Она смотрела на него со страхом и удивлением, не понимая, чего он от нее хочет, о чем говорит.

— Фиби, слышишь меня? — повторил он, приближаясь к ней. — Вынь ноги из стремени и обхвати меня за шею.

Послушно она выполнила сказанное. Он поднял ее и пересадил на своего коня, перед собой.

— Сильнее облокотись на меня, чтобы меньше натирало ноги, — добродушно напутствовал он. — Джайлс поведет твою лошадь.

Фиби изо всех сил прислонилась к его груди.

— Простите меня, сэр, — еле слышно проговорила она. — Я переоценила свои возможности. Но я правда не хотела сдаваться.

Он улыбнулся:

— Ты совершила больше, чем я ожидал.

— Завтра я уже снова поеду сама, ведь верно?

— Не раньше, чем окончательно заживет то место, которое я не могу назвать иначе, чем весьма привлекательным.

Она не стала возражать. Сидя на коне боком, под охраной сильных рук Кейто, держащих поводья, она испытывала чувство неизмеримого счастья.

— Мне кажется, сейчас я нахожусь одновременно в двух прекрасных мирах, — произнесла она после долгого молчания.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он сдул со своей щеки щекочущую прядь ее волос.

— Любуясь окрестностями, — продолжила она свою мысль, — я в то же время слышу биение вашего сердца и ощущаю тепло вашего тела. А еще… — добавила она с робкой улыбкой, — я совсем не устану к вечеру, как вчера, и мы больше времени посвятим нашей любви.

— О, ты просто неисправима! — произнес он с явным одобрением, и его рука, скользнув ей под плащ, принялась ласкать грудь.

Джайлс Кремптон, ехавший неподалеку, не слышал их разговора, но не мог не отметить про себя, что лорд Гренвилл никогда еще так часто не улыбался, беседуя со своими женами, да и голос его не бывал таким ласковым. И совсем уж немыслимо — позволить женщине ехать с ними в столь непростое время, когда совсем не до них — не до их слабостей и всего прочего!

Нет, он, Джайлс, не одобряет подобного. Хотя приятно, черт побери, смотреть на эту пару!


Когда Брайан, выехав на час с лишним позднее Кейто, убедился в результате многочисленных опросов, что тот действительно направляется в Харидж, он был немало удивлен. Разве оттуда плывут к берегам Италии? Ведь для этого существуют южные порты — Портсмут, Саутгемптон.

Наверняка лорд Гренвилл не пожелал быть откровенным с ним. Что, впрочем, вполне естественно. И если, как стало уже совершенно ясно, он едет в Харидж, то, разумеется, путь его лежит оттуда не иначе как в Голландию, что, в свою очередь, представляет ряд интересных возможностей для самого Брайана. Ну, во-первых, помешать встрече Кейто с неким Стриклендом, с кем, без сомнения, тот намерен увидеться. А во-вторых… во-вторых, все дело в том, как этому помешать? Каким способом? Лучше всего самым радикальным… Как с прежними двумя агентами парламента, с одним из которых Брайан разделался вот этими самыми руками. Но то были мелкие сошки, а лорд Гренвилл птица высокого полета. За него и награда совсем иная. И кроме того, вожделенное наследство: титул и все владения. Вес Брайана при дворе сразу же увеличится, что нанесет непоправимый ущерб парламентской оппозиции. Просто не верится, что все это можно решить одним искусным ударом шпаги или кинжала. А в будущем, когда король вновь утвердится на троне, почему бы ему, Брайану, не надеяться и на титул герцога, черт возьми? За все его заслуги…

Да, но ведь остается еще это нелепое юное создание, Фиби. Если она забеременеет, придется избавиться и от нее. Хотя, откровенно говоря, постыдно. В этом он не стесняется признаться самому себе. Но тогда что? А вот что: почему бы не сделать ее своей женой? В конце концов, она довольно привлекательна как женщина, если отучить ее от неряшливости, а это ему под силу. Что же касается ее ума, то здесь сомнений быть не может. Хотя зачем ему ее ум? Просто немного меньше грехов ляжет на его душу, если она останется в живых…

Убедившись, что Кейто направился в Харидж, Брайан свернул с выбранного отчимом пути и двинулся по другой дороге, чтобы избавить себя от риска столкнуться с ним. На третьи сутки, в полдень, он подъехал к портовой гостинице «Пеликан» и принялся выяснять относительно прибытия в этот небольшой городишко отряда из восьми человек. Никто ничего не знал, и Брайан сел в зале за стол и заказал пива.

Внезапно послышался грубоватый йоркширский говор, несомненно, принадлежавший Джайлсу Кремптону:

— Эй, хозяюшка, не найдется ли у вас хорошей комнаты для милорда? А мы-то уж как-нибудь заночуем в конюшне или на чердаке.

