- И давно вы стали подругами?!

- А вот это не имеет никакого значения! – Я руками развела. – Ты чего так разволновался? Тебя что, кто-то тронул, тебе жить мешают, семейные отношения налаживать? У тебя кто-то что-то просит? Тебя не было несколько месяцев, и мы прекрасно без тебя справлялись.

Давид смотрел на меня в полном возмущении.

- Кто это – мы?

Я легко пожала плечами.

- Мы с Машей. И нечего на меня так смотреть, - разозлилась я. – Что ты хочешь мне сказать? Что ты о ней сильно заботишься? Деньги присылаешь? Много раз ты о ней вспоминал, пока жену по Европе возил?

- Не смей так со мной разговаривать!

- Я, вообще, с тобой разговаривать не хочу, - объявила я ему. Развернулась, собираясь уйти, но тут же передумала. Подступила на шаг, и посмотрела Давиду в лицо, правда, для этого мне пришлось откинуть голову назад. – Перестань делать из неё больного человека, - проговорила я с нажимом. – Она два года просидела в четырёх стенах, в этой квартире, будто на кладбище. Ей не нужны врачи, а уж тем более психиатры. Ей жить надо дальше, как-то, но жить, Давид. Ты же живёшь, через боль, но живёшь. Почему ты ей в этом отказываешь?

Он отвернулся от меня. Молчал, подбородок будто каменный, и словно дышать перестал. Весь напряжённый и разозлённый.

Я сделала шаг назад.

- Хочешь её поддержать, - продолжила я, - приезжай к ней и поговори с ней. Узнай, как у неё дела, похвали перемены в её жизни, даже если они тебе не по душе. Но для неё это важно! Она мать твоего ребёнка, ей не нужны от тебя деньги. А не можешь поддержать, тогда не мешай, - попросила я. – Мы эти месяцы отлично без тебя справлялись, и дальше справимся. Будь спокоен! Занимайся своей жизнью.

- То есть, опять получается, что я кругом не прав? – спросил он мне вслед. – У тебя всегда не прав я! Вот только я не понимаю, кто дал тебе право исправлять мои ошибки? Исправляй свои, - выдал он и открыто указал на Лёню.

Я снова вернулась. Это было чёрт знает что такое, но Давид стоял на месте, а я бегала перед ним туда-сюда.

- Во-первых, не ори на всю улицу. Там люди с работы идут, - я указала на арку, за которой находился чёрный вход гостиницы. – А, во-вторых, по поводу моих прав, узнай у своей жены.

Давид моргнул, после чего недовольно поджал губы, а я кивнула, подтверждая посетившие его в этот момент догадки.

- Да, да. Это она отправила меня к Маше в своё время. Наверное, чтобы я прониклась, ужаснулась, испугалась… не знаю, что она сама из-за этой ситуации чувствует. Но я после позвонила ей и сказала, что она подлая тварь. Что заставила несчастную женщину ещё раз пережить весь ужас потери, лишь бы я от тебя отстала. Но, думаю, что её моё мнение не слишком озаботило, и спит она спокойно. Она же идеальная. Ангел во плоти! Надеюсь, тебе тоже с ней спится хорошо, - закончила я, понимая, что наговорила лишнего. Но уж слишком разозлилась.

И Давид разозлился. Схватил меня за локоть, сильно, больно, но я решительно свою руку освободила.

- Не трогай меня.

Направилась к машине, рванула на себя дверь и села на переднее сидение. Лёня сел следом, был молчалив и задумчив, и я, чтобы сдвинуть ситуацию с момента, об который мы все споткнулись, попросила:

- Поехали.

Давид остался на стоянке, я всё же кинула на него взгляд, когда автомобиль проезжал мимо него, и я видела, знала, чувствовала, что он не просто зол. Он здорово расстроен. Но я запретила себе его жалеть.

Лёня молчал, наверное, боялся что-то сказать или спросить, чтобы всё окончательно не испортить. И тогда я решила не притворяться, не делать вид, что ничего не случилось, и сказала:

- Это мой бывший любовник.

Лёня голову повернул и посмотрел на меня. Долгим взглядом.

- Настолько бывший, что кроме общих претензий ничего не осталось, - добавила я.

Лёня кивнул, стал смотреть на дорогу, и продолжал молчать. А я расстроилась из-за того, что у меня снова всё вверх тормашками, я даже на первое свидание не могу сходить без неловкости и дурацких приключений.

