И каждый раз, как эта здравая мысль меня посещала, на глаза наворачивались горячие слёзы, и мне приходилось глубоко дышать, часто моргать, чтобы предотвратить очередную волну бурных рыданий. Не буду я плакать, я завтра пойду на работу.

- Что с тобой случилось? – накинулась на меня Анька, когда мы на следующий день встретились в раздевалке. Я раздвинула губы в улыбке.

Надо сказать, что половину сегодняшнего утра я потратила на то, чтобы скрыть на лице следы вчерашних переживаний. И мне это неплохо удалось, правда, косметики на лицо пришлось наложить едва ли не тонну, да ещё постараться, чтобы всё это выглядело естественно. Меня сегодня можно на выставке выставлять, в качестве художественного произведения. Или пристроить в уголке дома деда Давида, под круглосуточную охрану.

- Я плохо себя чувствовала, - сказала я сестре, не желая её расстраивать. А чтобы уйти от опасной темы, как можно дальше, сказала: - Луиза приходила, они всё-таки продают квартиру и покупают дом.

- Мама не обрадуется.

Я дёрнула плечом.

- У них большая семья, - повторила я слова мачехи, - им надо.

- Знаю я её семью, всю поголовно. Ты и дядя в неё не входят.

- Ладно, не наговаривай.

- И больше ничего не случилось?

Я остановилась перед зеркалом, застёгивала форменную блузку. На сестру кинула лишь быстрый взгляд через зеркало.

- Если ты о Давиде, то всё нормально. Мы расстались. Кажется.

Анька застыла столбом, обдумывала информацию. Затем нахмурилась.

- Как это – кажется?

- То есть, я попросила его уйти, он ушёл, и на этом всё. Не думаю, что он позвонит.

Сестра руками развела.

- И что теперь?

- Ничего. – Я бодро улыбнулась. – Буду кивать ему при встрече в ресторане. – Застегнула последнюю пуговицу, к Аньке повернулась и хлопнула её по плечу. – Не я первая, не я последняя. Умирать не собираюсь.

Я ещё крутилась в раздевалке, занималась своими делами, а Анька задумчиво наблюдала за мной из угла. Не знаю, что высмотрела, может, мне, на самом деле, удалось продемонстрировать запас жизненной энергии, потому что сестра в какой-то момент заявила:

- Это хорошо, что ты так держишься. Но мне всё равно жаль, Лида.

- Мне тоже, - отозвалась я деревянным голосом, и на этом мы разговор закончили.

Я прошла на своё рабочее место, ресторан вот-вот должен был открыться, наступало обеденное время, а я про себя читала молитву, чтобы этот день прошёл спокойно, без неожиданных и неприятных сюрпризов. Пролистала книгу заказов на вечер, никого опасного для себя в списке гостей не увидела, и порадовалась.

- Ты точно не больна? – строго поинтересовался Николай Петрович, приглядываясь ко мне. – Не дай Бог, кого заразишь.

- Ни на кого чихать не буду, - заверила я его. А начальник выразительно постучал коротким пальцем о край стола администратора.

- Лидия… - начал он, а я его перебила:

- Со мной всё хорошо, Николай Петрович. И никаких неприятностей я вам больше не доставлю, обещаю.

- Я запомню твоё обещание. А если надо и припомню.

В этом я не сомневалась, добросердечностью и всепрощением Петрович не отличался.

Кого я хотела увидеть в этот день меньше всего, не считая Давида? Это Алину. А она появилась вскоре после открытия, я как её увидела, входящую в ресторан, едва удержалась, чтобы не рвануть из зала, в надежде переждать трудную минуту. Но собрала последние силы в кулак, и осталась на месте, смотрела, как она направляется ко мне, и настраивала себя на улыбку, пусть фальшивую и формальную, но улыбку. Мне же за это зарплату платят, да? Но, как выяснилось, обедать Алина не собиралась, подошла ко мне и смотрела недовольно. Белокурая, с прозрачной кожей, огромными голубыми глазами, в которых плескался укор. Изящная ручка легла на стойку, на тонком пальчике сверкал дорогой перстень с тёмным, почти чёрным камнем. Явно старинная, дорогая вещь. Правильно, Алина Потапова ничего другого не носит, не удивлюсь, если перстень подарил ей дед Давида, он же её едва ли не родной внучкой считает. Мне не хотелось на неё смотреть, а тем более разглядывать, но её образ будто сам по себе впечатывался в моё сознание, а я вспоминала, как Давид рассказывал мне о ней, о её красоте и идеальности. И я поневоле чувствовала себя рядом с ней гадким утёнком, вот только утёнок был крупнее лебедя, более неловким и нелепым.

- Добрый день, - поприветствовала я её. – Желаете пообедать?

