Его интуиция обещала, подсказывала, что дело, которое предложила девушка, не просто интересное, а захватывающее.

И еще!

Ему интригующе любопытно, как может выглядеть девушка с таким вишнево-шоколадным голосом.

По-мужски любопытно!

Он прекрасно знал, что, как правило, портрет человека, составленный мысленно по его голосу и манере говорить по телефону, не совпадает с внешностью. Обладатель густого, насыщенного баса может оказаться хлюпким коротышкой, а звонкий молодой голос и смех принадлежать старушке под восемьдесят.

Как нормальный мужик, которого заводит все, что связанно с незнакомой, заинтересовавшей его женщиной, особенно если она еще и загадочна, а эта Вероника не просто загадочна, с ней связана опасная загадка — вообще убойный для мужского воображения коктейль, — он представлял себе, как же она может выглядеть.

Посмеиваясь над собой, Кнуров одергивал свое расшалившееся воображение, готовое дойти до эротических сцен, чему немало способствовала природа вокруг, банька, пара рюмок водочки в родной компании.

«Остынь! Она может оказаться какой угодно и совершенно не интересной! Ничего, что бы зацепило, кроме голоса!»

Но никакие резоны не могли остановить предощущение, некое ухарство, которое ударило в кровь, делая праздник сегодняшней радостной встречи с друзьями более замечательным, добавляя в него искристости.

Да и мужики, невзирая на сдержанность, чувствовалось, завелись в предощущении чего-то интересного, азарта.

Ната, заметив их многозначительные переглядывания, в момент поняв их настроения, предупредила мужчин:

— Так, господа офицеры! Сбавили обороты, а то девушку напугаете своим напором, а она, как я поняла, и так напугана. Поэтому призываю вас всех сначала девушку накормить, успокоить и только потом расспрашивать! Договорились?

— Конечно, Наточка, тут же все джентльмены! — успокоил ее Антон.

— Ну да! А ваши пушки, лежащие в сейфе, в доме, — это лайковые перчатки, я просто перепутала!


Вернувшись домой после разговора с Милкой, Ника постояла немного в прихожей, собираясь с духом, перекрестилась и как в ледяную купель ухнула — решительно приступила к осуществлению задуманного.

А!.. Как Бог даст! Получится так получится, а нет…

Пунктом первым стоял телефонный звонок еще одной бабулиной знакомой. Ника была уверена, что ее телефон прослушивают, вот пусть и убедятся, что она всерьез озабочена поисками. Весь разговор она продумала до мелочей, пока ехала в метро.

К телефону долго не подходили, но, когда она уже собралась положить трубку, ей ответили:

— Слушаю вас!

— Здравствуйте, Ирина Павловна! Это Вероника.

— Никочка! — обрадовалась бабулина знакомая. — Как я рада тебя слышать! Как ты себя чувствуешь? Девочки мне сегодня звонили, рассказали, что ты к ним заходила.

— Спасибо, Ирина Павловна, я уже выздоровела. Вы извините, что я к вам не зашла, далеко ехать, да и устала я немного.

— Что ты, что ты, девочка, не извиняйся, я понимаю! Когда сможешь, заезжай, я всегда тебе рада.

— Обязательно! А как вы себя чувствуете? — не без умысла спросила Ника.

Дело в том, что Ирина Павловна, единственная из всех бабулиных подруг, любила долго, с удовольствием и артистизмом жаловаться на жизнь и делала это профессионально.

«Вот вам! Послушайте, любезный Михаил Иванович, старушкины стенания за жизнь!» — с хорошим таким, праведным злорадством подумала Ника.

— Да, тяжело, — посочувствовала она, когда собеседница закончила скорбное повествование о своем житье-бытье.

На самом деле бабулька была еще та! Шустрая, боевая, вечно воюющая, часто небезрезультатно, с чиновниками за всякие там пенсионерские права, неплохо обеспеченная бывшими мужьями и детьми, да и со здоровьем у нее, слава богу, было намного лучше, чем у большинства ее ровесников.

