— Тогда решено: мы отправимся, как только вы будете готовы!

— Через неделю, — сказала я.

— Слишком долго! Выезжаем в четверг.

— Ты всегда делаешь все в спешке! — возразила мать.

— Кто мешкает, тот теряет время!

— Поспешишь — людей насмешишь! — резонно заметила я.

Отец обратился к Дэвиду.

— Эта пара всегда выступает против меня! Это надо же — обзавестись такой женой и дочерью!

Дэвид и Клодина снисходительно улыбнулись нам. Это добродушие особенно бросалось в глаза, поскольку касалось только нас с мамой.

Как хорошо я понимала своих родителей: они такие оптимисты! Я была счастлива, мне хотелось никогда с ними не расставаться, хотя Эдвард Баррингтон надеялся, что я выйду замуж за него. Он не делал мне предложения второй раз, но надежда читалась в его глазах.

Все складывалось удачно. Конечно, я была довольна, что на мне хотят жениться, и частенько мне хотелось принять — предложение. В то же время не хотелось оставлять родной дом. Мне надо было так увлечься кем-то, чтобы появилось желание покинуть родителей!

Мы выехали из Эверсли в экипаже, который был наиболее удобным средством передвижения в дальних поездках.

— Следует уложиться в два дня! — решил отец.

В первый же день мы проехали на пять миль больше, чем предполагали, но, поскольку скоро должно стемнеть, надо было поискать подходящий постоялый двор. Так мы попали к «Зеленому человеку». Это — постоялый двор, расположенный немного в стороне от дороги, с большой вывеской, на которой был изображен человек, одетый в зеленое.

— Вроде, подходящее место, — сказал отец. — Поворачивай сюда, Джексон.

Кучер спешился и вошел в дом, а мы остались в экипаже.

— Будем надеяться, найдутся комнаты для нас? — сказала мать. — Не хотелось бы ехать в темноте!

Кучер вышел вместе с угодливо кланяющимся хозяином. За ним показалась его жена, излучавшая дружелюбие.

— Мы гордимся оказанной честью! — говорил хозяин. — Это мистер Френшоу со своей женой и дочерью? Вы, милорд, получите лучшие из комнат! Если бы мы только знали…

— У нас ведь только ростбиф и пирог с цыплятами… Если бы нас заранее предупредили о том, что нам будет оказана такая честь…

Отец поднял руку:

— Нас вполне устроит ростбиф! И две комнаты — лучшие, конечно!

Я улыбнулась отцу, решив, что слава о нем распространилась на все постоялые дворы по пути из Эверсли до Лондона. Конечно, было достаточно взглянуть на него, чтобы убедиться в его достоинствах.

Когда мы вошли в гостиную, я заметила человека, пьющего из плоской бутыли. Он был в изысканном коричневом сюртуке, а на шее — ослепительно белый галстук. На столе возле него лежала коричневая шляпа. На вид ему было лет двадцать пять, и он явно заинтересовался нашим прибытием.

— Сначала мы посмотрим комнаты, — сказал отец. — Скоро ли ужин?

— Когда пожелаете, милорд! В любой момент, как будет угодно! Моя жена позаботится, чтобы вас обслужили, как подобает. Вы, видимо, хотите есть отдельно, не так ли?

— Да, конечно.

Мы уже шли к лестнице, когда я оглянулась и заметила, что мужчина, сидевший за столом, продолжал заинтересованно наблюдать за нами. Перехватив мой взгляд, он улыбнулся. Я быстро отвернулась.

Комнаты были хороши — для родителей предназначался двойной номер на стороне фасада, а мне — комната поменьше, по другую сторону. Их окна выходили на дорогу, а в мое были видны конюшни, леса и поля.

Отец заявил, что комнаты нам подходят. Когда хозяин вышел, сообщив напоследок, что ужин будет подан в небольшую комнату по соседству с гостиной, отец заметил, что нам повезло с постоялым двором.

— Похоже, они тебя знают? — спросила мать.

— Я езжу по этой дороге много лет и останавливаюсь на многих постоялых дворах! Теперь нам нужно смыть всю дорожную грязь, поесть, а потом, я полагаю, пораньше лечь спать и хорошенько выспаться! Мы выезжаем на рассвете.

Когда мы шли в столовую, я вновь заметила того самого мужчину из гостиной. Он поклонился мне так, будто мы были старыми знакомыми. Я слегка кивнула.

