Богдан положил стейки на прогретую сковороду и обернулся, я поспешила тут же накрыть лицо ладонями. Мне казалось, что я стала малиновой от стыда, ведь я пялилась на мужчину. Как самая настоящая сумасшедшая.

— Ты чего?

— Ты просто такой увлеченный, — пробубнила, стараясь взять себя в руки. — И настроение у тебя непривычно хорошее.

— Та-а-ак, так оно и есть. Считай, что праздник.

— Какой? — Я все же отняла ладони от лица и наткнулась взглядом лишь на задницу Мистера Совершенство. Он вернулся к разделочной доске и начал шинковать овощи.

— Жена идет первый раз в первый класс. Ой, прости! Первый раз на первый курс. А так говорят вообще?

Я промолчала. Постучала пальцами по столешнице огненного цвета и покрутилась на стуле.

— Ты вообще хорошо подумала? Ты же не очень хотела в тот институт.

— Других вариантов все равно нет, — недовольно проворчала. Потому что Богдан сейчас сыпал соль на незаросшую рану.

— Мы можем подождать приезда мамы, я же говорил уже. Если что, максимум пропустишь год.

— Я не буду отказываться от синицы в руках из-за мифического журавля в небе.

— Тоже верно. — Богдан махнул деревянной лопаткой в воздухе, перевернул ей стейки, а затем облизал ее край.

— Эй! Я поняла, почему ты не стал серьёзным поваром, Бо! Ты всегда так делаешь?

— Еще чего… — Парень растянул губы в улыбке и показательно прикусил лопатку белыми и ровными зубами, а у меня бабочки запорхали в животе, и вообще стало как-то неуютно, в груди словно что-то начало распирать… Странный жар мешал думать. Я часто-часто заморгала, а потом просто рассмеялась — не потому, что мне было смешно. Нет. Мне нужно было как-то выплеснуть то непонятное, что нарастало внутри меня.

— И все же, что мы отмечаем? — спросила я уже во второй раз, когда передо мной поставили огромную тарелку, на которой некогда обычный кусок рыбы превратился в настоящее произведение искусства.

— Попробуй сначала. — Богдан сел напротив, но даже не взялся за приборы. — На самом деле это любимое блюдо моей мамы, оно немного диетическое. Я надеюсь, тебе понравится.

— Ты очень ее любишь?

— Разве можно иначе? Любой ребенок, даже сорокалетний, любит свою маму.

— Да, наверное, — отстраненно заметила я, все же разрезала стейк и положила мягкий кусочек рыбки в рот. Это было потрясающе. — М-м-м, рыба словно тает на языке… Она такая нежная. Это очень вкусно, но почему так мало?

Бо рассмеялся и сам приступил к ужину.

— А стейка было всего два? — поинтересовалась, переведя взгляд на пустую сковороду.

— Рыжик.

— Ну ты же сам сказал, что это диетическое блюдо. Вкусно-то как. Но мало же…

— Потому и вкусно, что мало.

Я сморщилась, состроив страдальческое выражение лица, и Бо пододвинул ко мне свою тарелку.

— На, я сам-то не особо рыбу люблю.

— Ты не мог наесться половиной стейка, — искоса посмотрела на мужчину, но все же отодвинула от себя свою опустевшую тарелку и, прикусив губу, положила пальцы на тарелку Бо.

— А я буду ждать твоих щей, — подмигнул он мне.

— Но уже вечер.

— Завтра. Утром пройдемся по магазинам, тебе же надо в чем-то идти в институт. А на обед приготовишь мне щи. А то, честное слово, надоело по ресторанам питаться.

— Хорошо. — Я широко улыбнулась и даже проигнорировала известие про магазины, все мое внимание ушло на половину оставшегося стейка.

— Как же вкусно!

— Теперь про новость! — произнес Бо и сложил руки на груди. — Женя и правда изменяет Олегу. И если бы не ты, я бы фиг об этом узнал.

— Ты не мог подождать, пока я прожую? — закашлялась я. — И что теперь? Как ты узнал?

— Ну-у, у меня и так был нанят человек, который искал информацию по моему отцу. — Богдан выставил ладонь. — Не спрашивай. Так вот, он пробил всех жильцов того дома, и среди них оказался один человек из окружения Евгении. Бывший парень одной из ее подруг. Затем уже пошел сбор доказательств, и… Теперь остается только дожидаться результата.

Богдан потер ладони, а у меня по плечам побежали мурашки, хотя холодно не было. Ни капельки.

— Ты сам рассказал все Олегу?

— Нет, — нахмурился Залесский. — Я послушал тебя и понял, что ты была права. Не буду я портить отношения с братом. Просто анонимно все отправил матери.

