Я невольно схватилась за свои щёки.

- Да ладно, - не поверила я. – Всё на месте.

- Очень сомневаюсь. Что у вас, девчонок, всё на месте. Мозгов точно не хватает.

Передо мной поставили тарелочку с вареньем, положили ложку, а после и стопка блинов на глиняной тарелке появилась. У меня на душе заметно потеплело.

Я принялась за блины, положила себе сразу два, и щедро полила вареньем сверху. А тётя Наташа присела напротив меня, подпёрла рукой пухлый подбородок, наблюдала за мной.

- Очень вкусно, - похвалила я, решив, что она ждёт именно этого.

Тётка кивнула, а потом вдруг попросила:

- Лида, скажи мне, как есть.

Я жевать перестала, глянула на неё с настороженностью.

- Что?

- Анька опять с нашим лоботрясом связалась?

Я пыталась подобрать слова для правильного ответа. Вот только, не знала, какой ответ будет правильным. Кого мне спасать: сестру от гнева её матери, или попытаться сберечь нервы тёти. Всё-таки она уже человек в возрасте, такого счастья может вторично и не вынести. Помнится, когда Аня с Витькой разводились, и он покидал этот дом, тётя, в порыве чувств, кричала зятю в окно, чтобы тот катился ко всем чертям со всей своей шибанутой семейкой. Правильно, после такого расставания, вновь встретиться с человеком несколько неловко. И тётя Наташа подобным желанием явно не горит, и Анька, судя по всему, всеми силами, старается этот момент отсрочить.

Не зная, что сказать, я неловко пожала плечами. Но это не сработало.

- Хоть ты мне не ври, - приказали мне, и я с некоторым усилием проглотила кусочек блина, что был у меня во рту. Решила попробовать тётку задобрить, правда, голос на всякий случай понизила.

- Говорит, он не лоботряс. Говорит, бизнесмен.

Тётя Наташа от души охнула, хлопнула себя ладонью по коленке.

- Кто бизнесмен? Витька бизнесмен?

Я снова пожала плечами, на этот раз открыто намекая на свою неосведомлённость.

- Ничего про это не знаю, - заверила я. – А меня она не слушает.

- Зато меня послушает, - угрожающе проговорила тётя, опасно прищуривая глаза. Что сказать, человек она весьма решительный. Всегда этому качеству завидовала. Аньке вот оно досталось, всё-таки родная дочь, а мне, по всей видимости, не от кого было забрать. Моя мама, насколько я её помню, была человеком мягким и понимающим, и мужа себе под стать выбрала. А я вот теперь мучаюсь.

- И что за напасть, - продолжала тётя сокрушаться, а сокрушалась она всегда со вкусом. – Нет бы путного себе нашла, упёрлась в этого обормота.

- Любовь, - попробовала объяснить я поведение сестры.

Тётка лишь фыркнула.

- Мозгов у неё нет.

- У кого нет мозгов? – заинтересовалась Анька, неожиданно оказавшись в дверях кухни. И судя по её тону и выражению лица, она отлично знала, кого в данный момент на этой самой кухне обсуждают. Упёрла руку в бок и кинула на меня пылающий взгляд. Вкупе с пижамой, разрисованной умильными кошачьими мордами, это смотрелось странно и пугающе одновременно. Наводило на мысль, что зло поджидает нас в самых неожиданных местах, бдительность терять никак нельзя.

- У тебя, - не стала скрывать от дочери горькую правду тётя Наташа. Из-за стола поднялась, вернулась к плите. А Аньке на освободившийся стул указала. – Садись и ешь.

Анька красноречиво поджала губы, но вступать с матерью в открытый конфликт всё же побоялась. Зато меня продолжала сверлить взглядом. Плюхнулась на стул напротив и прошипела:

- Проболталась?

Я решительно помотала головой.

- Это не я. Она и так догадывалась.

- Конечно, догадывалась, - согласилась тётя Наташа, ставя перед дочерью чашку с чаем. – А как тут не догадаться, если ты снова ходишь с этим идиотским выражением на лице? – Она вздохнула. – Уж сколько я молилась, сколько ночей не спала, всё просила, чтобы больше никогда его не видеть!.. И причину этого идиотизма в том числе. Нет, снова нарисовался, скотиняка! И кто на нас эту порчу наслал, не знаю. Всех в уме перебрала.

Тётя Наташа говорила всё это с таким серьёзным, сосредоточенным видом, что мне поневоле смешно стало. Но смеяться было нельзя, и поэтому я смотрела в окно и ела блины. Уже третий, кстати.

