Тоби улыбнулся:

— С удовольствием, миссис Баррингтон!

— Я думала, тебе нравится работа в саду?

— Нравится, но если я чем-то еще могу помочь…

— Полагаю, больше ты нужен здесь, в доме, а собирать и сжигать листья может кто угодно! Джеймс, тебе обязательно нужно отдохнуть, а ты, Эдвард, наверное, ушибся? Придется помочь мистеру Баррингтону, Тоби.

Джеймса это, видимо, обрадовало, хотя было видно, что он стыдится своего недомогания. Он относился к тем мужчинам, которые обязаны выглядеть всегда здоровыми.

— Позвольте, я помогу? — предложил Питер.

— Мы сами управимся, сэр, — ответил Тоби, и по выражению его лица было ясно, что он рад оказаться полезным.

— Я побуду с тобой, Эдвард! — предложила я, бросив остальным — Вы уж простите меня! — Эдвард ответил:

— Нет, оставайся здесь! Не беспокойся понапрасну, Джессика, со мной все в порядке.

Я кивнула. В таких случаях я всегда слушалась Эдварда. За ними закрылась дверь.

— Бедный Эдвард! — сказал Питер.

— Все это так печально! — пробормотала Амарилис, несомненно сравнивая мою унылую жизнь со своей.

— Как вовремя подвернулся этот человек, который жег листья! — заметил Питер.

— Похоже, он прямо рвется помочь! — добавила Амарилис.

И пока я сидела, ощущая запах горелых листьев и участвуя в бессвязном разговоре, размышляла о том, как Амарилис и Питер удачно повстречались, полюбили друг друга, поженились и обзавелись двумя чудесными малышами, как бы олицетворявшими успех их брачного союза.

А потом я опять попыталась представить себе собственное будущее: насколько я могла судить, все, что происходит сейчас, должно было продолжаться до бесконечности.

Эдвард не пострадал при падении. Он сказал, что даже доволен случившимся, ибо благодаря этому у Джеймса появился молодой помощник — Тоби. С некоторых пор Эдварда беспокоило состояние Джеймса:

— Я знаю, ему тяжело поднимать меня.

— А этот Тоби, кажется, очень приятный молодой человек!

— Да, и он всегда готов помочь. Я чувствую, что очень обременяю всех: тебя, Джеймса, Клер, а теперь еще и Тоби — все крутятся вокруг бесполезного инвалида! Но больше всего я беспокоюсь за тебя. Временами я чувствую, что слишком обременяю тебя.

— Что за чепуху ты мелешь?

— Ты молодая, красивая и привязана ко мне. Это несправедливо!

— Пожалуйста, Эдвард, ты обещал не говорить подобных слов! Я ведь сама выбрала это, не так ли?

— Иногда люди делают поспешный выбор, а потом раскаиваются. Эта жизнь не для тебя, Джессика! Я все думаю про Амарилис: она счастливая жена и мать…

— Я бы не хотела поменяться с ней местами.

— Ты так добра, Джессика…

«Если бы он только знал», — подумала я. Я была на грани того, чтобы рассказать обо всем Эдварду, попытаться объяснить, в какое нелегкое положение попала. «Я люблю тебя, Эдвард, но я люблю и Джейка, хотя и по-другому. Я люблю его так, как не смогла бы полюбить никого другого! С ним я совсем другой человек, чем с тобой. С ним все становится волнующим, волшебным…»

Как я могла бы сказать мужу такое? Эдвард был прав: я сама выбрала свою судьбу, но выбрала под влиянием минутного порыва, а теперь это стало моей жизнью.

Следующие слова Эдварда меня насторожили:

— А что с этим мужчиной, с отцом Тамариск?

— А что… что с ним? — слабо спросила я. — Что тебя интересует?

— Собирается ли Тамариск жить у него?

— Думаю, ей нужно время, чтобы подумать.

— А он на это согласен? Ты часто виделась с ним, когда вы были в Лондоне?

— О да, он приходил к нам обедать, да и Тамариск несколько раз гуляла с ним.

— Как ты думаешь, она захочет жить у отца?

— Думаю, он ей все больше нравится, но она очень предана Джонатану.

— Да… Чуть ли не любовный роман, правда? Просто удивительно, что у столь юного существа такие горячие чувства!

— Мне кажется, только это удерживает девочку здесь: она хочет быть там, где Джонатан!

— Время все расставит на свои места.

— Ты имеешь в виду… ни во что не вмешиваться?

