Его пронзил удар боли.

— Быть по сему, — проскрежетал он. — Твое слово, Верити.

— Очень хорошо. Я даю вам слово.

Он судорожно вздохнул. Она была в безопасности. Ее слову он может доверять.

К изумлению Верити, он настоял на том, чтобы подняться вместе с ней наверх. Ее головная боль вернулась с новой силой, и она только рада была тому, что ее поддерживает под локоть сильная рука. Лестничные ступени странно шатались. Она споткнулась — и почувствовала, что руки подхватили ее и понесли. Пересиливая боль, она запротестовала:

— Нет! Я сказала, что не…

Он оборвал ее:

— Верити, я не собираюсь тащить в свою постель сопротивляющуюся женщину. Позволь мне помочь тебе. Пожалуйста.

Она не поняла, как ему удалось открыть дверь, не поставив ее на пол и не уронив, но он сделал это. Он донес ее до постели и усадил. У нее кружилась голова, она сидела, закрыв лицо руками, и слушала, как он передвигается по комнате. Послышался легкий шорох — он задергивал кроватный полог. Она посмотрела и увидела, что полог задернут с трех сторон, а Макс приближается к ней, и через руку у него переброшена одна из ее ночных рубашек.

— Ты сможешь переодеться или позвонить горничной? — спросил он, выкладывая рубашку рядом с ней.

— Я справлюсь, если… если вы расстегнете мое платье.

Ничего большего он не желал. Без единого слова он сомкнул руки на ее спине, на мгновение почувствовав ее напряжение. Он подождал не двигаясь. И вот она смягчилась под его руками, ее лоб коснулся его плеча, и это был самый драгоценный дар, какой он когда-либо получал.

Платье раскрылось, и его руки легонько легли на ее плечи.

— Все сделано, — сказал он.

Верити не высвободилась из-под его рук. И его сердце сжалось. Макс хмуро напомнил себе, что она плохо себя чувствует, что он не должен злоупотреблять ее доверием. Отстранившись, он выпустил ее.

— Я поставил лампу на туалетный столик, чтобы не светила в глаза, — негромко сказал он. — Тебе свет не мешает?

— Нет.

— Хорошо. Переоденешься, когда я уйду. Мне нужно кое-что тебе принести. — Он нагнулся и поцеловал ее в макушку. — Я скоро.

К своему несказанному удивлению, за дверью в спальню брата Макс обнаружил Ричарда, снимающего пальто.

Ричард взглянул на него с усмешкой:

— Привет. Что-то ищешь? Я вернулся пораньше. Брейбрук тоже сбежал. Никогда не видел, чтобы Альмерию так отхлестали.

— Рикки, у тебя есть лауданум?

Пальцы Ричарда, развязывавшего галстук, замерли.

— Лауданум? Для Верити? — Он сжал челюсти. — Мне это не кажется хорошей идеей. У нее что, настолько сильно болит голова?

— Откуда ты?.. — Макс криво улыбнулся. — Ах, Джулиан.

Ричард пожал плечами:

— Он проходил мимо. Слушай, Макс: лауданум — штука странная. Он тебя прибирает к рукам, если ты не будешь чертовски осторожен. Что до меня, я бы предпочел головную боль. Мама приучила меня к нему после того несчастного случая. У меня от него были кошмары. В конце концов я стал выливать его, а ей говорил, что выпил.

Макс уставился на брата:

— У тебя были ночные кошмары? Ты мне никогда не говорил.

— Дневные, — хмуро поправил Ричард. — Это было после того, как ты вернулся в школу. — Он подошел к комоду и взял бутылку. — Вот. Я тебе отмерю. Ей нельзя принимать много. — Под пристальным взглядом Макса он капнул две капли в стакан с водой.

— Две капли? — удивился Макс.

Ричард скорчил гримасу.

— Поверь мне, этого достаточно. Сам я приму его, только если не будет другого выхода.

Макс не отрывал взгляда от стакана, который протягивал ему Ричард. Коричневатые капли медленно окрашивали воду. Отец Верити пил лауданум.

— Рикки… может это довести человека до самоубийства?

Брат пожал плечами:

— Вероятно. Если он не получит свою дозу. Если он пристрастился настолько, что жить без него не может.

Макс очень осторожно поставил стакан:

— Спасибо. Прости, что тебя потревожил. Я оставлю это.

Макс вернулся в комнату Верити и обнаружил, что она уже почти заснула. Он тихонько склонился над кроватью и стал смотреть на нее.

— Макс? — Темные ресницы всколыхнулись, и она заморгала, глядя на него.

Сонный шепот вызвал в нем потрясение. Он присел на кровать и погладил спутанные кудри.

— Да. Я вернулся. Голова все еще болит?

— Немного.

Он провел пальцами по атласной округлости ее щеки.

— Мне помассировать тебе голову?

Он осторожно присел, прислонившись к изголовью кровати, и приподнял ее, отрешившись от сладостных изгибов под батистовой ночной сорочкой. Бережно прислонив ее к своей груди, он обхватил ее лоб ладонью и начал медленно растирать его подушечками пальцев. Вздох облегчения ветерком прошелся по его груди, и он почувствовал, что его плоть твердеет. Он стиснул зубы и взнуздал самообладание.

— Макс? Спасибо, что поверил мне. — Сонный шепот пронзил его душу.

Час спустя она лежала сонная в его объятиях и тихо дышала, и тонкая морщинка на ее лбу разгладилась.

Он должен был уложить ее и уйти, прежде чем желание скользнуть к ней под одеяло его одолеет.

Его взгляд упал на книгу в кожаной обложке, лежащую на прикроватном столике. Он взял ее свободной рукой. Все лучше, чем полулежать здесь, думая о том, как бы соблазнить ее.

Открыв книгу, он вспыхнул и сделал движение, чтобы положить ее. Она была написана от руки. Черт, он не может читать ее личный дневник. Но тут ему бросилось в глаза некое имя. Два имени. Его собственное и… Тощий Билл? Почему Верити пишет про принца Оранского… или… Его дыхание прервалось — это не ее дневник.

«Тощий Билл обиделся. Этот юный идиот Макс Б. имел безрассудство поинтересоваться — в присутствии его высочества! — когда Старый Гуляка изволит вернуться из Вены».

Макс подавил смешок. Господи! Он совсем забыл об этом. Тощий Билл возомнил, что может командовать армией союзников в сражении против Наполеона в отсутствие Веллингтона. Конечно, все в Брюсселе перепугались, что Бони перейдет границу именно тогда, когда принц Оранский будет в седле. Все, кроме самого принца.

Он стал читать. Он понятия не имел, что Уильям Скотт вел дневник. По мере чтения его глаза расширялись. Оставалось надеяться, что дневник этот он не показывал никому. Как Скотт вообще узнал об этом инциденте? Его скулы побагровели: он не представлял, что его командир так много о нем знает. Страница за страницей проходили перед ним. Боже! Даже краткая связь с леди Гайнфорт не ускользнула от его внимания!

Внезапная мысль заставила его щеки воспылать еще большим жаром. Верити это читала? И он имел тупость обидеться на ее отчаянное решение сделаться его любовницей!

Он удивился, что она не затолкала этот журнал ему в горло и не заставила проглотить. Он читал, заново переживая кампанию при Ватерлоо, нескончаемую праздность Брюсселя, когда они прождали всю весну, пока не наступило то самое утро пятнадцатого июня. В то утро главное, что занимало Скотта, был вечерний бал у герцогини Ричмондской. И он жалел, что его беременная жена предпочла остаться в Англии.

«И все же хорошо, что их нет здесь. Я не верю, что Веллингтон потерпит поражение, но если, боже упаси, случится худшее, я не вынесу, если моя Мэри и маленькая Верити будут вынуждены испытать ужасы бегства».

Макс опустил взгляд. По его плечу разметались темные кудри. Маленькая Верити. Вот она лежит в его объятиях. Его жена. Что бы подумал Скотт о своем зяте?

Он перевернул страницу. Разительное различие бросалось в глаза. Это был другой человек. Первый взрыв отчаяния и ярости не удивил Макса. Вернуться, лишившись руки, и узнать, что твоя жена и сын мертвы и похоронены… Макс вздрогнул. Горе Скотта кричало из каждой строки. Перевернув еще страницу, он нахмурился. Слова были почти… безумны? Бессвязны. То и дело казалось, что тут записаны ночные кошмары.

Он беспокойно шевельнулся. Наверное, он не должен это читать… но тут в глаза ему бросилось еще одно имя. Верити.

«Змеи. Ее глаза полны змей. Они шипят и извиваются. Насмехаются. Она не захотела оставаться в своей могиле… смотрит на меня. Я не могу смотреть на нее. Говорит, что она Верити, я не могу смотреть на нее. Змеи бросаются на меня. Она не уходит. Я кричу на нее, она не уходит».

Содрогнувшись, Макс захлопнул журнал. Господи боже… Неудивительно, что Верити ничего не рассказывала о своем отце.