Анька пихнула меня под столом ногой. Я на неё посмотрела, поняла, что меня не пощадят.

- Мама, а почему ты Лиду не спрашиваешь, где она пропадает в последнее время. И с кем. Почему все шишки на меня?

Тётя остановилась перед столом, точнее, нависла над нами двоими, с подозрением переводя взгляд с дочери на меня и обратно. После чего мне кивнула.

- Рассказывай. Что натворила?

Я честно призналась:

- Ничего. Она всё выдумывает.

- Что я выдумываю? – возмутилась Анька. – Что ты с Давидом Кравецом встречаешься?

- Что такого в том, что я с ним встречаюсь? – Я старательно косила под дурочку.

- С каким ещё таким Давидом? – Тётя нахмурилась. – Что за имя, он цыган? Лидка, не вздумай с цыганами связываться, без квартиры останешься.

Я закатила глаза, а сестре показала кулак, видя, как та довольно посмеивается.

- Никакой он не цыган. Если уж на то пошло, он еврей. Стопроцентный.

- Это как? – поддела бесстыжая Анька. – Обрезанный? Ты проверяла?

Я швырнула в неё салфетку.

- Дура.

- А что, мне всегда интересно было.

- Вот и проверила бы, пока меня не было, - съехидничала я. – Тогда бы у тебя мама была спокойна и довольна, что ты встречаешься с молодым человеком из такой порядочной семьи. А не лезешь обратно в петлю.

- А откуда ты знаешь, что их семья порядочная? То, что у них денег куры не клюют, говорит как раз об обратном.

- Как это – не клюют? – переспросила тётя Наташа, причём испуганно.

- Да вот так, - Анька руками развела. – Там семейка ого-го. Один папаша чего стоит. А Лидка, дура, влюбилась!

- В папашу!

- В младшенького. Что ещё хуже. – Аня вдруг вздохнула, глянула на меня с печалью и сказала: - Что ж мы с тобой за дуры такие?

Я подпёрла подбородок рукой и тоже вздохнула. На этот вопрос у меня ответа не было.

- На самом деле влюбилась? – спросила меня Анька чуть позже, когда мы остались наедине в её комнате. Я сидела на разобранном диване, по-турецки поджав ноги и прижав к животу подушку. А в ответ на её вопрос коротко кивнула. – А он?

Я плечами пожала. Сначала тихо проговорила:

- Не знаю, - а затем уже с чувством добавила: - не понимаю!

Анька головой качнула, отвернулась от меня и открыла шкаф, выбирала, что надеть. А мне сказала:

- Лид, это же Давид. Он по залу идёт, а на него все бабы, как гирлянды вешаются.

- Знаю.

- И зачем тебе это?

- Ань, ты так говоришь, как будто я этого хотела. Но случилось вот так. Я и сама, может, не рада.

- Тогда что?

Я помолчала, теребила угол подушки.

- Кажется, я его люблю. – Зажмурилась, даже рассмеялась. – Ань, я никого так не любила. Никого так не ждала, с ума не сходила. Не знаю, что делать с собой.

- Ты сдурела.

- Сдурела, - согласилась я. – Это именно то слово. Когда его нет, мне кажется, что я его ненавижу, что я злюсь, что он появится, и я ему всё выскажу. Всё, что думаю! А когда появляется… - Я руками развела. Потом повторила свою мысль: - Со мной никогда такого не было. – Усмехнулась. – Со времён Стёпки Морозова.

- Нашла, кого вспомнить! – Анька аж хохотнула от неожиданности.

- Ничего другого на ум не приходит.

- Тебе тогда пятнадцать было.

- Вот так я себя сейчас и чувствую. Веришь или нет. Глупой и странной.

Анька повернулась ко мне, присмотрелась с интересом, затем заговорщицки улыбнулась.

- Но он ведь классный, да?

Я в ответ не улыбнулась, проговорила серьёзным тоном:

- Чересчур. Таких не бывает. – Я отшвырнула от себя подушку. – Или бывают, но таким, как мы они не достаются. Их судьба такие, как Алина Потапова.

- Ну, видимо, что-то в их общей судьбе пошло вкривь и вкось. Кто сказал, что для тебя это плохо?

Я завалилась на диван и закрыла глаза. В который раз за это утро пожала плечами, а про себя подумала: ну почему ты опять не звонишь?

- Возьми и позвони ему сама, - сказала сестра, а я встрепенулась, глянула на неё испуганно.

- Я что, вслух это сказала?

- Ну да. А что?

Вздохнула, не зная, как реагировать на свою беспечность.

- Видимо, всё плохо, - отозвалась я.