— Комната-то есть, хорошая и большая, — ответила хозяйка, — но в ней уже остановились три джентльмена. Если ваш милорд не против…

— Он против, добрая женщина, — раздался голос Кейто. — Мы с женой против. Я заплачу вам неплохие деньги, если вы найдете отдельную комнату.

— Ох, милорд, где ж ее взять?.. — Послышался звон монет, и хозяйка, смягчившись, проговорила: — Что ж, придется попросить тех троих переехать, хотя… — Снова зазвенели монеты, и хозяйка решительно произнесла: — Конечно, придется им переехать в другую комнату. Не угодно ли служанку для вашей жены, сэр?

— Нет, добрая женщина. Мы пока отдохнем, а вы приготовьте для всех побольше еды.

Брайан, оставшийся незамеченным, был несказанно удивлен: что здесь делает Фиби? Не собирается же Кейто тащить ее за собой в Голландию!

Впрочем, какая разница, кто сопровождает Кейто? Как только он точно выяснит, на каком корабле отплыл лорд Гренвилл, он немедленно сядет на другое судно, идущее туда же.

А когда вернется обратно, на его кинжале будет засохшая кровь самого Кейто Гренвилла.

Тонкие губы Брайана растянулись в улыбке.

Глава 20

Плотно надвинув на лицо капюшон плаща, ежась от свежего предвечернего ветра, Фиби стояла на берегу бухты. Время клонилось к семи, небо заметно темнело, а кругом бурлила жизнь: из открытых дверей и окон многочисленных таверн лился свет, раздавались голоса, звуки музыки; корабли готовились к выходу в открытое море; в воздухе пахло рыбой; по булыжной мостовой сновало множество людей.

Зачарованная зрелищем, Фиби вертела головой во все стороны, стараясь запомнить открывшуюся ее глазам картину.

Однако Кейто нигде не было. Собственно, она и не рассчитывала увидеть его. Они рано поужинали, он поцеловал ее на прощание и ушел, сказав, что проведет последний час перед отплытием с Джайлсом и его людьми за кружкой эля в каком-нибудь питейном заведении, а уж оттуда сразу на борт корабля.

Фиби едва успела отскочить в сторону: ее чуть не смело мешками с мукой, которые тащили грузчики. Темнота сгущалась, в морской воде отражались огни свечей и факелов на кораблях.

Ей стало одиноко и неуютно в этой суете, она остро ощутила разлуку с Кейто. А ведь он еще здесь, на берегу, в одном из этих шумных кабачков. Сейчас муж смеется, шутит как ни в чем не бывало со своими соратниками, с которыми ей предстоит завтра утром отправиться назад, в Вудсток, и там терпеливо, как Пенелопа, дожидаться возвращения своего Одиссея — Кейто. Лишь бы он вернулся… О Боже, не надо этих мыслей! Прочь дурные догадки!

Вон там пришвартована «Белая леди», на ее борт вскоре взойдет Кейто, и она помашет ему рукой.

Невзначай повернув голову влево, она вдруг увидела его. Брайан! Ярдах в двадцати от нее он стоял с какими-то мужчинами у сходней небольшого судна. Она задержала взгляд, не поверив своим глазам. Брайан здесь, в Харидже? Что он тут делает?

Он кивнул своим собеседникам и двинулся прочь, скользнув по ней взглядом. Узнал? Фиби окатило ледяной волной страха. Она отчетливо ощутила, что этот человек опасен. Опасен для Кейто. И для нее, наверное, тоже, Мег, видимо, не ошиблась. Заметил ее Брайан или нет?

Не отдавая себе полностью отчета в том, что делает, Фиби шагнула к светлому пятну «Белой леди», подошла к сходням. Никого. Корабль, казалось, вымер.

Фиби решительно ступила на мостик и очутилась на палубе. Здесь она будет вне опасности. И Кейто также, когда окажется на борту корабля.

Стараясь держаться в тени, она замерла, не зная, что делать дальше. Сжав кулаки глубоко в карманах плаща, она вдруг вспомнила о деньгах, полученных от ростовщика за заложенные кольца матери, и почему-то испытала некоторое облегчение.

— Эй, кто здесь? — услышала она звонкий голос и, повернувшись, столкнулась лицом к лицу с молоденьким парнишкой. Он взирал на нее с удивлением.

— А в чем дело? — переходя в наступление, сказала она, надменно вскидывая голову. — Кто вы?

— Да я матрос на «Белой леди». Должен глядеть в оба, кто сходит, кто поднимается сюда, на палубу, когда мы в порту. А то мало ли…

— Не очень-то похож на матроса, скорее на бродягу, возразила Фиби, взглянув на его рваную рубашку, такие же штаны, подпоясанные веревкой, и босые ноги.

— Я еще юнга, понимаете, леди? И к тому же слежу за порядком.

Фиби резко сжала кошелек в кармане, поскольку в голове ее рождался и постепенно обретал форму смелый план.

Она с расстановкой, отчетливо произнесла:.

— Я — леди Гренвилл. Мой муж, лорд Гренвилл, должен плыть на этом судне.

Парень все еще смотрел на нее с подозрением.

— Ага, — сказал он, — про него, про лорда, я слыхал. А вот насчет леди никто не говорил.

— Конечно, потому что не знали. — Она вынула из кармана кошелек и задумчиво подбросила его на ладони. — Лорд Гренвилл тоже не ждет меня. Но мне нужно… я должна… хочу оставить письмо в его каюте. А ты, если покажешь мне ее, то получишь гинею.

— Ги… Чего? — Парень остолбенел. — Целую гинею? За одно письмо? Да вы…

Фиби кивнула и начала развязывать тесемки кошелька. Вынула монету, подержала ее в руках. На нее упал свет одной из масляных ламп, и она блеснула чистым золотом. Парень же глядел на это чудо, приоткрыв рот и облизывая губы. Похоже, такого он никогда не видел.

— Вот сюда… идите, леди, — пробормотал он.

Фиби, словно в полусне, ошеломленная своим внезапным решением, последовала за ним вниз по очень узкой лесенке и затем по такому же полутемному коридору.

— Тут. — Провожатый остановился, не дойдя до конца прохода, и указал на дверь справа: — Осторожней, высокий порог!

Раскрыв дверь, Фиби шагнула в каюту. Свисающая на крюке с потолка лампа освещала две узкие койки, расположенные одна над другой, стол и стул, привинченные к полу под круглым иллюминатором. На полу у стола стояла дорожная сумка Кейто.

Фиби положила монету в ладонь юнги.

— И вот что еще, — проговорила она задумчиво. — Ты получишь еще одну, если не скажешь никому ни слова… Ни слова, пока корабль не… Понимаешь? Пока мы не выйдем в открытое море.

Она не слишком хорошо представляла себе, что это значит — «открытое море», но не один раз встречала в книгах подобное словосочетание.

Юнга озадаченно нахмурился:

— Вы говорили, леди, что хотите оставить письмо милорду, а не…

Она перебила его:

— Что ж, я передумала. Решила остаться сама и плыть вместе с мужем. Сколько это займет дней до Италии?

Парень нахмурился еще больше, пожал плечами.

— Откуда мне знать, леди? В жизни там не был и, наверное, не буду.

— Но ведь ваш корабль плывет туда?

Он рассмеялся, как будто услышал очень веселую шутку:

— Мы всегда ходим до Роттердама, леди. Это в Голландии. А вы говорите, хо-хо, Италия! Вот смехота!

Но Фиби не разделяла его веселости. Ей было совсем не до смеха. Значит, Кейто сказал неправду, обманул ее. Зачем?

— Наша «Белая леди», чтобы вы знали, — объяснял тем временем юнга, — всегда плавает по Северному морю. А вы говорите — Италия! Какая же тут Италия? Она совсем вон там.

Он неопределенно махнул рукой.

Фиби молчала. Ей было не до его объяснений. Кроме того, она никогда не была сильна в географии.

Но зачем… зачем он лгал ей? И не только ей, но и другим. Наверное, лишь один Джайлс Кремптон знал правду. «А жене, — с горечью говорила она себе, — своей собственной жене он не считает нужным доверять?» Выходит, боится, что она выдаст его секрет, даже если он попросит не делать этого? О, разве можно так жить? В недоверии друг к другу? Чем она заслужила подобное отношение?!

Нет, не заслужила и не станет больше терпеть! Ни за что! Фиби вскинула голову и твердо повторила:

— Еще одну гинею, если не скажешь о том, что я здесь, на корабле, пока мы не отплывем подальше.

К вторичному предложению парень отнесся вполне серьезно.

— Чего ж, — сказал он, — я-то разве против? Только капитан меня убьет, когда узнает.

— Не бойся. Я все возьму на себя. Скажу, что тайком проникла на корабль, в каюту моего мужа.

На ее ладони засверкала вторая монета, и бедняга снова словно прирос к ней взглядом.

Наконец, спохватившись и вспомнив поговорку, что «не все то золото, что блестит», он вытащил из кармана гинею, уже ставшую его собственной, поднес ко рту и попробовал на зуб. Монета была твердой, с металлическим привкусом. А еще — совершенно круглая, без зазубрин по краям.