Провела подушечками пальцев по его широкой шее к плечам, от плеч к запястьям, поглаживая красивые и сильные натренированные руки, увитые венами, которые сейчас проступали сильнее обычного.

И упала в пропасть нашего общего желания, одного безумия на двоих, которое было сейчас необходимо не только мне, но и ему. Я чувствовала его жажду в том, как крепко он меня сжимал, надсадно дышал, надрывно и бессвязно что-то шептал и хаотично осыпал мою голую кожу поцелуями. Не осталось ни одного участка моего тела, который не горел бы наслаждением и предвкушением близости.

Я поцеловала его щеку, скулу, висок, потерлась кончиком носа о черную бровь, почувствовала на щеке невесомое щекотание его ресниц — и улетела.

Навсегда. Туда, где не было прежней Авроры, только новая, другая… ничего не понимающая, но чувствующая.

Я пыталась цепляться за реальность, водила оголенными ступнями по мягкому ворсу ковра, пытаясь доказать самой себе, что я все еще реальна и живу. Что я существую на этой земле, так же как и Богдан. Что то, что происходило между нами, реально и не выдумано. Не сон и не мираж. Резкий толчок — и приглушенный стон боли, выбивший из меня весь воздух. Заставляющий очнуться и действительно поверить в то, что все это настоящее и реальное, но ненадолго, совсем на мгновение, потому что взволнованный хриплый шепот Залесского скинул меня опять в пропасть и тут же заставил воспарить.

— Рори… — Богдан провел ладонью по моим волосам, запутывая в них пальцы. — Скажи что-нибудь. Ты как? — он усмехнулся, но я на каком-то интуитивном уровне почувствовала, как тяжело ему дался этот вопрос.

— Все хорошо… хорошо, — прошептала сбивчиво, пытаясь прийти в себя. — Бо, пожалуйста…

Захлебываясь от полноты ощущений, потянула мужчину на себя, я не хотела говорить. Я хотела лишь опять улететь. Туда, где не было мыслей и страхов. Только мы и наше одно на двоих наслаждение… Я подумаю обо всем завтра, через неделю или год… Главное — не сейчас. Потому что сейчас, именно в этот волшебный момент, я стала самой счастливой женщиной на свете.

Глава 13

Я проснулась от шума воды, доносившегося из душа. Сладко потянулась и уткнулась носом в подушку, все еще пахнущую шампунем Богдана, не веря в случившееся. Не веря в то, что произошло с нами. И как бы Богдан ни уверял, что мне нельзя было в него влюбляться и между нами просто договор, это было не так. На сто процентов не так, иначе мне не было бы настолько хорошо.

Закуталась в простыню и решительно поднялась с постели. Уже переступила порог комнаты, но тут же прикусила губу и вернулась обратно. Слишком откровенно я выглядела. Быстро открыла шкаф и сняла с плечиков свою самую длинную домашнюю футболку. Очень хотелось потянуться к полкам с одеждой Богдана, но я мысленно надавала себе по рукам и поспешила на кухню. К кофеварке. Понадеявшись, что с моей стороны это было не слишком глупо. Потому что я не знала, что делают по утрам супруги-любовники.

Богдан долго не выходил из ванной комнаты, и я решила приготовить что-нибудь перекусить. Включила вытяжку, разогрела сковороду и смешала яйца с молоком.

— Утро доброе, Рыжик, — весело произнес Бо за моей спиной, а я почему-то вздрогнула, крепче сжав вилку, которой все еще взбалтывала будущий омлет. Сердце зашлось в испуганных хаотичных ударах, потому что я только сейчас поняла, насколько же боялась.

Боялась чего?

Этого я еще не понимала.

— Привет, — почти шепотом произнесла я и все же круто развернулась, чтобы посмотреть на Богдана.

Выражение его лица мне не понравилось. Он не улыбался, а скорее ухмылялся, брови приподняты, а во взгляде вызов.

— Ты решила накормить меня завтраком, Рори? Спасибо.

Богдан обогнул меня, взял со столешницы чашку готового, уже остывшего кофе и вернулся с ней к обеденному столу.

— Рыжик, до того, как ты себе что-нибудь не надумала, — тихо произнес он и медленно отхлебнул кофе, — я вчера перебрал, расклеился, и… — Он поставил чашку на стол и развел ладони в стороны. — Я сам не понимаю, как так вышло. Прости, — тихо добавил он, повернулся ко мне и посмотрел все с тем же вызовом. — Возможно, я тебя перепутал с Дашкой.

Пальцы задрожали, и я чуть не выронила из них вилку, но все же смогла сдержаться, медленно отвела руку и положила столовый прибор на устойчивую поверхность.