- Не желаю, - в тон мне отозвалась гостья. Тоже меня разглядывала, с явным неудовольствием. После чего сказала: - Хочу с тобой поговорить. Мы можем… куда-нибудь выйти на пару минут?

Я, признаться, растерялась, принялась оглядываться, а к нам уже спешил Николай Петрович, озабоченно хмурясь.

- Алина Михайловна, рад вас видеть. Какие-то проблемы?

- Нет, но… Николай Петрович, можно я у вас сотрудника украду на пару минут? У нас личный разговор.

Озёрский сверкнул на меня глазами, явно предостерегая и коря, но отказать не посмел.

- Конечно. Не торопитесь.

Нет бы сказал:

- Ни в коем случае, она занята, на весь день! – и я бы осталась на рабочем месте, переполненная благодарностью любимому начальнику за то, что спас меня от неприятного разговора, а он лишь расшаркиваться принялся.

Я вышла из ресторана вслед за Алиной, та шла уверенной походкой, явно зная, куда направляется. Мне оставалось лишь следовать за ней. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, и вскоре оказались на просторном застеклённом балконе. Кадки с фикусами, столики под светлым тентом, цветы в вазах, а из людей никого. Как только мы вышли на балкон, Алина сбавила шаг, а потом и вовсе обернулась ко мне.

- Ты можешь объяснить мне, что случилось?

Я на всякий случай отступила от неё на шаг.

- А что случилось?

Алина прищурилась, что ей, кстати, совсем не шло.

- Давай сэкономим и твоё время, и моё. Не будем отвечать вопросом на вопрос. Я знаю, что что-то случилось. И, по всей видимости, ты в этом сыграла не последнюю роль. Я не хочу знать, что именно тебя связывало с моим мужем, но если тебе удалось вывести его из себя, то ты должна это исправить.

Я негромко хмыкнула.

- Насколько я знаю, он не является вашим мужем, - напомнила я ей. – Так почему я оказалась что-то вам должна?

- Ты понятия не имеешь, о чём говоришь.

- Очень может быть. Но у вас нет права чего-то от меня требовать. Если Давид чем-то недоволен, я считаю, что он достаточно взрослый и самостоятельный для того, чтобы озвучить свои претензии мне лично. Если ему есть, что мне сказать.

- Ему нечего тебе сказать.

- Тогда я совсем ничего не понимаю. Зачем вы пришли ко мне? Отругать меня, что-то выяснить или за него заступиться?

- Ты совершенно не знаешь его.

Это заявление прозвучало для меня неприятно, хотя и было правдиво, но из уст Алины Потаповой услышать его было вдвойне тяжело.

- Ты не знаешь, почему он сделал такую глупость, что со мной развёлся. А я знаю, знаю, что совсем скоро он одумается, и всё будет, как прежде. И мне совсем не нужно, чтобы новые знакомые вносили в его жизнь сумятицу, и вкладывали в его голову глупые мысли.

- Я так понимаю, что всё это в мой адрес.

- Ты правильно понимаешь, - кивнула она. – Он мне вчера позвонил совершенно пьяный, и нёс всякую ерунду про то, что ему нужно решить, как жить дальше. Сказал, что ты потребовала от него определиться. Определиться с чем, хотелось бы спросить?

- А он вам не сказал? Странно. Он же вам позвонил, а не мне. Спросили бы.

- Перестань мне дерзить. – Алина сделала шаг ко мне и уставилась мне в лицо. Непонятное ощущение, когда очень красивый человек смотрит на тебя очень зло. Ангелам, как бы, такие эмоции не свойственны. Но Алина Потапова, судя по всему, тот ещё ангел. – Мне совершенно всё равно, что между вами было. Таких, как ты, у него всегда была тьма. И меня никогда это не беспокоило. От особо прытких и настырных я избавлялась. И от тебя избавлюсь, запросто. Одно моё слово – и ты не будешь здесь больше работать. Ты не будешь работать в этом городе ни в одном приличном заведении. Но… - Алина отступила от меня и изобразила снисходительную улыбку. – Я не стану этого делать, уверена, что мне не стоит напрягаться, ты не глупа, и сделать выводы сможешь сама. Поэтому скажу только одно: держись от моего мужа подальше.

Мне даже сказать в ответ ей было нечего. Дело было не в том, что я испугалась или впечатлилась, хотя и не ждала от девушки с ангельской внешностью подобного тона и требований, но я понимала, что спорить с ней бесполезно. Да и зачем? Что я собираюсь ей доказывать? У меня нет ни одного козыря на руках.

- Я пойду, - сказала я, - нужно возвращаться к работе.

Я уже успела повернуться и сделать шаг, как Алина меня окликнула. Правда, так и не запомнила моего имени, или это было своего рода унижение.

- Постой.

Я обернулась. Алина смотрела на меня задумчиво.