Мать шепнула:

— Похоже, он считает нас своими знакомыми! — Отец ответил ей весьма громко, чтобы этот человек слышал:

— Самое разумное — не заводить никаких знакомств на постоялых дворах! Никогда не знаешь, какой жулик здесь попадется.

Дверь за нами закрылась. Мы оказались в небольшой комнате, где был накрыт стол на троих. Уже дымились тарелки с супом.

— Надеюсь, он не услышал твоих слов? — заметила я.

Отец пожал плечами:

— Я не откажусь от них! Давайте-ка посмотрим, чем здесь кормят, у этого «Зеленого человека».

Кормили здесь очень неплохо, и после ужина мы разошлись по своим комнатам.

— Не забывай, — напомнил мне отец, — встаем рано! Я уже предупредил хозяина, что завтракаем на рассвете. Он пообещал приготовить все вовремя.

Пожелав родителям спокойной ночи, я отправилась к себе. Хотя я и устала, но сразу ложиться спать. мне не хотелось. На новом месте всегда трудно засыпать, а я не хотела мучиться бессонницей.

Я подошла к окну и стала наблюдать за происходящим возле конюшни. Наш экипаж чистили кучер и форейтор. Работая, они лениво переговаривались.

Я зевнула. Приятно все-таки на некоторое время уехать из Эверсли. Смерть тетушки Софи очень опечалила всех нас. Хорошо, если бы с нами поехала и Амарилис, но ей лондонская жизнь нравилась меньше, чем мне. Я любила бродить по лавкам, ходить в театр, и уж наверняка во время нашего пребывания там кто-нибудь из друзей отца будет давать бал.

Пока я размышляла обо всем этом, мужчина, который пил вино в гостиной, вышел и остановился возле нашего экипажа. Он о чем-то поговорил со слугами, осмотрел экипаж, и особенно внимательно наш фамильный герб. Потом сунул голову внутрь и потрогал подушки сидений. Наш кучер начал что-то с энтузиазмом объяснять ему, с явной гордостью указывая на детали отделки. Мужчина облокотился о крыло экипажа и продолжил разговор. Мне очень хотелось услышать, о чем они говорили. Я заметила, как незнакомец сует деньги в руки наших слуг, но, боясь, что он может заметить меня в окне, отступила в глубь комнаты.

О чем он мог разговаривать с нашими слугами? И почему вдруг решил вознаградить их? Конечно, джентльмены часто давали слугам на чай, даже чужим. Возможно, он был щедрым человеком и решил, что сообщенные ими детали устройства экипажа стоят того, чтобы за это заплатить?

Я легла в постель и, несмотря на то, что это происшествие показалось мне весьма странным, тут же уснула и, как мне показалось, почти сразу же в дверь постучала мать, сообщая, что уже пора подниматься.

Во второй половине следующего дня мы прибыли в нашу лондонскую резиденцию, в дом на Альбемарл-стрит. Весь первый день отец отсутствовал по своим делам, а мы с матерью ходили по магазинам — занятие, доставлявшее нам обеим наслаждение. Мы накупили материи, кружев и лент, а когда возвращались домой с покупками, мне показалось, что я вновь заметила того человека, которого видела на постоялом дворе.

Он неспешно шел вдоль улицы и, как мне показалось, приостановился, взглянув на наш дом. Я решила, что, возможно, ошибаюсь: много мужчин вокруг были одеты так же, да и просто на улицах таких высоких мужчин было немало.

Я спросила мать:

— Ты видишь этого человека?

Она оглянулась:

— Да.

— Не его ли мы видели на постоялом дворе? — Мать ответила как-то неопределенно.

Я не стала уточнять. Мне самой было удивительно, почему я запомнила его. Возможно, потому, что он разговаривал с нашими слугами и я видела, как он передает им деньги?

На третий день отец предложил матери сходить к его друзьям. Мне туда идти не хотелось. Тогда мать сказала, что мы вместе погуляем во второй половине дня.

— Мне хотелось бы покататься верхом в парке! Ты не против?

Она, конечно, была не против.

Должно быть, прошло полчаса с тех пор, как они ушли. Я решила выйти на улицу. В одной из лавок я приметила красивую ленту, и сейчас мне пришло в голову ее купить: мать, конечно, не захочет идти за такой мелочью еще раз.

В том, что я собиралась выйти одна, не было ничего предосудительного, хотя матери это не понравилось бы: она продолжала считать меня ребенком. Моя прогулка не должна была занять много времени, и я собиралась быть дома еще до возвращения родителей.

Надев шляпу и плащ, я вышла на улицу. Интересно прогуливаться по улицам Лондона, особенно одной, тем более, если за тобой постоянно присматривают.

