— Ты уверена, что тебе там не слишком больно после... после прошлой ночи?

На ее губах опять появилась эта загадочная женская улыбка. Джоконда в выношенной хлопковой ночной сорочке.

— Мне больно... — сказала она ему, и у него замерло сердце. Похоже, все было так, как он думал. Для этого слишком рано. — Мне больно за тебя. И если ты сейчас уйдешь отсюда, обнадежив меня и снова оставив в разгоряченном, возбужденном состоянии, я... я тебя задушу.

Ему потребовалось мгновение, чтобы смысл сказанных ею слов дошёл до сознания, и за это мгновение Она развязала пояс на его халате и принялась стаскивать его.

— Судя по всему, моя французская кровь, когда ее раззадоришь, требует сатисфакции, — пробормотала она слегка извиняющимся тоном. — Надеюсь, что с этим не будет проблемы?

— Не... будет, — только и успел сказать он и уже мгновение спустя был раздет донага, и она целовала его, а он целовал ее, задирая одной рукой подол ее ночной сорочки и скользя другой вдоль этих длинных, стройных шелковистых бедер к горячему и влажному, готовому принять его лону.

Он вошел в нее медленным, плавным движением... один раз, потом другой... потом установилась ритмичность движения, и он больше ни о чем не думал...

Когда Мэдци проснулась, солнце уже взошло, а Нэш ушел. Единственной уликой его ночного посещения была некоторая чувствительность между ног да впадина от головы на подушке рядом с ней.

Она повернулась на бок, улеглась щекой в это углубление и вновь пережила все мгновения прошедшей ночи. Потом с наслаждением потянулась и попыталась приглушить охватившее ее чувство радости.

«Не принимай то, что произошло между нами, за любовь... Это всего лишь... здоровое проявление желания».

Может быть, и так. Она была новичком в искусстве любви и не разбиралась в проявлениях желания, но ей было абсолютно ясно одно: она любит Нэша Ренфру всем сердцем. И если он не сможет предложить ей взамен ничего, кроме желания, она с радостью согласится на это, потому что быть объектом его желания... просто великолепно.

— Как тебе нравится жизнь служанки? — поинтересовалась Мэдди, когда Лиззи тем же утром расчесывала ее спутавшиеся волосы.

— Она немного отличается от того, что я ожидала, мисс, но это все-таки несравненно лучше, чем доить коров.

— Чем же она отличается?

Лиззи скорчила гримаску и начала укладывать волосы Мэдди вокруг головы в виде короны.

— Вы не поверите, мисс, какие они все в помещении для слуг чопорные и высокомерные. Я вчера села на стул кухарки — на минутку, когда кухарка им не пользовалась, — так можно было подумать, что я плюнула на пол — вот как они все на это отреагировали.

— Но они, надеюсь, не проявляют к тебе недоброжелательности?

— Нет, что вы, не беспокойтесь, мисс. Старая миссис Дин настоящая душка. А Купер, служанка леди Нелл, говорит, что в некоторых больших домах бывает и хуже, хотите верьте, хотите нет.

Купер была той самой служанкой, которая принесла ей прекрасную кашемировую шаль в первый вечер.

— На первый взгляд она мне понравилась, — сказала Мэдди.

— Она хорошая. Она мне здесь все показала. Так что леди Нелл повезло с ней, как вам, надеюсь, со мной. И мистер Бронсон, дворецкий, тоже хороший. Он любит, чтобы все было как следует, сам не гнушается тяжелой работой и не терпит разгильдяйства, словно все мы в армии, но при всем при том он не сноб и не возражает против шутки. Но тех, которые всю жизнь были слугами, я терпеть не могу. Они ходят словно аршин проглотили и смотрят на тебя, как будто нечаянно наступили на что-то отвратительное.

Мэдци рассмеялась. Для служанки Лиззи была слишком прямолинейной и непосредственной, но Мэдди любила ее за это. Однако она понимала, что девушка может не сразу разобраться в табели о рангах, существующей среди слуг.

— Я так рада, что ты поехала со мной, Лиззи. Но если кто-нибудь будет плохо относиться к тебе, ты должна сразу же сказать об этом мне.

Лиззи фыркнула.

— Ну уж нет. Я могу сама постоять за себя, мисс. — Она критически взглянула на отражение своей работы в зеркале. — С волосами всегда бывает трудно справиться после мытья.

Осторожно воспользовавшись горячими щипцами, она превратила выбившиеся из прически волосинки в кудряшки.

