И все же он не мог заставить себя до конца осудить свое поведение в ночь накануне того дня, когда он увидел Элизабет на углу улицы, — ночь перед тем, как она утонула. Ведь именно в эту ночь он пригласил ее младшую сестру, Ди, в оранжерею Скунмейкеров. Это была нехарактерная для него целомудренная ночь. Они шептались и обменивались невинными поцелуями. На следующее утро Элизабет увидела Генри и Диану вместе, и по ее взгляду он увидел, что его невеста поняла, что произошло. Должно быть, это и довело ее до смерти — в реку просто так не падают, чтобы не вернуться. Генри не мог отрицать этот ужасающий факт.

Однако Генри винил не одного себя. Он также винил своего отца, и именно по этой причине ему было так тошно слышать рассуждения У. С. Скунмейкера о Элизабет, словно она имела отношение к его политическим амбициям.

Генри повернул назад и начал пробираться сквозь марширующий оркестр, следовавший за парадом. Крутом возвышались многоквартирные дома — некоторые из них принадлежали компании его отца, — с безликими фасадами и украшениями в псевдоитальянском стиле. Эти завитушки из штукатурки, которые вечно осыпались, ужасно действовали Генри на нервы.

Он зацепился локтем за тромбон, из-за чего музыканты столкнулись, и инструменты издали фальшивые ноты. Однако музыканты знали, кто им платит, поэтому никто не посетовал вслух. На них была униформа цветов Скунмейкера — небесно-голубая с золотом. Генри продолжил пробираться сквозь оркестр, оглушенный пронзительными звуками рожков, затем через толпу леди в массивных шляпах и белых перчатках, следовавших за оркестром.

Услышав, как леди произносят его имя, он понял, что они обернулись, чтобы посмотреть на молодого человека, который идет против движения — несмотря на то, что парад устроил его отец. Разумеется, позже он еще услышит об этом своем поступке. Его отец обожал грозить, что лишит Генри наследства, если он не будет себя вести как следует сыну будущего мэра. Правда, эти угрозы стали звучать реже с тех пор, как отец осознал, что может базировать свою избирательную кампанию на неподобающем отношении нынешнего мэра к смерти дебютантки и на горе своего сына.

— Скунмейкер!

Генри обвел взглядом лица людей, столпившихся на тротуаре, и лица участников парада и, наконец, встретился глазами со своим старым другом, Тедди Каттингом. Рядом с Тедди была его младшая сестра Элис, светловолосая, как ее брат, с такими же серыми глазами. Сейчас она смущенно потупилась. Как-то раз Генри поцеловал ее в саду, окружавшем коттедж Каттингов в Ньюпорте, и с тех пор она не могла смотреть прямо ему в лицо. Кажется, она была самой младшей из сестер Тедди — впрочем, Генри не был в этом уверен, поскольку Тедди был единственным сыном в семье, где много дочерей. Словом, на взгляд Генри, Тедди был человеком, у которого слишком много сестер.

— Мисс Каттинг, — сказал Генри, взяв ее затянутую в перчатку руку, чтобы коснуться поцелуем, — Всегда так приятно вас видеть.

Тедди предостерег его взглядом.

— Похоже, с тебя хватит.

Генри одарил своей обаятельной улыбкой брата с сестрой и ответил:

— Я сыт по горло.

— Тогда пойдем. — Тедди положил руку иа плечо Генри, Он больше всех проявлял сочувствие к Генри после несчастья, случившегося в октябре. — Я знаю тут одну закусочную.

Они распрощались с Элис, которая присоединилась к группе молодых женщин, и, опустив голову, двинулись вместе с толпой простых людей. Правда, их выдавал блеск черного цилиндра Генри и великолепный покрой его пальто, а также коричневая куртка Тедди из вигони и марка «Юнион Сквер» на его коричневом котелке — сразу было видно, что это представители городской элиты, но оба молодых человека старались не встречаться со взглядами людей в толпе, а, когда добрались до переулка, остановили первый же экипаж.

Закусочная, предложенная Тедди, оказалась чистой и уютной. Пол был вымощен белыми восьмиугольными плитками, на стенах — зеркала. Друзья уселись за маленький круглый столик из темного дерева и заказали немецкое пиво, которое им принесли в стаканах с кусочками лимона. Генри расслабился после стольких часов, проведенных на публике. Он был благодарен другу за то, что тот подождал и заговорил лишь после того, как они отпили из своих стаканов.

— Как ты это переносишь? — спросил Тедди, ставя стакан на стол.

