- Просто если это подделка, может, мы не будем его искать? – осторожно проговорила я.

Мы вышли через вращающиеся двери торгового центра, я произнесла это вслух, и Давид остановился, как вкопанный. Повернулся и на меня уставился.

- Ты с ума сошла? – спросил он, в конце концов.

Я головой качнула, глянула умоляюще.

- Ты же сам говорил, что старинным вещам свойственно находиться и исчезать. Они сами решают, когда и с кем им оставаться. Вот перстень решил…

Давид вдруг удивлённо хохотнул и руку мою выпустил. Отступил на шаг.

- Ты его пожалела?

Я невинно вытаращила на него глаза, но промолчала, не зная, что сказать. Было как-то неудобно подтвердить его догадку, даже мне самой это казалось глупым. А Давид ещё и руками в сердцах всплеснул.

- Сдуреть можно! Ты его пожалела! Этого бесцветного Дон Жуана!

- Я не Дон Жуана пожалела, - попыталась разъяснить я. – А Лёню, как человека. Кажется, ему и, правда, в жизни не везёт.

- Зашибись! – возмутился Давид. – Тогда давай раз в месяц устраивать благотворительные акции, пусть все неудачники являются к нам и берут, что хотят! Брошка ушла, перстень ушёл! Знаешь, детка, то, с какой лёгкостью ты прощаешься с драгоценностями, меня несколько беспокоит!

Я вздохнула, не зная, как ещё объяснить ему свою позицию, а в качестве примирения подошла, и взяла под руку. Прижалась к Давиду, когда мы начали спускаться по широкой лестнице к стоянке для автомобилей.

- Я просто хочу точно знать, сколько он стоит. Если всё правда… про легенду, тогда, конечно, надо искать, надо обратиться в полицию. А если ты всё выдумал…

- Лида, даже если я что-то и выдумываю, я эту выдумку, свою историю, в состоянии продать. Дело не в ценности этого перстня, а в том, сколько за него заплатят. Мне, а не ему. Потому что этот утырок спустит его за бесценок. А я получу больше раз в пятьдесят.

- То есть, ты всё придумал? – ухватилась я за его слова.

Давид сунул руки в карманы куртки, недовольно нахмурился, даже набычился, и на меня не смотрел. Шагал к своей машине, буквально таща меня за собой на согнутом локте и никакого дискомфорта из-за этого, судя по всему, не ощущая. И после небольшой паузы, мне сообщил:

- Я ничего не придумал. Как я сказал, так и есть. Просто потому, что я так сказал.

То есть, расспрашивать и спорить дальше бесполезно. А графа Орлова, даже посмертно, можно поздравить с новым подарком от великой возлюбленной. Давид Маркович Кравец ему это организовал.

Видимо, для того, чтобы показать, насколько он возмущён и мною недоволен, Давид, сев в машину, решил включить телефон, который с утра так и оставался забытым, лежал в кармане куртки и не подавал признаков жизни.

- Успокойся, - попросила я его, наблюдая, как он уткнулся взглядом в ещё тёмный экран телефона. Даже рискнула погладить Давида по щеке, на что он буркнул нечто невразумительное и плечом дёрнул, но не отодвинулся. А потом телефон включился, Давид глядел в него, нахмурился и сообщил:

- Отец звонил. Десять раз.

- Потерял тебя, - невинно проговорила я, а Давид уже набрал номер и приложил телефон к уху.

- Пап, что случилось? Да живой я, всё нормально… Что?

Марк Борисович говорил громко, но сбивчиво. Я прекрасно слышала его голос, но кроме отдельных слов разобрать ничего не могла. А Давид переспросил, поднял голову и на меня уставился. Я тревожно нахмурилась.

- Что случилось?

Давид от меня отвернулся, продолжал слушать отца, нервно постукивал пальцами по рулю, после чего пообещал:

- Я уже еду, пап. – Телефон выключил, опустил руки на руль, и замер так.

- Давид, что случилось? – переспросила я, не в силах сдержать тревогу.

А он вдруг хохотнул.

- Ночью магазин вскрыть пытались. Сигнализацию отключили.

Я открыла рот, но что сказать, так и не нашлась. Давид голову повернул, посмотрел на меня и поинтересовался:

- Тебе его всё ещё жалко?

