Сначала присутствие в доме другого человека было непривычно. Он ощущал его совсем не так, как раньше присутствие Насти. Тогда он все время боялся, что это вот-вот закончится. И то, что она была рядом, больше радовало, чем напрягало. Теперь он старался привыкнуть к мысли, что это навсегда. Инна теперь его жена, а скоро появится и ребенок. Он не мог определиться, нравится ему это или нет, но быт теперь шел по-другому.

Вскоре он привык. Инна оказалась именно такой женой, как он и предполагал. Никита, испытывая постоянное чувство вины, старался быть предупредительным, мягким и уступчивым. Но Инна была женщиной, а не деревяшкой. Вдобавок она была в положении, а беременность делает восприятие женщины особенно обостренным. Она безошибочно угадывала, когда он мысленно был не с ней, но не высказывала обид, а просто замыкалась в себе. Никита часами не мог пробиться сквозь ее молчанки, а она не заговаривала с ним, пока не убеждалась, что все его помыслы снова с нею. Но приближающееся материнство сблизило их. То, с каким благоговением Никита прикасался к ее животу, умиляло Инну. В эти мгновения она прощала мужу все.

Настя написала только спустя полгода. Как и все ее поступки, это письмо застигло его врасплох. Утром он начал просматривать почту, увидел незнакомый адрес и уже хотел удалить как спам, но тема «От Насти» остановила его.


Здравствуй, Никита! Снова нашла твою визитку. Она лежала в той же книге. Не знаю, зачем пишу тебе. Возможно, твой адрес изменился и ты не получишь это письмо, оно затеряется где-то в глубоком космосе интернета. Пожалуй, так даже лучше. Я давно не отправляла писем по электронной почте, но теперь у меня появилась такая возможность. Что бы я написала, если бы точно знала, что ты получишь его? Наверное, я бы сказала, что те три дня в Ницце были для меня самыми лучшими в жизни.


Никита быстро набрал пространный ответ. Он спрашивал Настю обо всем, но почти ничего не писал о себе. Только о погоде, работе и самочувствии. Письмо получилось большое и сумбурное. Он отправил его и стал заниматься текущими делами.

Инна заметно округлилась. Перед декретом она забрала остатки отпуска и теперь все время находилась дома. Беременность удивительно шла ей. Ее миловидное лицо стало еще круглее. Тошнота миновала бесследно. Теперь она с удовольствием ела все подряд и прилично поправилась. Никиту это не настораживало. В сущности, он не придавал большого значения внешности. Его приятель Женька наверняка назвал бы Настю тощей, а Инну толстушкой. В его же представлении они обе были красавицами. Каждая по-своему. Он уже привык, что по утрам теперь нужно вставать тихо, чтобы не разбудить жену. А если задерживаешься на работе, надо позвонить и предупредить. Он и раньше не был любителем тусовок, а после женитьбы и вовсе перестал принимать в них участие. Иногда, правда, после работы он оставался с друзьями в соседнем кафе, но каждый раз перед этим звонил Инне:

– Меня тут Коля тянет пивка попить. Я пару часиков с ребятами посижу?

Когда пошел восьмой месяц и Инна начала расти вперед прямо на глазах, он перестал оставаться даже на пиво. Друзья не настаивали. А ему и самому было лучше дома. Инна смотрела телевизор и вязала. Он сидел за компьютером или читал. Этот тихий домашний уют был тем миром, к которому он стремился. Перед сном они выходили на прогулку. Шел мелкий снег, светила луна, аллею в парке освещали фонари. Он шел рядом, бережно поддерживая жену под руку, и с наслаждением вдыхал морозный воздух. Иногда они разговаривали, иногда шли молча. Эти прогулки стали их каждодневным обязательным ритуалом. Ребенку перед сном нужен свежий воздух. А еще ему нужны витамины и сбалансированное питание. Инна с отвращением ела на завтрак творог, который терпеть не могла. Никита вручную давил ей гранатовый сок.

Взволнованное, трепетное ожидание охватило их целиком. Они часами обсуждали прочитанные книги о малышах и сравнивали их. Они заранее знали, что и как будут делать. Первое – не допускать надолго к младенцу бабушку, чтобы не всплыли старорежимные методы. Второе – закаливание и плавание. Третье – массаж. Четвертое – гимнастика. Инна бесконечно вязала. Крошечные пинеточки, носочки и шапочки с помпончиками вызывали его неизменное умиление. Его молодая жена была так хороша в роли будущей мамы, что Никита по-новому привязался к ней. Конечно, временами она бывала капризна и плаксива, но это можно было стерпеть. За полгода супружеской жизни они ни разу всерьез не поссорились. По выходным к ним приходили гости – родители Инны, ее сестра, иногда подруги. Инна пекла пирог, готовила что-то необычное. Они ужинали, а потом долго разговаривали. Коля стал встречаться с Леной, подругой Инны, которая была свидетельницей на их свадьбе, и они приходили чаще других. Инна была рада этому. Лена была ее лучшей подругой еще со школы, а Коля – близким другом Никиты. Получалось, что в такой компании всем интересно. Подруги частенько перебирались в комнату посплетничать о своем, о женском, и тогда друзья переходили на сугубо мужские темы.