В это утро, казалось, воздух сверкал, такая в нем висела изморось. Я решила пойти по Бонд-стрит, меня прельщала ее элегантность. Лавки своими витринами, уставленными товарами, словно приглашали войти. Здесь были галстуки, духи, всевозможная обувь. Все это самых модных фасонов, а шляпы были настоящими произведениями искусства.

Мимо проносились экипажи, в которых сидели изящно одетые люди. Меня окружали шум и буйство красок. Это захватывало.

Я разыскала ту самую лавку, где продавалась лента, но купив ее, не спешила возвращаться домой: хотелось насладиться жизнью большого города.

Был момент, когда показалось, что за мной кто-то следит. Я тут же остановилась и осмотрелась. Вокруг было множество людей, но все они, похоже, были заняты своими делами. Мне показалось, или я в самом деле видела, как высокий мужчина в коричневой шляпе резко отвернулся и начал усиленно изучать содержимое витрины? Нет, у меня, видимо, появилась навязчивая идея, связанная с тем мужчиной!

Я уже собиралась перейти через дорогу, как кто-то ухватился за мой рукав. Я резко обернулась и увидела молодую девушку. Ей никак не могло быть больше пятнадцати-шестнадцати лет. Она тихо попросила:

— Пожалуйста, не могли бы вы помочь мне перейти через дорогу?

В том, как она улыбалась в пустоту, стало понятно, что она слепа. Девушка была чисто, но бедно одета и производила впечатление такой беспомощной, что меня сразу охватило чувство жалости.

— Ну, разумеется! — ответила я и взяла ее за руку.

— Вы так добры! — сказала она. — Я была с сестрой, но потеряла ее. Это случилось в толпе. Я теряюсь, когда оказываюсь одна! Когда я с ней или с матерью, мне кажется, я в безопасности, но когда одна…

— Конечно! — согласилась я. — Я подержу вас за руку. Я повела ее через дорогу, перейти которую было сложно даже зрячему. Наконец мы добрались до противоположной стороны.

— Вам далеко идти? — спросила я.

— Нет, — ответила она. — Если бы вы только помогли мне добраться до Грейвил-стрит… я буду так благодарна…

— Так вы живете на Грейвил-стрит?

— На Грант-стрит, это если свернуть с Грейвил.

— Буду рада проводить вас.

— Вы так добры! Моя мать будет вам очень благодарна. Нужно сказать ей, чтобы она не бранила Сару, она не виновата. Знаете ли, там было так много народу! Это пугает — оказаться в одиночестве, в полной тьме, а вокруг такой шум…

— Вероятно. Я рада, что вы обратились за помощью ко мне. Вот и Грейвил-стрит.

— Вам действительно будет нетрудно проводить меня до Грант-стрит? Надеюсь, я не очень задерживаю вас?

— Пустяки, это рядом!

— Не будете ли вы добры проводить меня до двери? Девятнадцатый номер.

Это был довольно большой четырехэтажный дом. На втором этаже — балконы, а все окна тщательно зашторены.

— Просто не знаю, как благодарить вас! Может быть, вы позвоните в дверь?

Я позвонила и уже была готова уйти, когда девушка сказала:

— Подождите секундочку. — Дверь открыл крупный мужчина:

— Ах, вот и вы, мисс Мери! Мисс Сара вернулась уже четверть часа назад. Ваша мамочка беспокоится!

— Эта добрая леди привела меня домой.

— Зайдите на минуточку, мисс, прошу вас!

— В этом нет необходимости, — ответила я. — Мисс Мери благополучно добралась домой.

Он просительно взглянул на меня.

— Хозяйка рассердится на меня, если у нее не будет возможности поблагодарить вас!

— Да я…

Мери крепко схватила меня за руку и втянула в холл. Дверь за нами захлопнулась. Раздалось гулкое эхо, и я заметила, что в холле нет мебели.

— Кто там? — послышался голос.

— Пойдемте, — сказала Мери. — Это моя мама, она захочет поблагодарить вас.

Этот же крупный мужчина открыл другую дверь, и Мери ввела меня в комнату. Она была очень скромно обставлена: стол, пара стульев и, пожалуй, больше ничего. За столом сидела женщина. Я не могла рассмотреть ее, поскольку сидела она лицом к окну, но начала понимать, что здесь что-то неладно, и впервые ощутила беспокойство.

На столе перед женщиной стоял черный поднос с чашками и блюдцами. Когда мы вошли, она с любопытством взглянула на меня.