— Ну вот, так будет лучше. Вам очень к лицу, мисс. Мистер Ренфру будет снова ослеплен.

Ослеплен? Это была приятная мысль. Маловероятная, но приятная.

Лиззи рассмеялась.

— Разве вы не заметили, мисс? Когда он взглянет на вас, он после этого ни на что другое смотреть не может. Бедняга забывает даже, куда он шел. Так же было когда-то с моим Рюбеном. — Она отвернулась и добавила неожиданно охрипшим голосом: — Так что продолжайте ослеплять его, мисс, и не позволяйте уйти.

Лиззи принялась торопливо приводить в порядок комнату.

— Проходя мимо кухни, я уловила запах жарящегося бекона. Вот вкуснотища! Да, совсем забыла, леди Нелл велела сказать вам, что в десять часов приедут снимать мерки с ребятишек для новой одежды.

— Такой картины я еще никогда прежде не видел, — промолвил Нэш, появляясь в дверях библиотеки. — Ты сидишь и спокойно читаешь.

Мэдди вскочила и отложила книгу. Шел второй день их пребывания в Фермин-Корте, и дети уже освоились здесь, так что у Мэдди появилось какое-то время для самой себя.

— Я предлагала свою помощь — уверена, что здесь найдется сколько угодно работы, — но Нелл напомнила, что я гостья и могу делать то, что хочу, — объяснила Мэдди немного виноватым тоном.

— Она права, — одобрительно сказал он. — За все время, что тебя знаю, я ни разу не видел, чтобы ты тратила хоть минуту для собственного удовольствия. Что читаешь? — Он взял книгу и нахмурился. — О России?

— Она несколько устарела, но интересная. Знаешь ли ты, например...

— Не забивай себе голову, — сказал он, захлопнул книгу и отложил в сторону.

— Но мне интересно...

— Возникли другие возможности.

Она посмотрела на него с озадаченным видом.

— Какие возможности? Ты хочешь сказать, что мы не едем в Россию в июне?

— Пока я еще не знаю. Но это не имеет значения. — Нэш явно не хотел обсуждать сейчас эту тему. — Кстати, Джейн и Нелл просили передать тебе, чтобы ты шла к ним немедленно.

Она вскочила на ноги.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, но ты должна прийти сию же минуту.

Он взял ее за руку и вывел из дома.

— Но эта дорога ведет в конюшни, — сказала она, через некоторое время. — Мне показалось, что ты сказал, будто я нужна Джейн.

— Так оно и есть. Мы идем за конюшни. Мальчики сейчас в конюшнях: заливают воду в поилки, чистят стойла и, судя по всему, чувствуют себя на седьмом небе.

Нэш кивнул.

— Я удивлен, что они до сих пор не научились ездить верхом.

— Джон успел взять несколько уроков, но после того как на охоте упал с лошади и повредил позвоночник, вопрос о продолжении занятий отпал сам собой — всех лошадей продали.

Он сжал ей руку.

— Несмотря на то что тебе пришлось видеть столько смертей, ты все-таки осталась оптимисткой.

Она улыбнулась:

— Во времена террора бабушка потеряла почти всех, кого когда-либо любила, но она научила меня брать от жизни все, пока можешь. Папа умер два года назад, и я в течение года носила по нему траур, но это было скорее данью традиции. Мы с ним никогда не были близки. К тому же нельзя быть грустным, когда надо заботиться о маленьких детях.

— Наверное, ты права. Особенно если у тебя их целых пятеро.

— И конечно, когда обнаружилось, что папа оставил после себя только долги, это тоже не позволяло расслабляться.

— Можно и так сказать, — усмехнулся он.

Под «не расслабляться» она подразумевала «научиться выживать». Он с гордостью взглянул на нее: его невеста была живым примером повседневного мужества.

— Я посмотрел сведения о твоем отце в старом томике «Дебретта», — сказал он. — Сэр Джон Вудфорд? — Она кивнула, и он продолжил: — Там указано поместье. Насколько я понимаю, оно было продано.

Она покачала головой.

— Это майорат. Поместье перейдет к Джону, когда ему исполнится двадцать один год. Мистер Хьюм сдал его арендаторам за очень хорошую плату.

— Хьюм? Старый козел, за которого ты собиралась выйти замуж?

Она кивнула.

—Он доверенное лицо Джона, а когда-то был другом папы и соседом. Он старается вновь сделать поместье прибыльным ко времени достижения Джоном совершеннолетия. Финансы — это его страсть.