Вот как шла жизнь Никиты до того момента, как пришло ее первое письмо. Его жизнь, полная забот и проблем, вошла в свою колею. И если он иногда вспоминал о Насте, то уже без прежней тоски.

На первое письмо он ответил машинально, толком не успев ни вспомнить, ни прочувствовать свое прежнее отношение к ней. Но после первого письма пришло второе, потом третье и четвертое. Никита читал их каждый день, все больше и больше погружаясь в жизнеощущения Насти. Иногда это были просто какие-то обрывки мыслей, недописанные фразы, размышления вслух.


…Ты ответил. Это так странно. Я ни на что не надеялась, когда отправляла письмо. А ты ответил…


…В Париже идет дождь. Холодно. Сегодня я потеряла перчатку. Не помню где. Может, в метро обронила. Мне было так жалко. Я даже заплакала. И рука замерзла. Перчатка была очень дорогая, из буйволиной кожи…


Ты спрашиваешь, откуда у меня компьютер? Это не у меня. Я теперь работаю на компьютере. Я секретарша. Можешь себе представить? Ты спросишь, а как же модельный бизнес? За это время многое переменилось. Модельное агентство, в котором я работала, закрылось. Какие-то проблемы финансового порядка, я не вникала. Но оно теперь банкрот, а все мы, его бывшие сотрудники, разбежались кто куда. Сначала все пытались устроиться по-прежнему, но слишком много нас, моделей, оказалось для одного маленького Парижа. Мировой экономический кризис. После месяца поисков Изабель вернулась к своей прежней профессии. Она и меня уговаривала, доказывала, что эта работа легче, чем постоянные съемки, и оплачивается лучше. Но это не для меня. Я не смогла больше жить с ней. Пришлось искать жилье. Помог твой друг. Денис устроил меня в издательство. Им нужна была грамотная секретарша, владеющая русским языком. А у меня и английский довольно приличный. Они работают с авторами из стран СНГ, занимаются переводами. Платят немного, но стабильно и каждую неделю. Я снимаю комнату у одной интеллигентной пожилой мадам. Ей уже семьдесят. Ее отец был из наших белых эмигрантов…


…Ты спрашиваешь, как я себя чувствую. Никак. Ты даже представить себе не можешь, насколько никак. В Париже все еще сыро. Я плохо переношу пасмурные дни, без солнца. Я, как солнечная батарея, не могу без него работать. Денис говорит, чтобы я потерпела. Обещает устроить в прежнем качестве. Мишель теперь живет с ним. Она работает. Денис подкидывает ей халтурку, но все равно тяжело. Я с ней виделась. Платят мало. Перспективы никакой, а ведь она на пять лет меня моложе. Из славянских стран хлынул новый поток моделей. Многим нет и шестнадцати. Выбиваются единицы. Остальные занимаются чем придется. Скоро и Изабель придется потесниться. На панели тоже конкуренция…


…Ты пишешь, что волнуешься обо мне. Не стоит. Я в порядке. Просто реально смотрю на вещи. Скромная секретарша может хотя бы пользоваться уважением. На подиум мне поздно. На страницы журналов полно претенденток в сто раз лучше меня. В стриптиз или на панель я не пойду. Вот и весь расклад. Спасибо, что переживаешь за меня. Приятно знать, что есть на свете человек, которому не безразлична моя жизнь…


…Мне иногда так жаль, что ты далеко. Эти письма – моя единственная отрада. Пиши мне чаще. Я, когда читаю их, вижу тебя, вспоминаю твои интонации, слышу твой голос. Не бросай меня. У меня больше нет друзей. Все мои старые подруги потерялись. У них своя жизнь…

Сегодня смотрела в зеркало. У меня появились морщины. Это старость и печаль подкрадываются ко мне… Нет сил. Нет желания что-то делать…