Анька глаза закатила, и настойчиво повторила:

- Позвони ему сама. Лида, я тебя не узнаю. Это когда ты из-за мужика так переживала?

Вообще, Анька права. Почему я отвела себе роль встречающей на вокзале? В конце концов, самое страшное, что может случиться, это то, что Давид в очередной раз не ответит на мой звонок или его телефон окажется выключенным. Но он хотя бы будет знать, что я жду, скучаю, беспокоюсь. А не живу своей жизнью, порхая как бабочка, от цветка к цветку, не зная горя и печали.

Но на глазах сестры и тёти я звонить не осмелилась, переживая, что не смогу сдержать огорчения, если не смогу поговорить с Давидом. Вышла из их подъезда, прошла через заставленный машинами тесный дворик, и, оказавшись за углом, достала из кармана телефон и набрала номер. Честно, не ждала услышать голос Давида. Была готова к чему угодно неприятному, но не к его голосу в трубке. А он взял и ответил, причем, его голос прозвучал протяжно, насмешливо и только для меня, со знакомыми заигрывающими интонациями.

- Аллё, - пропел Давид, и я в первый момент растерялась. Но уже в следующий в меня словно одним глотком жизнь вдохнули. Мне стало легко, захотелось улыбнуться, оглянуться по сторонам и понять, что жизнь-то, на самом деле, прекрасна. И довольно проста, пока не начинаешь придумывать себе лишние проблемы, причём на ровном месте.

- Привет, - сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, а не звенел от счастья, как у малолетки. – Ты занят?

- Ты очень вовремя позвонила. Могу сказать, что с этого момента я на сегодня освободился.

- Надеюсь, что как раз собирался позвонить мне.

Давид хохотнул.

- Подумывал, - то ли признался, то ли поддался на мою уловку он. – А чем занимаешься ты?

- Я наелась блинов у тёти, и теперь до пятницы совершенно свободна. Долг близкого родственника исполнила, навестила, выслушала, пообещала и дальше быть хорошей девочкой.

- А ты хорошая девочка?

- Хотелось бы надеяться.

- Мне нравится, когда ты плохая девочка. И всеми силами это показываешь.

Я невольно заулыбалась, но Давида решила припугнуть.

- Надеюсь, рядом с тобой никого нет. Иначе что люди подумают?

Давид весело хохотнул.

- Позавидуют. Так чем планируешь заняться? Не хочешь составить мне компанию?

- Опять собираешься прокатиться по городам и весям?

- Не совсем. Хочу деда навестить. Пусть порадуется молодой красотке. А то он скучает наедине с домработницей.

Как можно было отказаться от такого предложения? Я его даже не ждала. По крайней мере, так скоро. А Давид неожиданно сам захотел познакомить меня с дедом. С человеком, про которого по городу ходило больше слухов, чем правды. Борис Иосифович Кравец уже столько лет слыл затворником, что кроме слухов о его персоне ничего достоверного и не осталось. Девчонки в ресторане болтали о сокровищах, тайнах, преступлениях и баснословных миллионах этой семьи. Конечно, шёпотом, в глаза Кравецам даже Озёрский улыбался, ничего лишнего себе не позволял. А это о многом говорило. Петрович большие деньги за версту чуял, знал, перед кем раскланиваться. И поэтому мне было так любопытно.

Да даже если бы и не взыгравшее любопытство, разве бы я отказала любимому человеку, когда он захотел познакомить меня со своей семьёй?

Через двадцать минут я уже сидела в машине Давида. Он подъехал за мной к торговому центру, и я встретила его появление сияющей улыбкой. Правда, он её, скорее всего, даже не заметил. Говорил по телефону, и мне лишь рукой махнул. Пришлось смириться с тем, что всё опять идёт не по моему плану, не так, как я успела себе напридумывать за последние двадцать минут ожидания его появления.

- Я буду в Нижнем не раньше понедельника, - говорил Давид невидимому собеседнику, и я заметила, как он неожиданно поморщился. Это было не для меня, в этот момент Давид отвернулся, и на лице была досада. То ли я появилась в его машине не вовремя, то ли звонок был несвоевременным, но моё присутствие его стесняло. А голос в трубке явно был женским, это я расслышать успела. – Я приеду, и мы поговорим, - продолжал он. – Про деньги я тоже помню. Давай, до связи.

Он отвёл телефон от уха, отключил собеседника и уставился на экран. Не знаю, что он там видел, ничего кроме заставки на экране не было, но Давид смотрел на него и молчал. Я за ним наблюдала несколько секунд, затем решила поинтересоваться: