Наталья Миронова - Случай Растиньяка

–  Я люблю менять стили.

–  А мне нравятся все твои стили. Так что я беру все.

–  Не хочешь притормозить? Ты хоть подумал, где ты все это повесишь?

–  Вот эту – на работе, – указал Герман на абстрактную картину. – Вот эту, – он кивнул на «Свечу», – дома. А вон ту отвезу родителям. Им понравится.

А вот Кате что-то сильно не нравилось. Она все больше хмурилась и кусала губы.

–  Герман… Это большая сумма. Я не хочу, чтобы ты бросался деньгами… Ты можешь вот так зараз выложить двенадцать тысяч долларов?

–  Для меня это небольшая сумма. Могу себе позволить. «Без всяких бенцев», как говорит один мой знакомый компьютерщик, – улыбнулся Герман, вспомнив Даню Ямпольского.

Катя поняла, что ей его не переспорить.

–  Хорошо, но если ты хочешь подарить акварель родителям, тогда пусть это будет подарок от меня.

–  Третья картина бесплатно? – переспросил Герман. – Нет, не пойдет. Хочешь сделать им подарок? Напиши что-нибудь специально для них. А эту я покупаю.

–  Я же не знаю…

–  Напиши еще одну такую свечку. Можешь? Я знаю, им понравится.

–  Могу… – пожала плечами Катя. – Ладно, у меня к тебе другая просьба. Можешь на время оставить картины здесь? Я повешу наклейки, что они проданы, но пусть еще повисят.

–  Свечку я бы прямо сейчас забрал… Ладно, так и быть. А что, думаешь, вывесишь новые, а я их опять куплю?

–  С тебя станется, – невольно улыбнулась Катя. – Этери обещает мне персоналку. Персональную выставку, – пояснила она, увидев, что Герман не понимает.

–  Мне придется отдать туда мои картины? – озаботился Герман. – Ладно, только пусть повесят таблички: собственность Германа Ланге.

Катя наконец засмеялась, а он обрадовался, что сумел ее рассмешить.

Они вернулись к столу с компьютером, и Герман, уже зная форму, покорно дождался, пока она заполнит счет. Опять он протянул ей карточку, попросил не делать скидку, но Катя отозвалась:

–  Так положено.

–  Давай сходим в ресторан, – предложил Герман.

–  Давай сперва в магазин. Мне все было некогда, а продукты кончаются. Подожди меня здесь, хорошо? Мне надо переодеться.

Можно было пригласить его наверх, но Кате хотелось первым долгом поговорить с Этери. Без посторонних. Поднимаясь по лестнице, она послала эсэмэску: «Гав». Был у них со страстной собачницей Этери такой тайный код. Все буквы слова «Гав» умещались на одной кнопке – удобно. Просто «Гав» без знаков препинаний означало: «Надо поговорить, ты в доступе?» «Гав» с вопросительным знаком требовало срочного разговора, а «Гав» с восклицательным – «У меня все отлично, чего и тебе желаю».

Итак, «Гав».

Этери тут же перезвонила.

–  Купил? – осведомилась она без предисловий.

–  Купил, – подтвердила Катя. – Все три.

–  Маладэц! – возопила Этери. – Заслужила полный выходной. В любой день по твоему выбору. Ты что, не рада? – тотчас же насторожилась она, убедившись, что Катя молчит.

–  Да нет, я рада… Только мне немного страшно. Он меня в ресторан пригласил.

–  Ну и иди, в чем проблема?

«Это не телефонный разговор», – хотела сказать Катя, но промолчала. По двум причинам. Во-первых, Этери тут же начала бы выяснять, в чем дело, а Кате было неудобно перед Германом: он же ее ждет! А во-вторых, она поняла, что вообще не сможет рассказать подруге о мучивших ее сомнениях. Никому не сможет рассказать.

Герман одним махом сделал ее состоятельной женщиной. Конечно, пять тысяч долларов, половину полученной суммы (еще пятнадцать процентов уйдет на комиссионные), придется вернуть: это долг «герру профессору», мужу Тани Марченко, который выплатила за нее Этери. Но и оставшиеся «чистые деньги» казались Кате огромным богатством! И Этери, и сам Герман, наверное, умерли бы со смеху, если бы знали, что с такими деньгами Катя считает себя состоятельной. Но она и не собиралась делиться с ними своими соображениями. Ей важнее было другое.

Герман ей нравится? Нравится. Можно сказать, у них… ну ладно, пусть не любовь, но роман. Любовный роман. Черт побери, она с ним спит! Это же кое-что значит? Катя не раз встречала женщин, утверждавших, что секс – не повод для знакомства. Но сама она была не из таких. Ее мысль упорно возвращалась к одному: Герман ей нравится. Все больше и больше. И ей не хотелось, чтобы к этому примешивались денежные отношения.