Никита, перестань меня воспитывать. Почему я должна к чему-то стремиться, если не хочу? Просто живу, как получается. Я знаю, что у человека должна быть цель в жизни, знаю. Но у меня ее нет. Для меня цель – сама жизнь. И если она не может быть такой красивой и приятной, как я хочу, то мне все равно, где и что делать. Печатать так печатать. В конце концов, я хотя бы живу в городе, который люблю…


После этого письма она замолчала и, несмотря на его отчаянные мольбы об ответе, не писала около недели. Денис прислал ему подробное письмо. С Денизой у них начался роман, но жил он по-прежнему с Мишель. Он сообщил, что Настя на днях отказалась от выгодного предложения сниматься неизвестно почему. Он с большим трудом нашел ей место, а она взяла и отказалась. Он назвал ее ненормальной и сказал, что больше для нее пальцем о палец не ударит. Еще писал о своей работе и интересовался у Никиты самочувствием его жены.

Спустя неделю Настя все же ответила.


…Мне не хотелось тебе писать. Я несколько раз начинала, но у меня ничего связного не получалось. Сегодня пошел снег. Он падал и сразу таял. Сверху – снег, снизу – лужи. Помнишь Ниццу? В десять часов вечера солнце только начинало садиться. А какая прозрачная была вода в море! Если и стоит пережить эту парижскую зиму, то только для того, чтобы снова увидеть Ниццу. Хотя нет. В Ницце надо жить и радоваться. А чему мне радоваться? Я видела Париж, можно и умереть…


…Не принимай мои слова близко к сердцу. Я вовсе не хотела тебя расстроить. Я тебя люблю. В сущности, ты мой единственный друг. Все отвернулись от меня. Даже Денис. Никто не стремится понять меня так, как ты. У всех свои заботы. У нас в издательстве в основном пожилые, кроме меня и корректора Людмилы Борисовны. Ей уже сорок девять. Она живет в Париже восемь лет. И все одна. Она говорит: «Париж – город одиноких». Я готова с ней согласиться. Хотя раньше считала, что Париж – город влюбленных. У меня когда-то был смешной короткий роман с одним австрийцем, его звали Ганс. Я тебе не рассказывала о нем. Он был некрасивым, но умным. А еще у него было потрясающее чувство юмора. Он полиглот, знает восемь языков. Я вчера видела его в метро с беременной женщиной. Думаю, это его жена.

Денис мне говорил, что ты женился и твоя жена тоже ждет ребенка. Я пыталась представить тебя на месте Ганса и не смогла…


…Спасибо тебе за слова поддержки. Я знаю, ты по-прежнему в тревоге за меня. Спасибо… Мне не хватает тебя. Если бы ты знал, как я иногда жалею… Жалею, что уехала в Венецию, жалею, что уговаривала тебя жениться, жалею, что ты не остался со мной… Я ведь знаю, ты думал и об этом. Я сама оттолкнула тебя. И хотя я понимаю, что поступила правильно, мне все равно жаль. Я знаю, что твоя жена в сто раз лучше меня, что она родит тебе ребенка. Ты будешь любить его. Ты станешь прекрасным отцом. Я бы очень хотела иметь такого отца, как ты…


…Вчера я ходила на спектакль заезжей труппы из Киева. Нам на издательство дали контрамарки. Пьеса называлась «Афинские вечера». Это было прекрасно! Никогда в жизни я не получала такого удовольствия от театра. Актеры играли замечательно. Говорят, есть такой фильм. Если попадется, посмотри его обязательно. Тебе понравится. Твоей жене скоро рожать? Как бы я хотела быть вашей дочкой! Вы бы любили и баловали меня. Я бы сидела у тебя на коленях, а ты гладил бы меня по голове и читал мне книжку с картинками. Как знать? Может, мне повезет и со мной произойдет то же самое, что и с Анной Павловной из «Афинских вечеров». Когда у тебя родится дочь, поглядывай, может, она подмигнет тебе правым глазом. Теперь я думаю, что мои чувства к тебе никогда не походили на обычную любовь, скорее они напоминали привязанность дочери к отцу. Может, поэтому у нас ничего не получилось.


…Как невыразимо скучно жить так, как живу я. Ни для кого и ни для чего. Я сижу целый день за компьютером. Потом еду домой. По дороге захожу в магазин. Покупаю на ужин молоко и круасаны. Долго еду в метро. Вокруг меня чужие лица, люди всех стран и рас. Я живу на окраине, но от метро можно дойти пешком. В комнате на меня все давит: стены, потолок, мебель… Я задыхаюсь. Так отвратительно жить, что даже умирать не хочется. Ты пишешь, что ребенок родится в конце апреля. Это хорошо. В апреле в Париже все цветет. Лучшее время…