— Это было давным-давно, но я никогда не забуду, что сделал Джейк для меня!

И вот они подъехали. Джейк раскраснелся от езды, глаза сияли от удовольствия. Думаю, ему понравилась дочь. В одежде для верховой езды Тамариск была похожа на очень красивого мальчика.

— Как мы здорово покатались, Ли! — воскликнула Тамариск. — Мы скакали наперегонки, и он обогнал меня… совсем немножко!

— Ли… — произнес Джейк. — Маленькая Ли!

Он подошел к ней и взял за руки. Ли подняла на него глаза, и я увидела в них глубокое обожание. Это очень тронуло меня.

— Значит, ты присматриваешь за моей дочерью? Ли кивнула. В ее глазах стояли слезы.

— Я все время думала о тебе!

— Я тоже думал о тебе, Ли, — ответил он.

— То, что ты сделал для меня…

— Это было давно, давным-давно!

— А тебя осудили, даже собирались повесить…

— Но теперь я опять здесь, живой и здоровый!

— Теперь ты благородный господин! Ты никогда не был одним из наших!

— Но ты не скажешь, что я не старался?

Я решила, что мне лучше уйти, оставив их наедине.

— Пойдем, Тамариск, — сказала я. Как ни странно, она не стала спорить и пошла посмотреть, все ли в порядке с лошадью. Я отправилась в сад, в заросли кустарника.

Я задумалась над тем, любила ли Ли Джейка? Конечно, она считала его героем — это я знала. Ли сумела выманить его ребенка из дому потому, что, вероятно, хотела иметь что-то, связанное с Джейком. Она преданно любила Тамариск.

А каковы были его чувства к Ли? Джейк говорил о ней с нежностью, покровительствовал невинной девочке в те дни, когда жил у цыган. Он обезумел от ярости, увидев, что собирался сделать с Ли тот негодяй, дал волю этой ярости, и это чуть не стоило ему жизни. Что Джейк чувствовал сейчас по отношению к Ли? Я ощутила уколы ревности.

Джейка тянуло к женщинам, я была в этом убеждена. Я вспомнила Долли, танцующую вокруг праздничного костра. Долли любила его, но как относился к ней он? Думаю, жалел ее, но, должно быть, испытывал и влечение, которому легко уступил. Не так ли он поступил недавно на Блоурстрит?

А Ли? В те времена, когда она жила в таборе и там же находился Джейк, не считала ли она, что в один прекрасный день они поженятся? Это могло произойти. Теперь, конечно, все обстояло иначе: Джейк был настоящим джентльменом и в его жизни не было места для Ли. Или было? А кстати, какое место в его жизни могла занимать я?

Джейк, должно быть, видел, как я уходила в заросли, и разыскал меня там.

— Наконец-то мы одни!

Я села на деревянную скамью, а он рядом, очень близко. Я была глубоко взволнована, как всегда в его присутствии.

— Бедняжка Ли очень растрогана! — заметила я.

— Да, к ней вновь вернулись воспоминания! Увидев ее, я порадовался тому, что убил того мерзавца. Ли была такой милой девочкой!

— Она такой и осталась и просто чудесно справляется с Тамариск. Если девочка захочет жить вместе с тобой в Корнуолле, Ли захочет отправиться вместе с ней!

— Тамариск не оставит тебя: я пока чужой для нее, она еще не привыкла ко мне… Джессика, не могли бы мы вдвоем… куда-нибудь…

— Здесь? — воскликнула я. — О нет, нет!

— Мне так трудно совладать с собой… Ты так близка и в то же время так далека!

— Именно так и должно быть!

— Ты приедешь в Лондон?

— Да, нет…

Он просительно улыбнулся.

— Ты приедешь, должна приехать, Джессика! Мы вместе что-нибудь придумаем. Это не может так продолжаться!

— Я не представляю, как может быть иначе!

— Всегда можно найти выход!

— Ты имеешь в виду тайные свидания? Украдкой, скрываясь от всех?

— Мы вынуждены делать то, что в силах!

— Расскажи мне про Ли! Как она повела себя, встретившись с тобой лицом к лицу?

— Думаю, она глубоко тронута.

— А я думаю, что она любит тебя!

— Она просто благодарна мне!

— А ты ее любишь? Она ведь красавица!

— Да, пожалуй, но люблю я одну… раз и навсегда!

На секунду я прильнула к Джейку и тут же вспомнила, что мы находимся возле дома и в любой момент нас могут застать. Я встала, и Джейк оказался рядом, обнимая меня. Он начал целовать меня — вначале нежно, а потом все более и более страстно.