Все это промелькнуло у нее в уме мгновенно.

–  Никаких проблем, – сказала она в трубку. – Я уговорила его не уносить картины, пусть пока повисят. Надо бы нам сделать специальные наклейки – «Продано».

–  Слушай, а это мысль! – оживилась Этери. – Отличный маркетинговый ход. Завтра же закажу стикеры. Да, завтра пятница, поговори с ним, когда ты хочешь в музей. Он же небось только по выходным может? Мне надо знать заранее, чтобы найти кого-то тебе на замену.

–  Ладно, поговорю. Спасибо тебе, Фирочка.

–  Не ерунди. Пока. Пусть вечер пройдет на высоте, – распорядилась Этери и отключила связь.

А Катя спустилась в галерею.

–  Неудобно мне держать тебя внизу, но раз уж мы идем в ресторан, мне надо подготовиться, понимаешь? Давай сначала тут все закроем, чтоб потом не напрягаться, поднимемся наверх, ты посидишь, могу тебе кофе сварить, а я быстренько накрашусь, переоденусь…

–  Можешь не спешить, – перебил ее Герман. – И кофе не надо. Мы же в магазин идем? Я куплю безалкогольного пива. Затарим твой холодильник, если ты не против. Есть один голландский сорт… Его мембранным способом делают, не выпаривают. Вкус сохраняется и жажду утоляет.

–  Ладно, – улыбнулась Катя, опуская рольставню в витрине. – Я в этом ничего не понимаю, но раз тебе нравится… Конечно, затарим холодильник! Места полно.

Ей был приятен любой намек на то, что их отношения не краткосрочны, что им суждено длиться.

–  Давай сходим в «Генацвале», – предложил Герман, помогая ей притянуть к полу тяжелую рольставню у входа в галерею. – Там красиво и по-грузински поют. Тебе понравится. Да и близко.

–  Хорошо, давай в «Генацвале». – Катя погасила свет, оставив только аварийное освещение. – Пошли.

Оставив Германа в гостиной, Катя в темпе «Полет шмеля» ополоснулась под душем, обновила черную шелковую юбку и бархатный пиджак с янтарной блузкой и накрасилась. Эх, духов нет! К такому наряду положены духи. Ну, ничего, она же теперь состоятельная! Сможет себе позволить скляночку…

Сунув ноги в новые туфли и захватив новую сумку, Катя вышла в гостиную.

–  Я готова.

Ей очень понравилось в ресторане «Генацвале». Герман заказал столик заранее, ничего ей не сказав. Столик на самом высоком балконе, возле мельничного колеса. Катя обозревала оттуда узкие улочки старого Тбилиси, с любовью воссозданные декораторами. Да, это вам не Алик с его «Внутренними интерьерами»! Катя даже удивилась, откуда эта мысль залетела в голову, и решительно прогнала ее.

Красавцы-официанты заставили стол яствами, и она решила не протестовать, один раз сделать зигзаг в своей диете. Неловкий момент возник, только когда сомелье предложил Герману дегустировать вино.

–  Мой спутник не пьет, – поспешила на помощь Катя. – Просто налейте мне, будьте добры.

Все было хорошо, красиво, вкусно, вежливо, но больше всего Кате понравилась мужская компания, пировавшая за одним из столиков внизу. Их было человек восемь, они вели себя довольно шумно, спорили, жестикулировали, как показалось Кате, даже с ожесточением, и она подумала: уж не дойдет ли у них до рукопашной? И вдруг они замолчали, все разом наклонились над столом, почти соприкасаясь лбами, и запели. Пели негромко, прислушиваясь к голосам друг друга, удивительно слаженно и мелодично, с изощренной грузинской музыкальностью. Это был не нанятый ансамбль, просто посетители.

–  Как поют! – вздохнула Катя.

«Я знал, что тебе понравится». Герман не сказал этого вслух, только улыбнулся ей.

Опять они провели вместе волшебную ночь. Прижимаясь к нему, пряча лицо у него на груди, ощущая его сильные руки, его тяжесть, влечение, страсть, Катя чувствовала себя так, словно вернулась домой после долгих скитаний. Новое для нее, непривычное чувство. «Вот где мое место», – мелькнуло в голове.

Несмотря на пугающе огромное и сильное тело, в нем было много нежности. Он чутко угадывал ее желания, а не просто удовлетворял свои. И опять она крепко уснула, купаясь в тепле его объятий, глубоких, как море. Только в этом море не страшно было утонуть. Катя этого не знала, но и Герману ее тело казалось морем – теплым, ласковым морем, в котором не страшно утонуть.