Мы поехали в магазин, в тот самый, в котором я когда-то купила себе брошку у Рудольфа Марковича. Прошло достаточно времени с моего единственного визита, но, что странно, продавец меня узнал. Мы с Давидом вошли в магазин, на двери которого висела табличка «Закрыто», и увидели бессменного продавца, отца Давида, беспокойно вышагивающего на небольшом свободном от мебели и витрин островке, а ещё двух мужчин с серьёзными лицами, в гражданской одежде, но по ним с первого взгляда можно было определить стражей правопорядка. Мы вошли, все обернулись на звук колокольчика над дверью, и Марк Борисович несказанно обрадовался, увидев сына.

- Давид, наконец-то! Где ты был? Я здесь с самого утра!

- Я был занят, - коротко сообщил Давид, представился следователям, а я замерла неподалёку, совершенно не зная, что делать, как себя вести, но и ждать в машине было бы совершенно невозможно, я от тревоги, смешанной с любопытством, с ума бы сошла. Рудольф Маркович меня приметил, мило улыбнулся, и именно по этой улыбке мне почему-то показалось, что он меня вспомнил. А вот отец Давида неодобрительно на меня уставился, потом на сына посмотрел, но тот был занят, а отвлекать его, Марк Борисович не осмелился.

Не зная, в какую сторону смотреть, я принялась смотреть по сторонам, благо, было на что.

- Вы не передумали насчёт платья? – поинтересовался у меня Рудольф Маркович, неслышно приблизившись ко мне спустя какое-то время.

Я растянула губы в ответной улыбке.

- Боюсь, что нет. Так и не придумала, куда в нём выйти.

- Это совсем неважно, главное, чтобы оно у вас было. Это придаст вашей жизни нотку сказки и шарма. Попросите Давида, он вам расскажет. Он всегда был мальчиком впечатлительным, как и его дедушка, обожает сокровища, а особенно ощущение владения чем-то, что другим не дано. Или не позволено.

- О, это я уже поняла, - пробормотала я, украдкой поглядывая в сторону этого графа Монте-Кристо.

- А я почему-то был уверен, что вы к нам ещё обязательно вернётесь.

Я снова улыбнулась, на этот раз искренне, но без особой радости. Что-то печальное мне почудилось в его замечании.

Колокольчик снова звякнул, громко, раскатисто, потому что кто-то решительно распахнул дверь магазина, и все снова, как по команде, обернулись. А мне, когда я увидела вошедшего, то есть, вошедшую, захотелось застонать в голос. Я даже пожалела, что не осталась ждать в машине.

Алина Потапова вошла в магазин, остановилась, смерила всех присутствующих внимательным взглядом. До нас с Рудольфом Марковичем дошла в самую последнюю очередь. Мы стояли в сторонке, в полутьме, и поэтому я могла спокойно наблюдать за эмоциями на её лице, когда она увидела мужа (пора заканчивать называть Давида мужем Алины Потаповой, даже мысленно, это ведь действительности не соответствует), затем его отца, досталось и следователям, что брали у Давида показания. Она сделала несколько смелых, уверенных шагов, словно собиралась сама кинуться в гущу событий и всё решить. Дверь за её спиной захлопнулась, Алина прошла до середины зала, и вот тогда уже заметила меня. И сбилась шага. Это было настолько заметно, её растерянность выплеснулась наружу, что я могла бы порадоваться подобной реакции, но мне радостно совсем не было. Мне совершенно не хотелось вступать с ней в конфликт, что-то выяснять, разговаривать, попросту оказаться с ней лицом к лицу не хотелось. Я бы предпочла никогда не встречаться, но вот мы с ней в одном помещении, совсем рядом, смотрим друг на друга, а причина нашего конфликта всего в паре метров стоит, и нужно что-то делать со всем этим, решать, предпринимать. Причём, прошу заметить, не мне, а ему.

- Что она здесь делает? – спросила Алина неизвестно у кого, продолжая стоять посреди магазина.

На неё посмотрели, но никто так и не ответил. А она взяла и ещё пальцем в меня ткнула. Повторила свой вопрос:

- Что она здесь делает?

Полицейские перестали говорить, обернулись на нас, Давид помрачнел, а Марк Борисович поспешил к любимой невестке. Бережно взял ту под локоток.

- Алина, успокойся. Мы потом всё выясним. Сейчас, видишь, что происходит?..

Алина позволила отвести себя в сторону, но продолжала сверлить меня взглядом. Потом на Давида посмотрела, позвала его по имени. Тот обернулся, отмахнулся, вернулся к разговору со следователями. А я закинула голову назад и стала смотреть на потолок с лепниной.