Нельзя шуметь.

Нельзя показывать, как меня задели его слова, но все же… все же…

— Перепутал? — попыталась заговорить спокойно, но получилось слишком резко и надсадно.

— А я тебя твоим именем называл? — искренне спросил он и, мотнув головой, отвел взгляд, а потом запустил пятерню в волосы. — Прости, — с сожалением произнес Залесский, словно действительно раскаивался, но я кожей чувствовала, насколько фальшивыми были его слова. Ни черта он не раскаивался. — Я просто мало что помню. А эту неделю жил у одной своей знакомой. — Он поморщился, будто ему было и правда было стыдно.

— Знакомой?

Эхом повторила его слова, пытаясь устоять. Удержать лицо. Удержать себя.

— Да, ты права, на самом деле вас сложно перепутать. Ты в полтора раза больше и на две головы выше Светы, — сказал он как бы между прочим и скривился.

— Замолчи! — вскрикнула и тут же отвернулась.

Взяла тарелку и вылила содержимое в раковину. Не буду я ему жарить омлет. Выключила плиту и сосчитала до десяти. Мне нельзя было плакать. Не-е-ельзя…

— Рыжик, ну в самом деле. Я не хочу, чтобы между нами что-то менялось. Че-е-ерт, Рори! Ну гадство же. Ты же могла меня остановить! Не видела, что я перебрал?

— Нет, не видела, — глухо ответила, не оборачиваясь.

— Рыжик?

— Богдан.

— Рыжик… Я… Только не обижайся на меня… я просто…

— Хорошо, не буду, — вытолкнула из себя слова, понимая, что так надо. Надо было их произнести.

— Ладно, я, наверное, пойду, — слишком бодро произнес Залесский и громко зашагал с такой скоростью и выход, словно за ним кто-то гнался.

Возможно, его совесть?

Хотя откуда она у него?

Дура! Дура!

Схватила вилку со стола и хорошенько зашвырнула ей в раковину.

Легче не стало. Вот ни капельки.

Сама не заметила, как опустилась на корточки, скатываясь спиной по тумбе, обняла себя за колени и, уткнувшись затылком в кухонный гарнитур, разрешила себе поплакать, всего один раз. Совсем-совсем чуть-чуть.

Я ведь прекрасно знала, на что шла. Ещё вчера. Просто не хотела думать, не хотела верить. Точнее, хотела верить, но только в сказку, выдуманную самой собой.

А он… Он был пьян… Только вот не был он похож на пьяного. Ни капли. И не пахло от него совсем.

— Да какая, к черту собачьему, разница? — зло прошептала, вытирая слезы, и поднялась с пола.

Механически помыла чашки из-под кофе, тарелку, вилку и сковороду, на которой и масло-то уже все выпарилось. Выключила вытяжку, и стало так тихо-тихо. Словно внутри у меня что-то выключилось. Раз — и сердце больше не стучит. Не слышно его. Самой себя не слышно. Даже слезы и мои надрывные всхлипы вмиг остановились.

Может, мой организм наконец-то дал правильную отмашку? Прекратить издеваться над ним? Я за последние пару недель столько ревела, что это не могло пойти на пользу моему душевному здоровью. Брызнула в лицо водой и, закрыв кран, пошла в спальню, лишь бы быстрее миновать гостиную. Не смотреть в сторону дивана и ковра. Туда, где все вчера началось. Туда, где все и закончилось.

Богдан хочет оставить все как прежде.

Только разве это возможно теперь?


Я села на кровать, подложив подушки под спину, и уставилась в панорамное окно. Наверное, у меня было что-то сродни шоковому состоянию. Я думала как-то заторможенно, да и словно не думала вовсе. Бездумно пялилась на красивый вид из окна и старалась загасить подлые, истязающие меня мысли. О том, как было хорошо вчера, и о том, как больно сегодня.

Я старалась не повторять про себя слова Богдана, старалась истребить их из своей головы, выжечь раз и навсегда, но у меня никак не получалось. Я все сидела и сидела на одном месте, пока вдруг внезапно не поняла, что за окнами начало смеркаться. Пришел вечер, еще час-полтора — и будет совсем темно. А я весь день просидела, не двигаясь, уже давно не чувствуя ног.

А Богдан так и не вернулся… За что он так со мной?

Он же соврал. Не мог не соврать.

Не был он пьяный! Не был.

По щеке до самых губ стекла слезинка, я поймала ее языком и, почувствовав соленый вкус, как подорванная подскочила с места. Быстро нашла телефон и набрала номер Богдана.

