Всем нам хотелось побыстрее забыть о проблемах, связанных с этими машинами.

Следующие дни были приятными: я с радостью окунулась в проблемы, связанные с внутренним убранством дома, и постоянно спорила об этом с матерью.

— В общем-то, — говорила я, — мне хочется изменить здесь совсем немногое.

— Конечно, он обставлен с большим вкусом, — согласилась мать. — Больше всего я люблю простоту, за которой скрывается элегантный комфорт!

— Дом просто очаровательный! — подтвердила я.

— Только не слишком влюбляйся в него: мы хотим, чтобы ты почаще приезжала в Грассленд!

По прошествии недели мать, как всегда, начала тосковать по дому. Она очень не любила покидать Эверсли надолго и решила возвращаться домой в середине следующей недели.

Эдвард отсутствовал большую часть времени. Я прогуливалась по городским садам, постоянно внушая себе, что я сама выбрала этот путь и должна полюбить этого человека.

А почему, собственно, и нет? Мне все больше и больше нравился Эдвард. Он был добрым, благородным и обещал стать превосходным мужем. Юные девушки по своей глупости ищут каких-то потрясающих приключений, мечтают о рыцарях, которые на самом деле существуют только в воображении самих девиц. Я была уже слишком взрослой для таких сказок, и нужно было смотреть в лицо фактам. Дело было не в том, что я действительно влюбилась в Питера Лэнсдона: просто я была взволнована тем, что он сразу же приметил меня, следил за мной и решился рискнуть, чтобы спасти меня. Все это выглядело романтичным приключением, в то время как мои взаимоотношения с Эдвардом были обыденными, крепкими и очень надежными.

Питер к тому же был непостоянен: слишком уж быстро он переключился с меня на Амарилис. Что я могла чувствовать в связи с этим? Досаду? Ревность? Но разве я не чувствовала всегда некоторую ревность к Амари-.лис — ее красоте, обаянию, мягкому характеру, к тому, что в ней отсутствовал эгоизм? У нее, и в самом деле, характер был лучше, и мужчина, у которого была возможность выбора, сделал бы глупость, предпочтя меня! Значит, Эдвард был глуповат, поскольку он всегда любил меня? Как там говорила одна из служанок: «Мужчины становятся дураками, когда дело доходит до женщин?..» И разговор тогда шел про меня и Амарилис. Я была как раз из тех женщин, на которых оборачиваются… все, кроме Питера Лэнсдона!

Нет, конечно, я не любила его! Вначале я была взволнована, его общество было занимательным, немножко загадочным. В Эдварде, конечно, ничего подобного не было.

Мне нужно было научиться любить Эдварда! Я приняла его предложение под горячую руку, а он поддержал меня. Иногда я задумывалась — знал ли он, что я заявила о помолвке просто от досады? Догадывалась ли об этом моя мать? Она постоянно перечисляла достоинства Эдварда, словно желая убедить меня в том, что я сделала правильный выбор.

Да, я обязана полюбить Эдварда! Я обязана подготовить себя к тому, чтобы смириться с судьбой, ожидавшей меня. Я сама выбрала ее, а Эдвард пошел мне навстречу… и всегда будет делать так. Я должна помнить о том, что мне повезло!

Помню, именно я сказала, что мне хотелось бы посетить фабрику тогда, когда там работают люди. Мне очень хотелось посмотреть, как действует машина, плетущая кружева. Эдвард, похоже, заколебался, но я настояла: «Мне было бы гак интересно…» Его обрадовал мой интерес — и он сдался не без колебаний. Так или иначе, мы договорились о том, что он приведет меня на фабрику.

Мы пришли туда в первой половине дня. Входя в дверь огромного помещения, заполненного людьми, я ощутила волнение.

Я чувствовала, что за нами наблюдают, когда Эдвард вел меня по цеху, время от времени останавливаясь, чтобы пояснить какие-то технические подробности. Я решилась заговорить с некоторыми из рабочих. Они отвечали мне очень сдержанно, и я задумалась — не задумывают ли они что-то? Возможно, уже тогда у меня появились дурные предчувствия… или же я придумала это потом? Теперь, вспоминая обо всем, я уже не могу быть ни в чем уверена. Я вдруг осознала, как нелепо выгляжу на фабрике в своей синей шерстяной накидке с воротником, отороченным соболиным мехом, в маленькой шляпке с алым пером и в алом платье. Слишком уж разительным, должно быть, был контраст между моей одеждой и платьем этих рабочих!