Прошло несколько минут в тягостной тишине. То есть, в середине торгового зала шла оживлённая беседа, а остальные присутствующие хранили тяжёлое молчание. Рудольф Маркович рядом со мной, кажется, проникся воцарившейся атмосферой, и от волнения то и дело подпрыгивал на месте или переминался с ноги на ногу. А пару раз и вовсе выдал томительный вздох, как будто это его всё это время буравили взглядами и насылали на его голову проклятия.

Наконец, следователи засобирались, ещё что-то спросили, записали, попросили подъехать к ним в прокуратуру и, коротко распрощавшись, ушли. Не успела за ними дверь магазина закрыться, как все начали говорить, как-то незаметно на повышенных тонах, я заявила, что ухожу, и тогда Давид вдруг рявкнул:

- Все замолчали!

И все замолчали, даже Рудольф Маркович, всё это время пространно жаловавшийся на бандитов и коррупцию. Я тоже замолчала, хотя, за всё это время сказала только два слова, собираясь покинуть поле битвы, отвернулась ото всех и сложила руки на груди, приняв оборонительную стойку.

- Что вы все голосите? – в гневе пожаловался Давид, когда стало тише.

- Давид, я хочу знать, что она здесь делает? – вновь потребовала ответа Алина, выступила вперёд и снова ткнула в меня пальцем.

- Она приехала со мной, - ответил он. – Куда больший вопрос, что здесь делаешь ты.

- Я? – Алина ахнула, обернулась на Марка Борисовича. – Твой отец мне позвонил, он не мог тебя найти! Он переживал, магазин обокрали!

- Мой отец не должен из-за этого переживать, - грозным голосом проговорил Давид. – Потому что это его обязанность – решать проблемы магазина. Даже если меня нет, это его обязанности, а не твои. Также как его идеей было нанять для установки сигнализации совершенно неизвестную контору, потому что заплатить им пришлось, куда меньше той суммы, что была выделена. Да, папа?

- Ты сейчас об этом хочешь поговорить? – рассердился Марк Борисович.

Давид головой покачал.

- Нет, не хочу. Я хочу, чтобы ты подготовил все документы и передал их следователям. И объяснялся с ними по этому поводу сам. Потому что ты принял это решение в моё отсутствие, и ты несёшь за него ответственность. – Он повернулся к Алине. – Теперь с тобой. Будь добра, поезжай домой, и не вздумай звонить своему папе. Который в порыве души оповестит о случившемся весь город. Скажи, что мне не нужен его друг прокурор области, следователи районной прокуратуры вполне справятся. Не миллионы украли и не Рубенса, переживём.

- Давид!..

- Поезжай домой, - с нажимом проговорил он. – Я приеду вечером, и мы поговорим.

- О чём поговорим? О чём ты собрался разговаривать?

Он на Алину зыркнул, потом на меня, причём с тем же нетерпением, и указал мне на дверь.

- Ты иди в машину. – Выдохнул, наконец. – Рудольф Маркович, начинайте инвентаризацию заново. Список пропавшего мне покажете.

- Конечно, конечно, - мелко закивал впечатлённый происходящим продавец. Уверена, что в его тихой и размеренной жизни и работе, давным-давно не происходило подобных встрясок.

А я поспешила к выходу, даже не подумав обернуться и посмотреть, идёт ли за мной Давид. Выскочила на улицу, втянула в себя холодный, морозный воздух, и только тогда поняла, что у меня щёки не горят, они полыхают огнём. И внутри всё вибрирует, будто перед взрывом.

Давид вышел следом за мной, открыл машину, и мы сели в салон. Я тут же схватилась за свои щёки, а он на меня даже не посмотрел, сразу завёл двигатель, и мы поехали. Мне казалось, что он жутко злится, и я боялась подать голос. Только посматривала на него украдкой. В конце концов, я закрыла ладонями не только щёки, но и всё лицо. И вот тогда Давид обратил на меня внимание.

- Что с тобой? – спросил он.

- Умереть хочу, - призналась я, продолжая сидеть закрывшись. – Стыдно так.

- Из-за Алины?

Я руки опустила, выдала несчастный вздох, похожий на стон.

- Нужна мне твоя Алина сто лет, - пробормотала я. Краем глаза заметила, что Давид выразительно закатил глаза, но комментировать не стала, и он промолчал. – Я из-за кражи. Это ведь всё из-за меня. Я, как последняя дура, всё разболтала!

Давид неожиданно фыркнул, даже усмехнулся.

- Помнится, совсем недавно, тебе его жалко было. Ты предлагала не искать и смириться с утратой. Передумала?

- Так мне в голову не могло придти, что он магазин ограбит! – Я голову повернула, на Давида вопросительно уставилась. – Это ведь Лёня, да?