Он снял шляпу. Его белокурые волосы были аккуратно зачесаны набок. Генри слегка улыбнулся, и Тедди продолжил:

— Я с трудом выношу речи твоего отца, а я ведь даже не его родственник. Я имею в виду, что он был едва знаком с Элизабет, и вот так, в политических целях использовать ее смерть…

Тедди покачал головой.

— Давай не будем об этом говорить, — Генри сделал большой глоток пива и почувствовал, что у него уже не так мрачно на душе. — Кому нужно все это лицемерие?

— Совершенно верно, — согласился Тедди, отвечая на его улыбку. — Просто возрадуемся, что мы сейчас не на этом нелепом параде — и точка.

Они чокнулись стаканами и выпили, и последовала короткая пауза. Генри размышлял, как бы подойти к теме, которую они вкратце обсуждали более двух месяцев назад.

— Тебе действительно нужно как-то успокоить Элис, — сказал Тедди, прежде чем Генри успел начать. Он попытался неодобрительно взглянуть на Генри, но не смог удержаться от улыбки оттого, что обаяние его друга действует на женщин даже в период печали. — Она сама не своя каждый раз, как тебя видит.

— Твоя сестра слишком хороша для меня, — рассмеялся Генри, — Скоро она это поймет, и проблема будет решена.

— Она и слышать об этом не захочет, — с жаром возразил Тедди, — но я не могу с тобой не согласиться.

Генри сделал паузу, отхлебнув еще пива, и, поставив стакан на стол, взглянул в серые глаза Тедди.

— Ты знаешь, мой официальный период траура подходит к концу.

— Я знаю, слава Богу. — Тедди выпил и покачал головой. — В свете было так скучно без тебя.

— Будем развлекаться,

— Да. У нас будет обед, в «Шерри» и, возможно, мы поохотимся в Такседо.

Генри повертел цилиндр у себя на коленях.

— Думаю, мы пойдем на открытие сезона в опере. Даже моему отцу нравится эта идея, там, несомненно, будут газетчики, и он будет распинаться перед ними насчет недостойного отношения Ван Вика к смерти Элизабет. Знаешь, дают «Ромео и Джульетту».

— Ну, тогда нам нужно спланировать, как провести время после оперы.

— Да.

Взглянув на свой цилиндр, Генри начал крутить его в обратную сторону. Он снова встретился взглядом с Тедди и вернулся к теме, которую хотел обсудить.

— Есть еще кое-что. — Тедди приподнял свою светлую бровь. — Рано или поздно отец захочет, чтобы я подумал о новой помолвке… — Генри откашлялся. — И девушка, о которой думаю я, — это Диана Холланд.

Их стаканы были пусты, и один из официантов в длинных белых передниках подошел, чтобы их убрать. Тедди попросил его принести еще пива, после чего строго взглянул на друга. Генри редко помнил о том, что Тедди старше него на два года, но сейчас вспомнил.

— Это невозможно. — Тедди понизил голос и оглянулся, чтобы убедиться, что никто не слышал.

— Но почему? — раздраженным тоном спросил Генри. — Ты же знаешь, что я еще меньше интересовал Элизабет, чем она меня. Все эти слухи о том, что они обеднели, — наверное, по этой причине она приняла мое предложение. Она даже не могла заставить себя улыбнуться мне. А Диана — точно в таком же положении, как ее сестра, но, в отличие от сестры, у нее есть шанс быть со мной счастливой. А я, несомненно, буду счастлив с ней.

— Ты же знаешь, что общество этого не допустит.

Генри покачал головой и обвел взглядом переполненный зал:

— Они забудут.

— Я не хочу знать, что произошло между тобой и младшей мисс Холланд. — Тедди сделал паузу, поскольку принесли их напитки. Сделав глоток, он продолжил: — Но если ты действительно ее любишь, — а мне кажется, это так, — ты должен образумиться. Ее сестра была твоей невестой, и она умерла при невыясненных обстоятельствах. При обстоятельствах, которые, как ты сам предположил, могут быть как-то связаны с ее предстоящей свадьбой. Возможно, сейчас Диана в тебя влюблена, но, когда она повзрослеет и станет лучше понимать относительно этой смерти и семейных дел, когда она поймет, что предала Элизабет, соединившись с ее бывшим женихом, — она погибнет. А ты прекрасно знаешь, что люди не упустят возможности все время напоминать ей об этом. Общество не забывает.

Генри большими глотками пил пиво, подавляя злость на друга. Ведь Тедди отрицательно отозвался о воображаемом будущем, которое Генри сулил себе в самые мрачные минуты прошедших месяцев. В первые недели траура он сидел напротив Дианы в гостиной ее семьи и представлял себе время, когда их взгляды снова встретятся; печальные дни пройдут, и они, наконец, смогут быть вместе. Диана была единственной девушкой, вдохновлявшей его на мысли о браке.

— Она возненавидит и себя, и тебя.

Тедди покачал головой, и это почему-то вызвало в памяти Генри лицо Элизабет в день ее смерти. И он задумался о той роли, которую сыграло в ее гибели то, что он волочился за юбками. Его невеста видела его со своей младшей сестрой; возможно, именно поэтому эта яркая девушка не захотела больше жить.

— Пойдем, — мягко произнес Тедди.

Генри допил свое пиво и положил на стол банкноту. Он уже заговаривал один раз с Тедди на эту тему и теперь об этом сожалел. В прошлом Генри всегда игнорировал советы друга и расплачивался за это; но Диана все равно стояла перед его мысленным взором. И хотя он изобразил покорную улыбку, надевая цилиндр, Генри не мог не думать о ее локонах и свежем личике и о великолепной бесшабашности, так идеально совпадавшей с его собственной.

5

Женщины часто останавливают меня на улице и спрашивают, как им сделать из своих дочерей светских леди. Я всегда отвечаю так: «Если им не даны от рождения ни знатное происхождение, ни поразительная красота, им нужно заключить удачный брак. А для этого очень важны туалеты». Лучше всего начать, говорю я этим озабоченным родителям, с универмага в престижной части города, где можно найти продавца, которому веришь…

Миссис Гамильтон В. Бридфелт, колонки из разных изданий касательно воспитания юных леди, 1899

Лина Брауд все озиралась и вертела головой, испытывая неведомые дотоле желания. Повсюду лежали элегантные вещицы, украшенные ручной вышивки или перьями. Они были уложены аккуратными стопками на столах красного дерева, которые тянулись, насколько мог охватить взгляд, отражаясь в сотнях зеркал универмага «Лорд энд Тейлор».

— Тристан, — произнесла она четко звучным голосом.

Лина работала над своей дикцией, и, как она недавно обнаружила, акустика в залах больших универмагов идеально подходила для таких упражнений. В своей прежней жизни она редко заглядывала в подобные заведения, тянувшиеся вдоль Пятой авеню и Бродвея. Эти магазины привлекали женщин того сорта, которых обычно обслуживала Лина. И это несмотря на то, что всего в нескольких кварталах от Грэмерси-парк — где по-прежнему жили женщины, у которых служила Лина, — было полно маленьких специализированных магазинов.

— Я в восторге от этих перчаток.

Тристан Ригли, продавец в «Лорд энд Тейлор» — первый, с кем она подружилась в новой жизни, подошел к ней — быть может, чуть ближе, чем мужчинам полагается подходить на публике к женщинам, которые не являются их родственницами.

— Конечно, мадемуазель Каролина, — сказал он. — Позвольте.

Хотя Каролину не смущало, что ее видят на публике без перчаток — ведь она всю жизнь работала этими руками, без всяких перчаток, — она слегка смутилась, когда Тристан стянул с нее перчатки и начал надевать новую пару. Она сразу же заметила, насколько эти сизые перчатки ручной работы лучшего качества, нежели ее собственные. Они идеально облегали руку, а мягкое прикосновение шелка к коже позволило ей на минуту почувствовать себя очень, очень богатой.

— Мадемуазель нравится?

Как и все продавцы «Лорд энд Тейлор», Тристан был принят на работу из-за своей типично американской красоты — чтобы привлекать покупательниц. Он всегда выражался весьма изысканно. Он не хуже любого другого подходил для того, чтобы отрабатывать на нем новые повадки, так что порой Лина позволяла ему пригласить ее на прогулку в парк или на чашечку чая в отеле. Правда, не особенно часто: она всего лишь практиковалась, и ей вовсе не хотелось подпускать его слишком близко.

— О да.

У Тристана было продолговатое лицо с носом хорошей формы и умопомрачительными скулами. На нем был коричневый жилет и рубашка цвета слоновой кости, застегнутая на запястьях. Взгляд его карих глаз обладал таким гипнотическим свойством, что Лина порой выдерживала не больше двух секунд. Вообще-то постоянно отводить взгляд было полезно для поддержания иллюзии, будто она недавно осиротевшая наследница владельца медеплавильного завода на Западе (из Юты, если будут допытываться).