— Вот именно. Но пусть Тамариск видится как можно чаще со своим отцом. Полагаю, он был бы доволен, если бы мы снова пригласили его сюда? А пока ты могла бы опять отвезти девочку в Лондон!

— Д-да?.. Я думала съездить туда до Рождества… Ты не будешь возражать?

— Ну что ты! Здесь есть кому позаботиться обо мне. Конечно, я всегда скучаю без тебя, но, с другой стороны, мне становится легче от того, что ты хоть немножко отдыхаешь. Знаю, как тебя радуют эти поездки в Лондон: ты возвращаешься оттуда посвежевшая…

Груз вины давил меня, но в то же время меня обрадовала возможность еще раз поехать в Лондон.

Я спросила Тамариск, не хочет ли она снова съездить к отцу, а она пожелала узнать, поедет ли с нами Джонатан. Я сказала, что не уверена в этом, подумав, что после последнего скандального визита он вряд ли проявит такое желание.

— А что случилось потом с той девушкой? — спросила Тамариск. — Все думают, Джонатан хотел что-то с ней сделать?

— Джонатан говорит, что он ничего не делал.

— Значит, не делал! Тогда откуда вся эта суета?

— Все уже улеглось. — Она топнула ножкой:

— Ничего не улеглось! Прадедушка Френшоу очень злой на Джонатана и теперь может не завещать ему Эверсли!

Откуда Тамариск знала о таких вещах? Должно быть, подслушивала у дверей, расспрашивала слуг? Я знала, что она склонна к этому. Девочка продолжала:

— Эта девушка сама пришла к нему в спальню, он не вызывал ее!

— Кто тебе это сказал?

— Неважно, — серьезно заявила Тамариск, — не в этом дело. Она пришла к нему, хотя он ее и не звал! А потом заявила, будто он порвал ее одежду. Она наврала!

— Все уже закончилось, не стоит больше волноваться.

— А я хочу знать правду! Я собираюсь заставить Пру Паркер рассказать правду!

— Пру Паркер пропала, мы ее больше не увидим.

— Но где-нибудь она есть!

— Послушай, ты хочешь поехать в Лондон и повидаться с отцом?

— Да!

— Тогда все в порядке, мы едем.

На этот раз вместе с нами поехали Дэвид и Клодина. Им не очень хотелось покидать Эверсли, но Дэвиду было необходимо закупить продукты. Питер уже был в Лондоне: он выехал за несколько дней до нас, как он сказал, по важному делу. Когда мы прибыли в дом на Альбемарлстрит, он уже ждал нас.

Я не могла подавить переполнявшие меня чувства: я соскучилась по Джейку, но было трудно оставаться наедине с ним, поскольку следовало присматривать за Тамариск. Совсем по-другому обстояли дела, когда Джонатан уделял ей львиную долю своего времени.

Джейк был рад видеть нас. Тамариск задала ему кучу вопросов о доме в Корнуолле, из чего можно было сделать вывод, что она собралась поехать туда. Не было сомнений в том, что отец сумел очаровать ее. А кого бы Джейк смог оставить равнодушным?

Когда Тамариск вышла из комнаты, у нас появилась возможность обменяться несколькими фразами.

— Когда? — спросил он.

— Это сложно! — ответила я. — Тамариск…

— Может быть, как-нибудь вечером…

— Вряд ли.

— Можем сказать, что отправляемся на концерт… в театр… Что с тобой?

— Дэвид и Клодина…

— Они не столь бдительны, как твоя мать. Временами мне казалось, что она… знает!

— Вполне возможно: она очень проницательна, особенно если это касается меня!

— Это становится невыносимым! — воскликнул Джейк. — Мы должны быть вместе! Я не могу сидеть здесь и ждать, когда ты сможешь приехать ко мне. Я придумаю какую-нибудь причину, по которой ты должна будешь находиться здесь!

— Нет, только не в этом доме. Это уж слишком!

— Мы остановимся на постоялом дворе, я сниму дом…

Я отрицательно покачала головой.

— Что же делать, Джессика?

— Самым разумным было бы проститься. Если бы Тамариск отправилась с тобой в Корнуолл, это было бы решением проблемы!

— И никогда… или лишь изредка видеть тебя?

— Нам ничего не остается, Джейк!

— Чепуха, ты любишь меня, я люблю тебя!

— Слишком поздно! Кто-то сказал, что жить — это находиться в нужное время в нужном месте! Для нас время оказалось неподходящим!