Конечно, от этого вечера больше нечего было ждать. Лёня довёз меня до дома, мы скомкано попрощались, и я зашла в свой подъезд. И разревелась, как дура, не успев войти в квартиру. Напряжение, что держала в себе половину вечера, вырвалось наружу, и я плакала дома, стирая слёзы с лица рукавом халата. И думая не о том, в чём меня Давид обвинил, не о том, что он мне сгоряча наговорил, а о том, что после всего, что я ему сказала, и про Алину его разлюбезную в том числе, он поехал к ней. И спать лёг в её постель. И завтра, когда он ей расскажет – если расскажет! – о произошедшем, она сделает всё, чтобы выйти из мутной воды чистой. Не удивлюсь, если заявит, что я всё придумала, и она меня к Маше не отправляла. А Давид возьмёт и поверит.

Паранойя.

Днём, приехав на работу, я первым делом отправилась в цветочную лавку. Застала Машу за опрыскиванием цветов. Она была в лавке одна, всё делала неспешно, и выглядела задумчивой. И невесёлой. Я вошла, колокольчик над входной дверью мелодично звякнул, и Маша обернулась. Улыбнулась мне в знак приветствия.

- Привет.

- Привет, - отозвалась я, прикрывая за собой дверь.

- Чаю хочешь?

- Не отказалась бы.

Маша отодвинула для меня стул, включила электрический чайник с узором из розочек на боку, и засуетилась с чашками. А я за ней наблюдала. И, глядя на неё, лишь больше убеждалась в правильности своих поступков. Что бы Давид ни говорил, а на людях, занимаясь делом, Маша выглядела и чувствовала себя лучше. Нужной. А он слишком привык считать себя единственным человеком, который ей необходим после смерти сына.

Маша тоже кидала на меня многозначительные взгляды.

- Ты бледная. Не спала?

- Да так… - ушла я от ответа.

А Маша с пониманием кивнула.

- Давид приехал.

- Приехал, - согласилась я. – Но ко мне это никакого отношения не имеет.

Маша вздохнула, присела напротив меня, подула на горячий чай. Сказала:

- Прости меня.

Я удивлённо посмотрела.

- За что?

- Я тебе не сказала, что он мне звонит.

- Было бы странно, если бы он тебе не звонил. Он о тебе переживает.

- Всё равно. Я ведь знала, где он… с кем. Просто не знала, как тебе сказать. Не хотелось расстраивать.

- Я и так знала, Маш.

- И вернулся он, наверное, из-за меня. Я ему сказала, что на работу устроилась, что мне больше не надо денег присылать.

- А он психанул, - догадалась я.

- Он насторожился.

- Вот пусть настораживается дальше, - не выдержала я.

Маша задержала чашку у своих губ, меня разглядывала. Потом спросила:

- Он с тобой говорил? Что сказал?

- Неважно, что он сказал. Важно, что я тебе скажу. – Меня несло. – Семейная жизнь ему на пользу не идёт, вернулся он с явным психозом!

Маша хмыкнула, вдруг улыбнулась.

- Что-то мне подсказывает, что психует он не из-за Алины.

- А из-за кого? Хочешь сказать, что из-за меня?

- А ты этого не хочешь?

Я судорожно втянула в себя воздух. Обдумывала её слова.

- Не знаю. Раньше хотела, а потом оказалось, что я его почти не знаю. Вот таким, каким я видела его вчера, я его не знаю.

- Это многое меняет?

- У него во всём виновата я!

- В чём?

Я выдержала паузу, не зная, стоит ли признаваться, но решила, что поступать, как Давид, и ограждать Машу от всего, не стану.

- Говорит, я лезу не в своё дело. Потому что ты – это его дело.

- Глупости. И не слушай его. Он просто злится. – Маша протянула руку и похлопала ею по моей руке, как-то по-матерински, будто с высоты своего опыта. Хотя, надо признать, кому разбираться в душе и тайных помыслах Давида Кравеца лучше, чем ей? – А на посторонних для него людей он никогда не злится, поверь.

- У него жена есть, - проговорила я с долей ехидства, - пусть злится на неё. Никогда не поверю, что повода не даёт.

И, словно подслушав наш разговор, дверь цветочной лавки открылась, с тем же звуком мелодичного колокольчика, мы с Машей повернули головы и застыли, увидев в дверях Алину Потапову. Она стояла и смотрела на нас. Без удивления, зато с неприятным прищуром. Будто раздумывала, что с нами делать после совершённого предательства. Ведь, судя по её взгляду, она застала нас в момент заговора против её светлоликой персоны. Посмотрела на Машу, просверлила взглядом меня, после чего захлопнула дверь и пошла прочь. Мы смотрели, как она удаляется, сквозь стеклянные стены цветочной лавки. После чего переглянулись.

- Ничего хорошего не будет, - вздохнула Маша. А я предложила:

- Давай пить чай.

13

Над входом в ресторанный зал вешали красивую гирлянду. Время обеденное, посетителей немного, я сидела на высоком стуле за стойкой администратора и наблюдала за работой электриков. От скуки мотала ногой.

Хотя, нет, не от скуки. Скучать мне не давали одолевающие мысли и неожиданные проблемы, свалившиеся на голову, как снег в декабре, а всё из-за приезда Давида. С женой. Алина Потапова крутилась в гостинице с самого утра, я не понимала, что она здесь делает, раз в ресторан носа не кажет. Даже, улучив момент, сходила в холл, на ресепшен, и аккуратно расспросила знакомую девочку. Та любознательно хмыкнула, а я взглянула на неё с намёком. Порой люди своё любопытство не контролировали. И, конечно же, как только по гостинице разнёсся слух о том, что Давид вернулся, все вновь начали поглядывать на меня многозначительно. Снова нашлось, что обсуждать! Моя с ним история (именно моя с ним, и никак иначе, ведь принять тот факт, что Давид Кравец всерьёз заинтересуется девушкой с ресепшена, невозможно), будоражила умы, наверное, всех работников женского пола огромного гостиничного комплекса. Меня-то толком до этого никто не знал, а сейчас я была звездой и объектом для наблюдения. А тут я рискнула выспросить про жену Давида. Чем она в гостинице занимается. Если честно, до того момента, как я задала этот вопрос и встретила взгляд приятельницы, я не задумывалась о том, что мне лучше придержать своё нездоровое любопытство при себе. Но было поздно. И пока я себя мысленно ругала, Оксанка уже что-то искала в компьютере, после чего загадочным шёпотом проговорила:

- Номер 355. Итальянец остановился, бронировала Алина Потапова.

Я нахмурилась.

- Что за итальянец?

- Старый какой-то. Я его помню, у него маленькая собачка.

- Понятно, - пробормотала я.

Оксанка смотрела на меня во все глаза.

- А что происходит? – спросила она жадно.

Я моргнула, глянула удивлённо.

- Ничего. Сверяюсь с книгой заказов. Петрович отслеживает всех иностранцев перед праздниками.

Совершенно немыслимое объяснение, и Оксанка мне, конечно, не поверила, но я широко улыбнулась, и отправилась обратно в ресторан, старательно делая вид, что ничего не происходит. И как раз увидела Алину, выходящую из лифта, вместе с мужчиной плотной комплекции, в костюме цвета баклажан, и с маленьким йорком под мышкой. Мужчина смешно жестикулировал, с интересом поглядывал по сторонам и то и дело наглаживал свою собачку.

Я наблюдала за ними, дошла до цветочной лавки, забрала у Маши вазу с белыми розами, присыпанными блёстками, чтобы поставить рядом со своим рабочим местом. И, конечно же, на обратном пути, как назло, попалась им встреч, столкнулась нос к носу. Мужчина сбился с шага, и, видимо, с темы разговора, на меня уставился, надо сказать, весьма благосклонно, а я ему улыбнулась. А что не улыбнуться странного вида итальянцу, правда? А вот Алина наградила меня убийственным взглядом.

- Что ты здесь разгуливаешь? – шикнула она, а я взглянула удивлённо. После чего решила возмутиться:

- Я работаю. – Показала цветы, в первую очередь итальянцу, сопроводив это очередной улыбкой. – Правда, красиво?

Наверное, он по моей воодушевлённой улыбке уловил смысл моих слов, потому что расплылся в ответной и сообщил:

- Bella!

- Добро пожаловать в Россию, - проговорила я специально для него по-английски, и итальянец просиял.

- Уйди уже, - нетерпеливо попросила меня Алина.

Я направилась дальше по своим делам, не взглянув на неё, зато одаривая открытым взглядом и улыбкой всех мужчин, что попадались мне встреч.

- Что ты творишь, - качал головой Озёрский, когда позже подошёл ко мне, по всей видимости, выказать своё недовольство. Откуда он узнавал обо всём, что происходило в гостинице без его непосредственного участия, оставалось только догадываться. – Расхаживаешь по гостинице, словно дома у себя. – Начальник ткнул пальцем в мою грудь. – Вот в этом платье.