— Только не здесь… — шептала я, понимая, что в моих словах содержится намек на то, что надо отправиться в другое место.

— Когда ты приедешь в Лондон?

— Как только представится возможность.

— Наверное, ты могла бы привезти Тамариск? Ей следует почаще бывать с отцом!

— Она очень наблюдательна! Что, если она заметит?.. Я высвободилась и вышла из зарослей. Джейк шел рядом, крепко держа меня за руку. Я взглянула в сторону дома и задумалась — не видел ли кто-нибудь нас?

Джейк пришелся по душе всем в поместье.

— Мне он понравился, — сказал отец. — Очень живой! Мать была более сдержанна в оценках. Я задумалась: не предполагает ли она, что я испытываю к Джейку более глубокие чувства, чем следует?

Джейк предложил Тамариск погостить у него в Лондоне. Ему хотелось показать ей множество интересных вещей. После этого не исключалась поездка и в Корнуолл.

— Ты должна помнить о том, что это твой отец и ты можешь жить в его доме, если захочешь, — сказала я ей.

Тамариск ответила, что ей нравится здесь, при этом посматривая на Джонатана, случайно оказавшегося поблизости.

Но в основном всех сейчас волновала Амарилис. Подходило время родов, и Клодина, по словам отца, «носилась, как старая курица».

— Амарилис здорова, а женщина создана для того, чтобы рожать! К чему весь этот шум?

— Это слова грубияна-мужчины, — заметила мать. — Клодина, естественно, волнуется, как все матери. Я тоже волнуюсь, и это будет до тех пор, пока не родится малыш! Что же касается тебя, помнится, ты тоже здорово волновался, когда мне подошла пора рожать Джессику?

— Я должен был убедиться, что это не тот ребенок, который тихо и скромно явится в этот мир!

— Что поделать, ты ошибся: с ней все было в порядке. Джессика, ты была просто чудесным младенцем… с самого рождения!

— Очень шумным, если не ошибаюсь, — заметил отец.

— Ты в ней души не чаял с самого первого момента! Они любили вот так препираться, но за этим, несомненно, стояла настоящая глубокая любовь.

«Как им все-таки повезло! — думала я. — Тетушка Софи всегда говорила, что моя мать просто-напросто везучая. Однако поначалу она отвергла предложение отца и даже вступила в первый брак, ставший ужасным испытанием для нее: мать чуть не погибла во время Французской революции… и лишь потом обрела счастливую жизнь в Эверсли с моим отцом».

Бедная тетушка Софи, которая вечно жалела себя. Она так и не поняла, что человек должен пытаться сделать максимум того, на что способен! Я всегда старалась внушать себе это, а теперь — особенно. Я вышла замуж за Эдварда, за доброго милого Эдварда, и мой долг состоит в том, чтобы заботиться о нем и охранять его от всяких бед! Я должна научиться любить этот образ жизни, перестать мечтать о невозможном, забыть о том, что преступила границы морали и приличий… и никогда, никогда не оступаться вновь!

Я проводила много времени возле Амарилис, ожидающей рождения ребенка, мечтая о том, чтобы самой стать матерью. Я не имела права мечтать об этом — ведь моей мечте не суждено было сбыться. Я могла только сидеть возле Амарилис и играть с Еленой.

Бедная Амарилис! Роды оказались затяжными, и я могла представить себе ее радость, когда она, изможденная, услышала, наконец, первый крик своего ребенка. На этот раз родился мальчик! Во всем доме царила радость! Я никогда не видела Питера таким довольным. Какое все-таки большое значение мужчины придают рождению мальчиков! Это меня раздражало, хотя, разумеется, я разделяла всеобщую радость.

Амарилис очень гордилась собой. Она лежала в постели, бледная, хрупкая, но все равно красивая, излучая счастье, которым светилась со дня своей свадьбы. Конечно, нехорошо с моей стороны завидовать ей, но я ничего не могла поделать с собой. «У нее есть столь многое, — говорила я себе. — А что есть у меня? Лишь чувство вины».

Я обязана держаться и не должна стать такой, как тетушка Софи, злиться на то, что жизнь прошла мимо: я сама выбрала свою судьбу. Конечно, человек не всегда виноват в том, что жизнь приняла тот иди иной оборот. Разве была тетушка Софи виновата в том, что так ужасно пострадала во время того рокового фейерверка? Разве был Эдвард виноват в том, что его так искалечили? Но мы не должны лелеять свои несчастья. Кто-то сказал: «Не нянчись с ними, не учи их плавать: брось их, пусть они утонут». Мне следовало помнить об этом.