- Запомни адрес: Нижнеколоменский проезд, дом два. Квартира, если не ошибаюсь, восемь. Спроси Марию Кочергину.

Я нахмурилась.

- Кто это?

- Это причина, по которой мы развелись. И причина, по которой Давид ко мне вернётся, когда успокоится. Надеюсь, что после этого ты оставишь его в покое. И перестанешь заставлять его совершать глупости.

11

Я заставляю Давида совершать глупости!

Я думала об этом до конца рабочего дня. По моему мнению, он и без меня с этим отлично справлялся, ещё до нашего с ним знакомства. Конечно, первое впечатление Давид Кравец производит совершенно иное, но, в конце концов, даже идеальный мужчина встал под общий со всеми особями своего пола знаменатель. Эгоист и параноик. Вот только понимание этого факта, совсем не остудило мои чувства, и с принятием решений я не спешила. Всё ещё ждала развития ситуации.

Хотя, какое развитие, если Давид, расстроенный и опечаленный, поспешил позвонить бывшей жене, а не мне. А та, как выяснилось, и рада стараться. Я, конечно, и раньше подозревала, что Алина не просто так бывшего мужа без конца подначивает, поддерживает его, так сказать, в тонусе своей язвительностью и остротами, и подобная тактика приносит хорошие плоды, не поспоришь. А теперь я знаю наверняка, всю изнанку нашей истории, и никакого места для себя в банке с пауками, в которой неожиданно оказалась, не нахожу. А что это значит? Правильно, что из этой банки пора выбираться. Я в последнее время всерьёз ощущаю себя на месте участника реалити-шоу, словно за стеклом живу. Все ходят, в глаза мне улыбаются, а сами исподтишка наблюдают за моей жизнью, всем интересно, чем же дело закончится. Когда мне официально дадут отставку. Ведь не может в реальной жизни случиться такого, чтобы Давид Кравец и какая-то девка с ресепшена! Наверное, его родственники и знакомые именно так обо мне отзываются.

- Что она от тебя хотела? – спросила Анька, улучив момент и оставшись со мной с глазу на глаз.

- Ничего особенного, - неохотно ответила я и, стараясь не встречаться с сестрой взглядом. – Просила оставить её мужа в покое.

- Ого. – Анька замолчала, обдумывала. Потом переспросила: - Они решили снова сойтись?

Я листала книгу заказов, без всякой необходимости, лишь бы что-то делать. Листала быстро, выдавая этим степень своей нервозности, но поделать с этим ничего не могла.

- Не знаю. Это их дело.

Анька потёрла кончик носа, на меня смотрела с сожалением.

- Она тебе хамила? – Я не ответила, а сестра кивнула, подтверждая собственные выводы. – Алина может, я знаю. За ангельской внешностью скрывается злая жаба.

Я не удержалась и зло хмыкнула.

- Правда? И что, все это знают, но предпочитают закрывать глаза на её недостатки?

Анька плечами пожала.

- Наверное. Мужики-то уж точно. А мы… мы что, мы молчим. Наше дело маленькое.

- Я тоже себя не на помойке нашла, чтобы выслушивать её оскорбления.

Анька беспокойно сдвинула брови.

- Ты с ней разругалась?

Герой из меня какой-то неправильный, когда врага в опасной близости нет, я переполнена желанием воевать.

- Нет, - созналась я, - но общаться с ней впредь, желания у меня не возникает.

Анька вдруг схватила меня за руку.

- И правильно, не ругайся, Лид, не надо. Они богатые, нам их не понять. Алина Потапова так и будет здесь желанным гостем, а тебя уволить могут. Не порти себе жизнь.

- Не буду, - буркнула я, совсем не порадовавшись доводам сестры. Ну почему в жизни всё так несправедливо?

Нижнеколоменский проезд, дом два, квартира восемь. Это где-то на окраине, старые дома. Дома ещё старше, чем наши панельные «хрущёвки». Вот только зачем я об этом думаю, если не собираюсь плясать под дудку Алины Потаповой и отправляться по этому адресу? Но имя некой Марии Кочергиной не давало покоя. Я гнала от себя эти мысли, гнала, но они заполняли ту пустоту, что появилась после ухода Давида. И я сейчас могла думать лишь о нём, об Алине Потаповой, а думать об этих двоих, тем более вместе, мне совершенно не хотелось, либо о неизвестной мне Маше. И о её роли в жизни Давида. Раз уж, как утверждает Алина, он из-за неё развёлся, значит, это была не просто интрижка. Как со мной, надо полагать. Но зачем-то меня поставили в известность об этой особе, вряд ли просто для того, чтобы лишний раз уколоть. Алина отчего-то посчитала, что мне нужно это знать. И что эта информация окончательно разрубит затянувшийся узел. По крайней мере, для меня.