«И не единственная», — мрачно подумал Нэш.

— Почему твой отец не оставил детей на его попечении, вместо того чтобы взваливать это бремя на плечи молодой одинокой женщины?

— Папа, наверное, думал, что детей лучше оставить женщине, а финансовые дела должен вести мужчина. К тому же он хотел, чтобы я вышла замуж за мистера Хьюма.

Нэш замер от удивления.

— Значит, когда ты ему отказала, этот самый Хьюм выгнал тебя из фамильного дома и даже не обеспечил никаким жильем?

Она отвела взгляд.

— Я знаю, что некоторым мой поступок покажется эгоистичным, потому что я поставила собственные желания выше благосостояния детей.

— Вздор! Ты поступила правильно.

— Вообще-то я тоже так думаю, — откровенно призналась она. — Мистер Хьюм хотел отослать мальчиков и Джейн в школу. Как только я вышла бы замуж, моего мнения никто не стал бы и спрашивать. Но ведь они только что потеряли своих родителей и дом. Нельзя было отсылать их куда-то, чтобы они жили с чужими людьми. Поэтому я написала одному другу бабушки — твоему дяде, — и он предложил мне этот коттедж. — Она потянула его за рукав. — Идем. Не хочу заставлять Нелл ждать. Пожалуй, я догадываюсь, что мне предстоит увидеть.

— Вот как? — удивился он.

— Судя по всему, у Джейн всегда была тайная честолюбивая мечта стать наездницей. Я правильно понимаю?

Она бросила на него озорной взгляд.

— Я обещал молчать.

— Я так и думала. И очень рада этому. Папа не одобрял, когда леди ездят верхом, считая, что это неженственно и опасно. Но я видела вчера, как она наблюдала за леди Нелл, великолепной наездницей...

— У нее лучшая в графстве манера сидеть на лошади, — подтвердил Нэш.

— А сегодня утром Джейн нашла в старом сундуке в детской амазонку, некогда принадлежавшую Нелл. Потом они целый день шептались с Нелл по углам, и Джейн исчезла выполнять какое-то загадочное поручение. Она наверняка решила перещеголять мальчишек.

— Я ставлю на Джейн, — рассмеявшись, заявил он.

Они свернули на дорожку, ведущую в обход конюшни.

Вдоль южной стены уже зацветали под теплыми солнечными лучами ранние розы. Они сразу же ощутили их аромат.

— Тебе здесь нравится?

Она с улыбкой взглянула на него загоревшимися глазками.

— Здесь чудесно. Все так добры, и дети довольны и при деле и... — Она понюхала розу и сделала пируэт. — Я вдруг почувствовала себя свободной... молодой и полной жизни.

— Ты и есть молодая и полная жизни... и такая прелестная, такая гибкая и абсолютно неотразимая.

Он поймал ее в объятия во время исполнения очередного пируэта и приподнял над землей. Они стали кружиться вместе. Мэдди, у которой перехватило дыхание, смеялась, прижимаясь к его груди.

Потом он неожиданно поставил ее на ноги, словно смутившись, и стал почти серьезным.

Он шагал по дорожке, отрешившись от действительности и вспоминая, как кокетливо кружилась и смеялась его мать, поддразнивая и соблазняя отца.

Это было в розарии, в Элверли. Сколько лет было тогда Нэшу? Восемь? Девять? Детям был запрещен доступ в розарий, но его крикетный шар перелетел через зеленую изгородь и он проник туда, отыскивая его. Он увидел, как среди розовых кустов прогуливались его родители. Испугавшись, что его поймают, он спрятался. И стал наблюдать.

Отец срезал розы и подавал их маме, которая медленно обрывала лепестки, бросала их на голову отца и смеялась, глядя, как он вытряхивает их из волос.

Отец обрывал с роз шипы, но, как видно, пропустил один. Мама оцарапала им руку, вскрикнула и с упреком протянула руку отцу. Нэш заметил тонкую красную царапину на ее ладони.

Отец взял руку и слизнул кровь. Потом он зарычал словно зверь, приподнял маму над землей, прижав к груди, — и понес в дом. Они смеялись, что-то тихо говорили друг другу, а следом за ними на полу оставалась дорожка из розовых лепестков.

Однако в тот же день чуть позднее в холле стояли мамины чемоданы, и родители кричали друг на друга — бледная, напряженная мама, говорившая что-то язвительное, и взбешенный, побагровевший отец с искаженной от гнева физиономией.