Я с облегчением вздохнула, когда мы вышли из цеха и направились в небольшую комнату, где какая-то женщина занималась сортировкой кружев, прикрепляя к ним этикетки.

— Это миссис Феллоуз, — объяснил Эдвард. — Она может невооруженным глазом обнаружить изъян там, где его вряд ли увидит кто-то другой!

Миссис Феллоуз, которой на вид было лет сорок, с удовольствием приняла эту похвалу. Я спросила:

— Это с вашим мужем мы здесь познакомились? — Да, он дежурил при машинах.

— У нас здесь работают несколько Феллоузов! — пояснил Эдвард.

— Мой сын Том здесь обучается ремеслу, — пояснила миссис Феллоуз. — И другой сын тоже работает здесь!

— Мы любим, когда работают семьями, — сказал Эдвард.

В этот момент в комнату вошел человек и что-то тихо сказал Эдварду. Он повернулся ко мне и сказал:

— Я оставлю вас на минутку! Побудьте с миссис Феллоуз, она покажет вам лучшие образцы наших кружев.

Я улыбнулась миссис Феллоуз.

— Полагаю, в этом городе делают кружева с незапамятных времен?

— Пожалуй, так, — согласилась она.

— Должно быть, приятно делать такие красивые вещи?

— Нас, мэм, беспокоит, надолго ли все это?

Я удивилась:

— А почему… почему нет? — Она угрюмо глянула на меня:

— Эти проклятые машины… Они отберут хлеб наш насущный!

— Но я слышала, что для процветания города будет лучше, если…

Женщина бросила на меня презрительный взгляд. Я заметила заплату на ее поношенном платье и опять увидела себя со стороны — отделанную мехом накидку и башмаки из самой лучшей кожи. Мне стало стыдно за то, что я столь поверхностно говорила о вещах, жизненно важных для нее. Мне хотелось сказать, что я сочувствую и понимаю ее, но я не могла подобрать нужных слов.

Именно в этот момент я услышала странный шум. Раздавались такие звуки, будто по полу тащили что-то тяжелое. Потом я услышала вопль, а вслед за ним еще крики.

Я встревоженно взглянула на миссис Феллоуз. Она смертельно побледнела.

— Господь, храни нас! — пробормотала она. — Это случилось! Я знала, что так будет, и вот началось!

Я схватила ее за руку.

— Что происходит?

— Эти люди… Они давно готовились, а теперь грянуло! Это, — она взмолилась. — Господи, сохрани нас и помилуй, наши люди поддержат их!

Я повернулась к двери. Она схватила меня за руку.

— Нельзя туда! Это чернь… Даме туда нельзя!

— Мистер Баррингтон…

— Он сам довел их до этого, разве не так? Не следовало перегибать палку! Если что-то произойдет, это будет его вина…

Я высвободилась и открыла дверь. Большое помещение опустело. Крики доносились откуда-то сверху, к я подумала, что Эдвард находится там. Они разбивают машины, а что сделают с ним?

Несколько человек пробежали по лестнице, похоже, убегая. На меня они не обратили внимания. Бросалось в глаза дикое выражение их лиц, и глаза, горящие фанатизмом. Когда я взбежала вверх по лестнице, из помещения вырвалось еще несколько человек. Меня чуть не сбили с ног.

Наконец, я оказалась в том самом помещений, где несколько дней назад Эдвард с гордостью показывал мне свои машины. Я была ошеломлена масштабом разрушений: машины были разбиты вдребезги, несколько человек еще колотили по ним молотками и железными прутьями. Я заметила того самого человека, Феллоуза, и тут же увидела Эдварда.

— Прекратите! — кричал Эдвард. — останови их, Феллоуз, останови! Неужели и ты с ними? Ты заодно с погромщиками?

Он бросился к Феллоузу, который как раз поднял над головой железный прут. У меня дух занялся. Эдвард сделал еще шаг вперед, и тогда Феллоуз его ударил. Эдвард закачался и упал в обломки того, что еще совсем недавно было великолепной машиной.

Я подбежала к нему и упала рядом на колени. Я решила, что Эдвард мертв, и меня охватили горе и раскаяние: ведь он не хотел приводить меня сюда, я уговорила его. Я была виновата, только я.

Я стояла на коленях рядом с Эдвардом и в ужасе смотрела на него: Неожиданно я осознала, что рядом еще стоит Феллоуз. Я закричала:

— Ты убил его!

— О нет, нет!

— Позови на помощь! — воскликнула я. — Немедленно! Найди врача и сразу же веди его сюда!