Гудок… Еще один.

Нам нужно поговорить. Просто необходимо поговорить.

Ведь он врал. Зачем-то врал. Он хоть и легкомысленный, но не мог поступить со мной настолько необдуманно… Он не мог настолько наплевать на мои чувства, да и перепутать с кем-то тоже не мог! Это ведь так глупо. До ужаса глупо.

— Да, Рыжик, — задорно ответил Богдан, и тут же в трубке послышались женские голоса. Я не могла разобрать, о чем они говорили, но вот последующего взрыва смеха перенести уже не смогла.

Отшвырнула телефон, словно тот был переносчиком смертельно опасного вируса. Накрыла лицо ладонями, в который раз пытаясь сдержать слезы, а потом заорала.

Совершенно не по-женски. Не по девичьи и даже не истерически, а как самый настоящий психопат мужского пола, потому что голос сорвался и стал надсадно хриплым, но и это я заметила лишь после. Когда, вдоволь накричавшись и пошатываясь, подошла к шкафу и, разговаривая сама с собой, начала вытаскивать вещи. Свои собственные вещи, те, с которыми я приехала в эту когда-то пустую квартиру, больше напоминающую бетонную коробку.

Уже все упаковав в свой сломанный чемодан, который почему-то так и не выкинула, и докатив это хромое чудовище без одного колесика в коридор, замерла напротив входа в гостиную. Гребаный рыжий ковер, притягивающий внимание. Мимо него невозможно было пройти, не зацепив его взглядом. Так же как и темное пятно на нем. С этого расстояния разобрать происхождение пятна было нереально. Но я-то знала! Я все знала и помнила!

— Да пошел ты! — прохрипела, хотя хотелось опять закричать.

Кинула сумку и пошла за ковром, быстро свернула его, не обращая внимания на тяжесть: он казался мне настоящей пушинкой, хоть и был полтора метра на два. Я с легкостью подняла его и потащила на выход. Да и будь он тяжелее или объемнее, я бы все равно его унесла. Не знаю, откуда во мне взялась эта уверенность, но такая злость обуяла все мое естество, что было бы нужно, я бы и диван до мусорки дотащила.

Слава богу, не пришлось.

А вернувшись в квартиру, я вытряхнула свой старый чемодан и достала из гардеробной хорошую, надежную и большую черную сумку Богдана, в которую сложила не только свои старые вещи и те, которые мне купил Залесский, но даже новую дорогую обувь и сумки.

— Так-то! — взорвалась я, застегивая замок, и вернулась в спальню за телефоном.

И его заберу. Именно заберу. За испорченный штампом паспорт. За потраченные нервы. И за то чертово пятно на когда-то красивом рыжем ковре.

Оглядела квартиру поверхностным взглядом и уже почти ушла, как все же решилась написать Богдану записку. Не хотелось бы, чтобы он пытался меня вернуть или заманить обратно пустыми разговорами.

Хотя кого я обманывала?

Еще как хотелось. Именно этого мне и хотелось. Чтобы вернулся. Извинился. Попросил прощения. Чтобы кто-то сверху отмотал весь сегодняшний день назад, как кассетную пленку. А утро началось совершенно иначе. Как ни странно, отматывать до вчерашнего вечера я не хотела. Если только для того, чтобы заново все пережить, но не менять. Ни в коем разе.

Моего запала не хватило надолго. Я дошла до ближайшей лавки и, кинув сумку на холодный асфальт, грузно опустилась и закрыла глаза, давая себя пятиминутную передышку.

А потом я решу. Обязательно решу, куда идти на ночь глядя и как жить дальше.

— Привет, — послышался тонкий девичий голосок рядом, и я резко мотнула головой, словно пьяная была я, а не Богдан вчера, потому что рядом со мной оказалась та самая девчонка, что странно поглядывала на меня у метро почти два месяца назад.

Богдан. Этим утром

Пробуждение было добрым. Я потянулся и прижал Рори поближе к себе, вдыхая запах ее рыжих волос. Какой-то древесный шампунь, к которому я привык за эти два месяца настолько, что всю эту неделю вдали от нее элементарно не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, не смыкая глаз. А сегодня я выспался. Довольно провел носом по девичьей макушке и только тогда понял, что мы были голыми.

Черт.

Зажмурился сильнее, словно пытался не дать накатившим на меня воспоминаниям прорваться к моему мозгу окончательно. Только смысла уже не было. Вечер да и ночь помнились отлично. И памятный ковер в гостиной, который я когда-то выбрал из-за Рыжика, и потом наша кровать, ставшая теперь действительно супружеской.