Что там говорил Ричард о своих кошмарах?

Не тревожа спящую в его руках женщину, он положил дневник на место. Это был слишком личный дневник. Наверное, он не должен был читать его, но не сожалел о сделанном. Ему нужно было узнать, что в нем содержалось.

Сегодня вечером что-то изменилось. Она вновь начала доверять ему. Возможно, надежда все-таки есть. Если только он постарается не просить слишком много и слишком скоро.

На следующей неделе Верити обнаружила, что Макс все время находится рядом с ней. Он сопровождал ее на балы, рауты, обеды и театральные представления.

Само его присутствие утихомирило все злобные сплетни и намеки. Он обращался с ней с заботливой предупредительностью, и его мягкость разбила вдребезги ее оборону.

Она не могла оставаться холодной. Она таяла в нежном тепле его улыбки. Но он не сделал ни единого движения, чтобы увлечь ее в свою постель. После бала у Торрингтонов она просыпалась по утрам одна, и он с тех пор не заходил к ней.

Итак, она смирилась с его присутствием и безмолвным сопровождением. А днем, когда он часто уезжал в свой клуб, она уходила в Грин-парк, взяв с собой собак.

Макс наблюдал из окна гостиной, как Верити, вокруг которой вертелись Таффи и Гус, появилась на тропинке внизу… Она уходила, а спаниели прыгали рядом, хлопая ушами и вертя хвостами, как сумасшедшие.

Чувствуя себя шпионом, он подождал, пока она не прошла достаточное расстояние, и только тогда покинул свой пост. Он знал, куда она направляется. Или, по крайней мере, так она сказала своей горничной. Сегодня он собирался выяснить, с кем она встречается в Грин-парке.

Мысль о том, чтобы последовать за ней, оставила неприятный осадок, но он отмахнулся. Нужно проверить. Если она встречается с кем-то вполне невинно, ему нужно знать с кем.

Он добрался до Грин-парка и вошел в ворота. Предусмотрительно укрывшись за ближайшим деревом, он стал осматривать парк. Близ озера безмятежно жевали траву коровы. Ну где здесь может спрятаться Верити, тем более в ее такой модной и заметной издали алой накидке? Двое мальчишек, игравшие в крикет, вызвали улыбку на лице Макса. Один из ребят проворно перебегал с места на место, другой возбужденно прыгал и визжал, пока запыхавшаяся девушка, по виду старшая сестра, бегала за мячом… Его взгляд скользнул мимо. И тут же метнулся обратно, когда он увидел, что к мальчикам подскочили Гус и Таффи, тявкая, как ненормальные. Где были собаки, там наверняка… и тут он узнал ее, снявшую свою накидку. Ее кудри развевались на бегу, она со всей силы ударила по мячу и поразила цель.

Он наблюдал, потеряв дар речи. Всего несколько минут понадобилось ему, чтобы убедиться, что мальчишки обожают Верити. Младший очень охотно уступил ей свою биту и с апломбом мастера учил ее правильно браться за рукоять.

Он не помнил, сколько простоял здесь, пока они не закончили играть и не уселись под деревом, чтобы разделить немаленькую трапезу. У него чуть слюнки не потекли, когда он увидел нечто, напоминающее сливовый пудинг и бисквиты, которые они запивали жидкостью, являвшейся, без сомнения, лимонадом.

Шампанское и омары никогда не были такими вкусными.

Он должен был уходить. В этой компании Верити вряд ли попадет в беду, разве что в нее случайно попадет крикетный мячик. Но отчего-то он медлил. Смотрел, впитывал, наслаждался, точно вор. Зная, что тем самым причиняет себе только худшую боль.

Ему никогда не приходило в голову, что он когда-либо захочет иметь собственную семью. Не просто наследника, но детей, сыновей — и дочерей, — с которыми он делил бы летние дни и крикетные матчи в Грин-парке и поглощал бы сливовый пудинг, отгоняя парочку прожорливых спаниелей.

В первый раз в жизни до него дошло, что его никогда не беспокоила роль Фредди как наследника. Ему просто не нравилось, что его рассматривают всего лишь как запасной вариант. Нужно поговорить с Ричардом. Объяснить свое решение… Решение? Он изумленно понял, что уже сделал выбор. Что сделал его, наблюдая за Верити и этими ребятами. Она принадлежит ему. Она доверяет ему, любит его.

* * *

Завернув за угол, откуда уже виден был дом, он моргнул. На дорожке стоял экипаж Ричарда, и слуга загружал в него багаж. Черт! Куда это он направляется именно тогда, когда так нужен ему?