— Своей?

— Нашей с Олегом, — рассмеялся он.

— И она?

— Она не даст морочить голову своему сыну, не переживай. Избавится от Евгении так, что Олег понять ничего не сможет и не заметит даже, — усмехнулся Залесский, а мне стало не по себе.

Слишком уж зловеще это прозвучало. Не избавилась бы она и от меня так же.

Глава 10

— Вставай, соня.

— Я не Соня, я Аврора.

Богдан потрепал меня по волосам, как какую-то собачку.

— Рыжик, я, кроме твоей макушки, вообще ничего не вижу, поднимайся давай. Нас ждут великие дела. И щи! Щи!

— Дура-а-ак, — протянула я, когда он внаглую просто сдернул с меня одеяло, а потом взял за щиколотки и потянул с кровати. — Стой! Стой же! — последние слова я прокричала, уже когда мои колени утонули в мягком ворсе рыжего ковра.

Именно на этом цвете в нашем интерьере настоял Богдан, уверяя, что он неровно дышит к рыжему. Я решила, что он просто в очередной раз подшутил надо мной. Но в итоге в каждой комнате были какие-то ярко-рыжие вещи.

В спальне — ковер и панно над кроватью. В кабинете — огромный светильник и кресло хозяина. В ванной — рама для зеркала и подстаканники для щеток и жидкого мыла. На кухне-гостиной — обеденный стол, магнитики на холодильнике и большая напольная ваза у дивана. В коридоре всего лишь полочка под ключи выделялась яркой огненной полосой. Все это было настолько необычно, красиво и гармонично, что я налюбоваться на эти детали не могла.

На этот раз поход по магазинам прошел намного проще. Я уже морально подготовилась к поездке в ЦУМ и даже выдохнула, когда мы прошли мимо магазина с сумками. В нескольких именитых брендовых отделах я просто целенаправленно не смотрела на ценники, чтобы не впасть опять в то жуткое состояние.

Богдан так развлекался за мой счет. Ему это нравилось, и мне нужно было подыграть. Подыграть и воспользоваться, откинув хоть на какое-то время свою дурацкую гордость. Ведь я всегда хотела жить лучше своих родителей. Да, безусловно, я желала всего добиться сама. Собственным умом и целеустремленностью. Я всегда старалась хорошо учиться и строила громадные планы, лишь бы не терять свое здоровье так же, как и родители, на заводе.

И если отец у меня спокойно ходил на работу и трудился, а по вечерам у него еще и хватало энергии иной раз пойти в гараж и посидеть там за пивом с друзьями, гробя, казалось бы, и так уже угробленное здоровье, то маме было тяжело. Слишком сильно ее постоянная усталость и замученный вид врезались в мое детское сознание. Потому что на маминых плечах было все. И я, и папа, и она сама, и весь наш дом. Даже не в материальном плане, а моральном. Она всегда вставала в пять утра, готовила завтрак, обед, убиралась дома и к семи уже ехала на работу вместе с папой. Он вставал за пятнадцать минут до выхода из дома, которых как раз хватало, чтобы умыться и съесть приготовленный для него завтрак.

Я помогала ей по мере своих возможностей. Рано научилась готовить и еще раньше убирать игрушки за собой. Но, окончив одиннадцатый класс, практически сбежала из родного города, боясь, что, оставшись там на лето, застряну навсегда. А ведь я так надеялась на лучшую жизнь… Стремилась к ней и потому не могла спасовать.

И вот, по воле случая, в моей жизни появился Бо. Пусть и на два месяца, пусть он и не раскрыл мне своих мотивов, но надо было пользоваться. А для этого нужно всего лишь не смотреть на лейблы и ценники. Именно этим я и занималась.

Мы потратили три часа на шопинг и даже обошлись без единой сумки. Я не хотела себе признаваться, но, кажется, я даже чуть-чуть расстроилась из-за этого. Где-то глубоко в душе. Очень-очень глубоко.

— Слушай, Рори, у меня дельце нарисовалась. На час, не больше, — завел разговор Богдан уже на подъезде к дому. — Давай я тебе до квартиры докину и смотаюсь, а ты пока сваришь щи.

— Надо было сначала в магазин, — нахмурилась я.

Не хотелось его отпускать. Я слишком расслабилась. Понадеялась, что мы весь день проведем вместе. Гадство.

— Так я вчера все купил. Ты что, думала, я отстану от тебя без щей? Не-е-ет. — Богдан мимолетно щелкнул меня по носу. — Я правда быстро. Окей?

— Окей, — улыбнулась и тут же отвернулась к окну, лишь бы Залесский не заметил, что улыбка моя была натянутой.