— Дорогая моя Джессика, мы должны это исправить! — Я покачала головой:

— Невозможно! Я не смогу предать Эдварда: он на меня полагается. Он и без того страдает, и я не могу обойтись с ним таким образом.

— Он все понял бы!

— Да, он все понял бы, но понимать — вовсе не значит быть менее оскорбленным. Эдвард очень ранимый человек. Я никогда не покину его.

— А что будет со мной? С нами?

— Каждый должен жить своей собственной жизнью так, как она у нас сложилась!

— Ты обрекаешь нас обоих на прозябание!

— У тебя есть дочь, славная девочка. Думаю, она сумеет тебя порадовать. А уж если она полюбит, то будет предана тебе беспредельно!

— Как предана Джонатану? А кому еще? — Я пожала плечами, а Джейк продолжал:

— Тебе? Тем людям, которые так много сделали для нее? Я согласен с тем, что она славная, и был бы счастлив завоевать ее преданность, но не о дочери идет речь. О тебе, моя любовь, моя Джессика!

— Значит, выхода нет! Возможно, время принесет какое-то облегчение.

— Я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как жизнь проходит мимо! Я найду выход!

— Ты пугаешь меня, когда говоришь так! Мне кажется, ты можешь быть безжалостным!

— Возможно, ты права.

— Выхода нет, разве что рассказать все Эдварду, но на это я никогда не пойду!

— Узнав, он понял бы: это неестественно — обрекать тебя на такую жизнь!

— Это мой долг!

— Твой долг сильней твоей любви?

— В данном случае так и должно быть! — Джейк покачал головой.

— Я найду выход, — повторил он, — В комнату вошла Тамариск.

— Вы говорите обо мне? — спросила она.

— Тебе всегда кажется, что говорят о тебе: ты столь захватывающий предмет для разговоров?

— Да! — ответила она, и все рассмеялись.

Когда настало время уходить, Джейк, стоя в дверях, помахал нам рукой. Припоминая его слова, я задумалась. Уж очень решительно он говорил, что сумеет найти выход. Что он мог сделать? Было только одно решение: отправиться к Эдварду и попросить его освободить меня. Но я знала, что никогда не смогу быть счастлива, сделав это. До конца дней меня будет преследовать мысль об Эдварде.

Мы сворачивали на Блоурстрит, когда я заметила, что молодая женщина, которая шла в нескольких ярдах впереди нас, стала поспешно переходить дорогу. В эту же секунду Тамариск бросилась к ней. Женщина исчезла за углом. Тамариск побежала следом.

Что она собиралась делать? Я бросилась вслед за девочкой. Конечно, она знала дорогу на Альбемарлстрит, но как могла вот так, не сказав ни слова, убежать от меня?

Я свернула за угол. Женщина входила в какое-то здание, Тамариск следом. Я бросилась бежать что было сил: я узнала этот дом. Это был клуб «Фринтон», место, пользовавшееся дурной репутацией, где Джонатан проиграл пятьсот фунтов!

Я толкнула дверь и вошла. Холл был застелен ковром ярко-красного цвета, стены были белыми. За столом сидел человек и глядел на пробегавшую мимо Тамариск. «Куда вы?..» — начал он, заметив меня. Я не обратила внимания на него: мне нужно не упустить из поля зрения Тамариск, которая скрылась за какой-то дверью. Я последовала за ней.

В комнате были люди — двое мужчин и несколько женщин. Я изумленно уставилась на них. Одной из женщин была наша бывшая горничная Пру Паркер, но это была совсем другая Пру! Ее лицо было подкрашено, она была весьма неплохо одета: легкий плащ цвета морской волны, отделанный мехом, а перчатки гармонировали с обувью. Я поняла, что именно она была той женщиной, за которой бросилась Тамариск.

Но это было не все: девушка, стоявшая рядом с Пру, тоже была знакома мне! Именно она когда-то притворялась слепой. Да, возле Пру Паркер стояла девушка, заманившая меня когда-то в пустой дом!

Но самым большим потрясением для меня оказался мужчина, вставший из кресла и глядевший на меня с потрясением. Это был Питер Лэнсдон!

Повисло молчание, которое длилось, казалось, бесконечно. Похоже, все присутствующие не верили своим глазам и пытались привести в порядок свои мысли. Первым заговорил Питер.

— Джессика? — пробормотал он.

Я не отвечала, переводя взгляд то на него, то на этих женщин.

— Как, как ты попала сюда? — запинаясь, проговорил он. — Здесь тебе не следует находиться!

— В этом я уверена!

— Я должен объяснить тебе кое-что…

— Не должен, а обязан!