Я расцеловала Амарилис.

— Я чувствую себя самой счастливой в мире женщиной! — воскликнула она.

— Как ты собираешься его назвать?

— Питером, в честь отца.

— Так хочет Питер?

— Да, и я тоже.

Ребенка назвали Питером, а чтобы не путать с отцом, малыша называли Питеркин.

Моего отца, несомненно, порадовало появление на свет этого мальчика.

— Наконец-то! Наконец, в доме, переполненном женщинами, появился мужчина!

— А Дэвид с Джонатаном уже не в счет? — спросила я.

— У Дэвида никогда не будет сына. Что же касается Джонатана, в нем я не уверен.

— Это нечестно по отношению к нему, — сказала мать.

— Нечестно? Почему же?

— Ты не можешь забыть этот случай с карточной игрой и с девчонкой фермера Уэстона!

— Джонатан должен вести себя достойно, если собирается владеть Эверсли!

— Все молодые люди отчасти шалопаи.

— Но не у себя же дома!

— В карты он играл в Лондоне.

— Но именно эта игра могла отразиться на делах имения! Это первый шаг к пропасти.

— Дикон, пожалуйста, не нужно нам читать еще одну проповедь о вреде азартных игр! Ты уже достаточно ясно все изложил нам! Что ж, теперь у тебя появился правнук, и ты должен быть очень доволен. Тебе следует благодарить за это Амарилис!

— Хотелось бы мне, чтобы Джессика… — Мать оборвала его:

— Пойдем еще раз глянем на Питеркина.

Было забавно смотреть на моего отца, гуляющего по детской с Питеркином на руках.

— Хозяин просто души не чает в этом ребенке! — говорили в доме. И они были правы.

Крестины маленького Питеркина стали большим событием в доме. Доставали и проветривали крестильное платье, с жаром обсуждали вопрос о том, кого именно пригласить на крещение.

Из Ноттингема приехали Баррингтоны, а вместе с ними Клер. Я всегда чувствовала себя неловко в ее присутствии и подумывала о том, что Эдвард поступил бы гораздо мудрей, женившись на ней. Я была уверена, Клер стала бы верной женой и никогда не сомневалась, что она по-настоящему любила Эдварда. Мужчины часто ошибаются в выборе женщин, как сказала мне когда-то одна из служанок.

Джейк продлил свой визит, но не мог затягивать его до бесконечности. Он уехал довольно неожиданно, взяв с меня обещание приехать в Лондон сразу после крещения.

— Привези Тамариск, — сказал он. — Я должен общаться со своей дочерью, или же… буду приезжать сюда. Боже, благослови этого ребенка! Он стал предлогом для встреч с тобой!

Джейк воспринимал наши отношения не так трагично, как я. Да и почему бы ему не воспринимать их так? Ведь он никого не обманывал… в отличие от меня. Я любила его властную манеру поведения, хотя и осуждала ее. А себе продолжала внушать, что вся вина лежит только на мне и подобное никогда не должно повториться.

Церемония крещения прошла удачно. Питеркин вел себя чрезвычайно пристойно и был должным образом окрещен. Я даже не знаю, кто им больше гордился — его отец или мой: у них, наконец, появился драгоценный мальчик!

Амарилис выглядела прекрасно: она вся светилась от радости. Счастливая: ее жизнь текла ровно и гладко!

В большом холле Эверсли был устроен прием, где произносили соответствующие тосты. К этому времени Питеркин уже спал в своей колыбельке, и несколько гостей пожелали вновь полюбоваться на дитя. Я пошла вместе с ними. Старая детская Эверсли вновь обрела жизнь. По полу ползала Елена, строившая из кубиков замок. «Идиллическая картина», — с завистью подумала я.

Похоже, миссис Баррингтон заметила брошенный мною взгляд. Она взяла меня за руку и крепко сжала ее.

— Я хочу поговорить с тобой, дорогая, когда мы останемся наедине.

Меня охватила тревога, вызванная, видимо, нечистой совестью. Как только со мной заговаривали таким образом, я думала, что моя тайна перестала существовать.

— Присядь, милая! — сказала миссис Баррингтон. — Я несколько обеспокоена твоим видом, дорогая! Ты стала какой-то унылой, не совсем в себе. Должно быть, ты устала?