Забежав в квартиру, я не стала разбирать вещи, так и покидала пакеты, помыла руки и, не переодеваясь, приступила к готовке. Лишь бы занять голову и не думать ни о чем.

Ни о Богдане, ни о том, что я с каждым днем привязываюсь к нему все больше и больше и вижу в его действиях то ли надежду на будущее, то ли еще что-то другое. Черт его знает, что еще…

Я закинула в кастрюлю розовенький красивый кусочек телятины. Такое мясо сварится быстро, а потому я почти сразу забросила в бульон картошку и почти не заметила, как начала плакать, пока резала остальные овощи.

Слишком тяжело было остановить себя. Придержать собственных коней… Слишком тяжело заставить не влюбляться в Богдана.

Ведь он был идеальным. Пусть и мутным, как сказала бы про него моя мама, но таким легким и душевным. Такой человечный и теплый. Именно теплый. С самой первой нашей встречи он был словно солнышком, которым освещал и согревал меня. Хотя являлся абсолютно незнакомым мне человеком.

— Рыжик, я вернулся! — послышался крик Богдана ровно через час, я даже суп не успела доварить. — Включил радио сейчас, а там песня про тебя. — Бо зашел в дверной проем, и я ахнула и все же заревела еще сильнее. — Эй, ты что? Рори!

Парень кинул на пол три фирменных пакета и подошел ко мне.

— Ты чего расплакалась?

— Су-сумки, — с трудом выговорила и хлюпнула носом. — Ты за ними ездил?

— Ну ты же в прошлый раз расстроилась, я решил не травмировать твою психику. Черт. — Он нервно провел ладонью по волосам. — Ну хочешь, я сдам их обратно? Ну не идти же тебе учиться с китайским рюкзаком. А я тебе такой классный купил. Только посмотри один раз. Хорошо? Не понравится — вернем. Я даже ценники снял, — Богдан говорил быстро, и было видно, что нервничал. А я не понимала. Совсем-совсем не понимала: за что мне все это? Он же заботился обо мне и ничего, совсем ничего не требовал взамен.

— Стой, стой! Хватит меня уговаривать. Спасибо тебе. — Я повисла у него на шее и услышала, как он гулко выдохнул.

— И правда, никогда не думал, что буду уговаривать девушку оставить себе в подарок от меня сумку.

— Сумки, — всхлипнула я уже почти довольно, даже не сделав замечание, что, сняв ценники, он вряд ли смог бы сдать сумки обратно, но пусть думает, что его трюк сработал.

— Да-да, сумки, — заторможенно произнес Бо и погладил меня по спине, притягивая к себе еще крепче.

Я прикрыла глаза на мгновение. Всего на чуть-чуть. Минуточку подышу с ним одним воздухом, вдохну в легкие аромат Залесского, почувствую тепло его рук на своем теле, всего на пару секундочек, и все. Все-все-все. Дальше буду жить так, как жила прежде.

— Так, что за песня? — почти дрожащим голосом спросила, лишь бы как-то отвлечь. Его отвлечь и себя. Главное — себя. Потому что пауза между нами затянулась, так же как и объятия. Они продолжались недопустимо долго.

— Тима Белорусских, Веснушки. (1)

— Веснушки? — Я чуть отодвинулась и недоверчиво посмотрела в светло-зеленые глаза.

— Ага, говорю же: про тебя. «Солнышко светит даже злым и нехорошим. Улыбается человек, но он — колючий ежик. При виде тебя здесь… — стукнул ладонью по груди и пропел дальше: — Мое сердце бьется в дебоше». (2)

Богдан подошел к плите и, подняв крышку кастрюли, довольно втянул в запах.

— Ммм… Как вкусно пахнет. Но особенно про тебя припев, Рыжик, — довольно протянул он и запел дальше.

Я впервые слышала его хриплый голос в действии, но поняла, что если бы он пожелал, то добился бы успеха и в музыкальной сфере. Я не знала, как пел его младший брат, но Богдан был и в этом великолепен:

«Девочка-солнце со смешными веснушками

Просит не влюбиться, но ее не послушали.

Сердце больше не верит нежным, теплым признаниям,

И сладкие поцелуи — теперь воспоминания…» (1)

— Дальше не помню, — рассмеялся он и направился обратно к пакетам с сумками. — Пойдем смотреть.

— Ну, пойдем, — заторможенно повторила за ним, все еще крутя в голове только что напетые Богданом слова. Стараясь убедить свой мозг не искать в них двойное дно и потаенный смысл. Это всего лишь текст попсовой песни, который мгновенно прилипает к языку, и человек напевает его весь день. Вирусный текст, музыка и напев. Не больше.