в глаза.

— В самом деле?

Маркиз с улыбкой кивнул. Она перевела взгляд на его плечо, обдумывая этот ответ. Хейзелмер тем временем всматривался в ее лицо. Видя, что Доротея не говорит ни слова, он добавил:

— Более того, любимая, позволь заметить, что, если бы я в самом деле искал всего лишь подходящую и почтительную жену, я едва ли остановил свой выбор на леди, которую мне дважды пришлось выручать из скандальных ситуаций на постоялом дворе!

— В обоих случаях моей вины не было никакой! — с негодованием запротестовала Доротея. Она посмотрела в его дразнящие ореховые глаза, но быстро потупилась и добавила чуть слышно: — Я подумала, что, возможно, ты решил, что брак со мной… подходит тебе больше, чем брак с мисс Банттон.

— Мисс Банттон? — удивленно переспросил Хейзелмер и пожал плечами. — Дорогая, да лучше жениться на еже, чем на мисс Банттон.

Доротея хмыкнула.

— Кто вбил эту идею тебе в голову? Сьюзен, полагаю?

Доротея кивнула. Тут ей в голову пришла другая мысль.

— Ты же не хочешь жениться на мне, чтобы замять, возможный скандал?

— И это ты говоришь после того, как я приложил максимум усилий, чтобы этого скандала избежать? Конечно нет. — Видя, что Доротея упрямо отказывается смотреть ему в глаза, он привел решающий аргумент:

— Да и как бы я в таком случае сумел заранее обзавестись позволением Герберта сделать тебе предложение?

Она тут же подняла голову:

— Ты просила у него позволения?

— Дорогая Доротея, пора уже избавляться от нелицеприятных домыслов касательно меня. Я не стал бы делать тебе предложение, если бы прежде не переговорил с твоим опекуном.

Благочестивый тон, которым были сказаны эти слова, всколыхнул в ней былые подозрения.

— А что насчет твоих любовниц? — спросила она.

— Что насчет них?

Доротея растерялась.

— Откуда мне знать? — в отчаянии воскликнула она.

— Вот именно! — Сухой тон его голоса не оставлял сомнений в том, что маркиз имеет в виду. Доротея продолжала смотреть ему прямо в глаза, и он со вздохом пояснил: — Если хочешь знать, я порвал со своей последней любовницей в сентябре прошлого года, сразу по возвращении в Лондон и как только познакомился с тобой. В моей жизни было достаточно любовниц, чтобы понять, что теперь мне нужна жена.

Доротея с повышенным вниманием принялась расправлять складки его шейного платка. Хейзелмер вздохнул:

— Моя дорогая, восхитительная, глупенькая Доротея, посмотри же на меня! Я пытаюсь — похоже, безуспешно — убедить тебя в том, что люблю тебя. Самое меньшее, что ты должна в подобной ситуации делать, это внимательно слушать!

Исчерпав запас вопросов, Доротея покорно подняла глаза. Хейзелмер одобрительно кивнул:

— Хорошо. Вот что еще я тебе скажу, любовь моя. Я влюбился в тебя с тех самых пор, как увидел собирающей ежевику в лесу Мортон-Парка. Более того, какие бы ужасные грехи мне ни приписывали, я не имею привычки соблазнять деревенских жительниц или дебютанток.

Ее зеленые глаза расширились.

— А я думала, это тоже было частью пари, — с придыханием произнесла она.

— Единственная причина, по которой я ухаживаю за тобой, — произнес Хейзелмер, — заключается в том, что меня ужасно к тебе влечет. — Заметив промелькнувшее в ее взгляде удивление, он продолжил: — Да-да. Ты думаешь, что я обладаю властью над тобой. На самом деле такой же властью надо мной наделена и ты сама.

На губах Доротеи появилась очень милая и женственная улыбка.

— Теперь, — произнес Хейзелмер, крепче прижимая ее к себе, — когда я безраздельно завладел твоим вниманием, любимая, что еще я должен сделать, чтобы убедить тебя в своей любви?

Понимая, что этот вопрос, сугубо риторический, Доротея потянулась к маркизу губами. Сначала он покрыл ее губы серией быстрых поцелуев, дразнящих и неудовлетворяющих. Высвободив руки, она притянула к себе его голову, скорее почувствовав, чем услышав его довольный смешок. Их губы слились в глубоком долгом поцелуе. Руки Хейзелмера проникли под плащ Доротеи и принялись ласкать ее тело, облаченное в тонкое вечернее шелковое платье, в котором она была вчера. Возбуждение, схожее с тем, что они испытали в гостиной Мерион-Хаус, снова накрыло их с головой. Хейзелмер, которому с трудом удавалось сдерживать бушующее желание, мысленно выругался. Не стоило заходить так далеко. Он не может овладеть Доротеей прямо сейчас. Первую ночь их любви она должна вспоминать с радостью, а не с отвращением. Он уже оставил ее в недоумении однажды и не хотел повторения этой ситуации.

Оторвавшись от Доротеи, Хейзелмер посмотрел в ее огромные, сияющие как изумруды глаза. Она бессознательно прижалась к нему всем телом. Это возбуждало его еще сильнее. Со вздохом он вдавил ее спиной в ствол дерева и стал прокладывать цепочку из поцелуев вдоль ее шеи. Своими длинными пальцами он ловко расстегнул ряд пуговичек на корсаже ее платья и, отодвинув в сторону кружевную сорочку, обхватил ладонями ее обнажившиеся груди, заставив застонать. Он снова прильнул к губам Доротеи, возбуждая ее. Есть и другие способы доставить ей наслаждение, и все они ему прекрасно известны.