Утром Катя встала бодрой и отдохнувшей. Пришлось гладить его сменный костюм, так и забытый в спортивной сумке. Герман говорил, что не надо, он наденет тот, что был на нем вчера, но Катя погладила. Это было ужасно приятно.

–  Привези побольше одежды, мы ее тут развесим. Места полно.

–  Ладно, – улыбнулся Герман. – Но я все-таки хочу позвать тебя к себе в гости. Пусть даже без ночевки. И ты обещала сводить меня в музей.

–  Давай не будем торопиться, – сказала ему Катя за завтраком. – Мне надо разобраться с работой, выкроить время. – Мысленно она уже прикидывала, как и что нужно сделать.

Проводив его на работу, Катя почувствовала себя почти замужней женщиной. Странное ощущение. Неужели ей выпал самый главный, самый счастливый женский билет?

Было еще рано, до открытия галереи полно времени, и она взялась за работу. Надо разгрузить портфель. Русские сказки почти готовы, осталась последняя заставка. Только в издательство Катя вчера так и не собралась позвонить, так и не уточнила, нужны ли им разнообразные буквицы. Ладно, сегодня уж обязательно. Она бережно перебрала все листы по одному, нарисовала последнюю заставку, оставила ее сохнуть.

На заставку со сказочными цветами и оленями ушло часа полтора. Катя бросила взгляд на часы. Скоро уже галерею открывать, не стоит затевать новую серьезную работу. Но приподнятое настроение не покидало ее.

В другом издательстве ей поручили придумать заставку к серии женских романов. Работа денежная: серия романов о любви бесконечна, спрос не иссякает, а платить будут за каждое появление заставки на книжных страницах. Поскольку львиную долю жизни современные женщины проводят на работе, и там же в основном завязываются романы, Катю попросили сделать такую заставку, чтобы сразу можно было распознать деловую барышню.

И она придумала. Долго ей это не давалось, а тут вдруг пришло само собой, видимо, копилось где-то внутри, а тут взяло и выплеснулось.

Катя взяла чистую форматку и прямо тушью, не прибегая к карандашу, вывела стройный женский силуэт в черном костюме по моде 40-х годов ХХ века: узкая юбка, приталенный пиджак с прямым плечом, из-под него – белая блузка с отложным воротничком. К этому костюму Катя пририсовала длинные ноги в черных «лодочках» на высоченном каблуке, условное, без черт, лицо с волнистыми волосами, а на лице очки. Может, и неоригинально, но очки – безотказный, проверенный временем атрибут деловой барышни. Она выписала женственную оправу: верхние наружные уголки вытянуты к вискам кокетливыми «крылышками».

Взглянув на результат, Катя осталась довольна собой. Хорошо вышел элегантный полуоборот, изящно отставленная ножка, для полноты картины не хватало только сигареты, но сигареты по нынешним временам не приветствовались.

И этот рисунок Катя оставила сушиться, а сама отправилась открывать галерею.

Они стали встречаться. Пару раз Катя побывала в гостях у Германа, даже задерживаясь на несколько часов, но к вечеру он неизменно и не ропща провожал ее обратно в галерею. И оставался с ней.

Катя призналась, что очень любит Подсосенский переулок, рассказала про церковку, где когда-то ухал тяжеленный заводской штамп, а снаружи на стене висела табличка «Охраняется государством». Какой-то шутник приписал внизу углем: «И больше никем».

Герман засмеялся.

Пользуясь мягкой сентябрьской погодой, Катя водила его гулять, правда, старалась держаться все-таки подальше от родных мест: не ровен час еще налетишь на кого-нибудь из знакомых или, не дай бог, родственников.

Рассказывала обо всем, что знала и любила сама. И про дом-комод, и про Юрия Роста, выставлявшего на балконе елочку, и про «булошную»…

Район буквально дышал историей. Катя показала Герману бывшие палаты боярина Матвеева, до неузнаваемости перестроенные в доходный дом, показала, где стояла в Армянском переулке надгробная церковь, и рассказала драматическую историю Артамона Матвеева, сподвижника царя Алексея Михайловича и двоюродного деда Петра Великого, погибшего страшной смертью при попытке вразумить взбунтовавшихся стрельцов.

Надгробной той церкви давно уже следа не осталось – большевики взорвали в 1935 году, – но все равно интересно было слушать из Катиных уст о кровавых распрях Нарышкиных и Милославских, о мести Петра уже мертвому врагу – Ивану Милославскому, посмевшему скончаться своей смертью и похороненному в том же приходе, что и погубленный им Артамон Матвеев.