Феллоуз выбежал. Я не знала, выполнит он мои приказания или нет.

Наступила тишина, ужасная тишина. Эти люди сделали свое дело: уничтожили машины и убили Эдварда!

Не знаю, сколько времени я пробыла в этом помещении, среди разбитых машин, рядом с Эдвардом, лежащим среди обломков, смертельно бледным и неподвижным. Какие-то детали машин придавили ему ноги. Я попыталась сдвинуть их, но не удалось. Было жутко, я знала, что без посторонней помощи не обойдусь. В мыслях моих возникал Феллоуз. Когда я познакомилась с ним, он показался мне спокойным, достойным мужчиной, и был совсем не похож на себя, когда поднял над головой железный прут и ударил Эдварда. «Толпа! — подумала я. — Толпа не рассуждает! Ее охватывает желание уничтожить все на своем пути. Эта ярость проистекает из страха перед бедностью и голодом, и она превращает законопослушных граждан в погромщиков и убийц. И Эдвард называл это прогрессом!»

— Ах, Эдвард, — говорила я, — ты не должен умереть! Я буду любить тебя, обязательно буду любить! Я стану хорошей женой! Ты никогда не узнаешь о том, что все это произошло только потому, что Питер Лэнсдон предпочел мне Амарилис. Я буду любящей и нежной женой! Ты должен жить для того, чтобы я смогла доказать тебе, что я не такая уж эгоистка, Эдвард!

Он вдруг открыл глаза.

— Джессика… — пробормотал он.

— Я здесь! Я буду с тобой… всегда… — Он улыбнулся и вновь закрыл глаза.

Как было тихо! Сколько времени я провела там? Кто-то же должен прийти?

Все это было похоже на дурной сон, казалось совершенно нереальным, но все это происходило на самом деле. Я вспомнила, как впервые услышала рассказ Эдварда о волнениях, вызванных установкой машин. Тогда я не придала этому значения, а сейчас… И я была виновата, очень виновата!

По истечении времени, показавшегося мне долгими часами, когда я уже начала подумывать о том, чтобы самой бежать за помощью, я услышала голоса.

Я закричала:

— Сюда! Идите сюда!

Это были Феллоуз, а с ним какой-то человек.

— Я доктор Ли, — представился мужчина, и я чуть не расплакалась от облегчения.

Совместными усилиями удалось разобрать обломки, прижимавшие ноги Эдварда.

— Он не умер? — спросила я. Доктор покачал головой.

— Нам нужно вынести его отсюда и доставить домой!

Я воскликнула:

— Там внизу стоит экипаж! Если, конечно, не разбили и его…

— По-моему, он цел, — ответил доктор. — Феллоуз, не возьметесь ли мне помочь? Нужно соорудить какие-нибудь носилки: это единственный способ вынести мистера отсюда.

Я с тревогой смотрела на них.

— Если я не ошибаюсь, вы — невеста мистера Баррингтона? — спросил доктор.

Я подтвердила.

— Думаю, ему понадобится тщательный уход в течение некоторого времени, — сказал он.

Мы отвезли Эдварда домой.

Один за другим приходили врачи. Эдвард остался в живых, но очень серьезно пострадал: у него была повреждена спина и отнялись ноги.

— Поправится ли он? — спросила я.

Доктор пожал плечами. Судя по его лицу, он сомневался в этом.

Мой отец и родители Эдварда приехали в Ноттингем. Отца поразил масштаб разрушений: были уничтожены машины, стоившие тысячи фунтов стерлингов.

Мистер Баррингтон взял на себя управление фабрикой и заявил, что это единственный способ доказать, что его не запугать действиями толпы! Вскоре будут установлены новые машины!

Но в основном все были озабочены состоянием Эдварда. Он переносил страдания с исключительной стойкостью, и я с удивлением и восхищением узнавала эту сторону его характера. Как должен чувствовать себя человек, полный сил, мгновенно превратившийся в инвалида, прикованного к креслу и полностью зависящего от других!

Эдвард был спокоен. Он не жаловался на судьбу и был благодарен мне за то, что я осталась возле него. Мистер Баррингтон нанял некоего Джеймса Мура, который умел ухаживать за такого рода больными, и тот оказался умелым и интересным человеком. Большую часть дня я находилась с Эдвардом и меня трогала его благодарность.

— Тебе нужно больше гулять. — постоянно говорил он. — Нельзя проводить так много времени в помещении!

— Но именно здесь я хочу находиться! Неужели ты не понимаешь этого?