Много позже Доротея, завернутая в свой плащ, лежала в объятиях Хейзелмера. Она счастливо вздохнула. Засмеявшись, он поцеловал ее в макушку.

— Означает ли это, что ты согласна стать моей женой?

Доротея мечтательно улыбнулась.

— А разве у меня есть выбор? — спросила она, не поднимая головы.

— Вообще-то нет. Если ты не ответишь согласием сейчас, я отвезу тебя в Хейзелмер, запру в своей спальне и не выпущу до тех пор, пока не сделаю беременной. Тогда у тебя вообще не останется никакого выбора.

Доротея со смехом посмотрела на него:

— И ты на это пойдешь?

— Без колебаний.

На ее губах расцвела медленная самодовольная улыбка, и она почувствовала, что объятие Хейзелмера стало крепче.

— В таком случае мне лучше согласиться.

Он кивнул:

— Очень мудро. — Маркиз внимательно посмотрел ей в лицо, будто пытаясь определить, в каком она настроении. Затем со вздохом сказал: — Подозреваю, что мне стоит воспользоваться твоим нынешним благодушным состоянием, чтобы сообщить, что объявление о нашей помолвке появится в сегодняшней «Газетт».

Сначала Доротея не поняла смысла сказанного, затем ахнула.

— Да как же…

— Об этом я попросил Ферди. Я считаю разумным по возможности подпитывать сплетников хорошими новостями.

Хейзелмер поднял Доротею и, обнимая за талию, хотел отнести ее обратно к ступеням, но она замерла на месте в притворном гневе.

— Так вот почему ты так настаивал на нашей свадьбе!

Хейзелмер привлек ее к себе.

— Не начинай все сначала. Я настаиваю на нашей свадьбе, потому что люблю тебя! — Маркиз крепко поцеловал ее, затем все же заставил пойти к лестнице. — Кроме того, — будничным голосом продолжил он, — если я не овладею тобой в ближайшее время, то просто сойду с ума.

От этого заявления Доротея залилась румянцем.


— Дом находится вон за тем холмом. Зная мою матушку, предчувствую, что нас ожидают уже не один час!

Доротее не терпелось взглянуть на Хейзелмер. Когда двуколка одолела подъем, она посмотрела вниз и увидела стоящий в долине огромный особняк из песчаника, купающийся в медовых лучах солнца. Спустившись по некрутому склону и перебравшись по мосту через ручей, вытекающий из озера, двуколка въехала в ворота в невысокой стене, отделяющей регулярный сад поместья от парка. Хейзелмер пустил лошадей рысью, и они помчались по дорожке, пересекающей многие акры ухоженных садов и лужаек, мимо кустарников и фонтанов, пока не достигли широкой подъездной аллеи перед главным входом.

Джим Хитчин выбежал принять поводья, радуясь, что лошади не пострадали. Сомневаться в благополучии хозяина и его спутницы вообще не приходило ему в голову.

Хейзелмер спрыгнул на землю и помог спуститься Доротее. Заслышав скрип колес по гравию, леди Хейзелмер, с пяти утра ожидающая в утренней гостиной, вышла на порог дома, чтобы поприветствовать гостей. Ей не терпелось узнать, как это ее всегда четко следующий правилам сын решился на ночную поездку вдвоем с мисс Дэрент, да еще и в открытом экипаже. Одного взгляда ему в лицо хватило, чтобы отложить все расспросы на потом.

Заключив, что они не спали всю ночь, леди Хейзелмер немедленно увела Доротею наверх, в большую, заранее приготовленную комнату. Когда Доротея сбросила плащ, а за ним и платье и струящийся из окна свет озарил ее фигуру, маркиза увидела, что на идеальной коже явственно виднеются следы поцелуев. Маркиза быстро пересмотрела свое мнение касательно поведения сына. Развернувшись, она отослала прочь внимательную горничную и сама уложила сонную Доротею в постель, предварительно надев на нее одну из собственных ночных сорочек. Она не задала ни единого вопроса, не стала допытываться, куда подевались ее панталоны, так как не хотела смущать ее.

Позаботившись о Доротее, леди Хейзелмер спустилась вниз, чтобы отыскать сына. Маркиз знал, как любопытна его мать, которая, став свидетельницей чего-то, не отступится, пока ей не расскажут всю историю целиком. Поэтому он предусмотрительно удалился в свою комнату, чтобы не позволить ей подвергнуть себя допросу с пристрастием.

Упустив добычу, леди Хейзелмер провела утро, строя предположения о том, что же происходит между, ее сыном и прекрасной Доротеей.


Хейзелмера разбудил шорох занавесок. Комната заполнилась солнечным светом. Он зажмурился, припоминая, что просил разбудить себя в час дня. Значит, время уже пришло.

Вспомнив события раннего утра, Хейзелмер счастливо улыбнулся. Тут в его мысли ворвалось чье-то сдержанное покашливание. Неохотно открыв глаза, он увидел стоящего у кровати Мургатройда. Всем своим видом он выражал крайнее неодобрение.

— Скажите, милорд, что мне делать вот с этим? — спросил Мургатройд, демонстрируя зажатый между большим и указательным пальцами кусок материи, в котором Хейзелмеру не сразу удалось узнать предмет интимного женского туалета. — Я нашел это в кармане вашего дорожного плаща, милорд. — За долгие годы службы Мургатройд впервые оказался в подобной ситуации и не знал, что делать.

Спокойно глядя в глаза своему камердинеру, Хейзелмер едва подавил желание расхохотаться.

— Верните тому, кому это принадлежит, — произнес он слегка приглушенно, так как все еще не вполне доверял собственному голосу.