— Ирина Павловна, мне Мария Гавриловна сказала, что бабуля давала какие-то бумаги или письма Григорию Владимировичу. Вы ведь с ним часто видитесь, может, знаете, что это за бумаги? Мне хочется собрать все, что касается жизни бабули.

— Конечно, знаю! Никакие это не бумаги и не письма. Она дала ему папку с вырезками из газет и журналов и распечатками из Интернета, которые собрала специально для него. Видишь ли, деточка, как бы это поделикатнее объяснить?.. — Старушка явно смутилась. — Дело в том, что Григорий Владимирович изучал проблему мужской силы, потенции, как теперь это называют. Он интересовался нетрадиционными методами лечения мужской слабости и новыми достижениями медицины в этом вопросе.

— У него были проблемы? — не удержалась и спросила Ника, стараясь даже не улыбнуться.

— Понимаешь, деточка, нервы, плохая экология, трудная жизнь, а ведь он еще совсем не старый мужчина! — пояснила Ирина Павловна, смущаясь.

Ну конечно! Мужчине-то за восемьдесят, и, судя по смущению, именно Ирина Павловна вызвала в нем интерес к данному вопросу. Бывает.

— Значит, в папке не было никаких писем от бабушки? — уточнила Ника, мысленно цыкнув на себя за еле сдерживаемый смех.

— Писем не было, а записка была! — осуждающе повышая голос, ответила Ирина Павловна. — Кирюша очень обидела Григория Владимировича, они даже не разговаривали какое-то время.

— А что она написала? — заинтересовалась Ника.

— Как ты понимаешь, записка предназначалась не мне, но Григорий Владимирович дал мне ее прочесть, как другу, конечно. Так вот, там было написано: «Ты бы поберег себя, Гришенька, а то в твоем возрасте от таких занятий и помереть не долго, оконфузившись перед смертью, особенно если много лет не практиковался и с дамами общался только умозрительно! Может, лучше о Боге подумать? Оно и для здоровья полезней!» Кирюша иногда была очень нетактичной, хоть и нехорошо так говорить об усопших. Царствие ей Небесное.

— Спасибо, Ирина Павловна, что рассказали. Мне пора. Я еще позвоню. До свидания.

— До свидания, детка. Надеюсь, ты меня как-нибудь навестишь.

Ника поспешила положить трубку и расхохоталась. Да, бабуля особенно не церемонилась ни с кем! Умела она точно и остро дать оценку.

Следующий пункт плана — входная дверь, вернее, подготовка оной к отступлению.

Ника прошла в ванную комнату, включила душ, задвинула занавеску, переставила какие-то баночки-скляночки на полочке, стараясь создать как можно больше шума и видимость своего купания. Очень осторожно она открыла дверь, которую специально не прикрыла до конца, и вышла в коридор.

По дороге домой она купила бутылку подсолнечного масла в небольшом продуктовом ларьке и, войдя в квартиру, оставила ее в прихожей. Если они просматривают ее квартиру через окна, то часть коридора и прихожую им не видно.

«Надеюсь, что все именно так», — успокоила себя Ника.

Она обильно полила петли маслом и плеснула немного в замочную скважину. Выждав пару минут, очень осторожно вставила ключ и открыла замок.

— Давай помоги мне, — шепотом попросила она у двери.

Двумя руками ухватившись за ручку, приподняла дверь вверх и открыла.

Дверь не издала ни звука.

— Спасибо! — поблагодарила Ника и снова прикрыла дверь.

Так, теперь следовал пункт третий, самый важный. И если он не удастся, то, пожалуй, она пропадет!

«Не будем думать о плохом!» — подбодрила она себя.

Ей надо во что бы то ни стало связаться с Сергеем Викторовичем Кнуровым!

В их доме за последние годы сменилось много жильцов. Дом считается престижным, в центре, поэтому квартиры в нем охотно покупали и, как поведала консьержка, даже очередь на покупку создали ставшие теперь уже не новыми и, наверное, не совсем русскими, а просто людьми с достатком. Но кое-кто из старых жильцов остался, например соседка напротив. У этой соседки сложившаяся годами традиция — именно в это время суток она спускалась к консьержке, с которой они пили чай и сплетничали, полчаса — ни больше ни меньше. Ника всегда посмеивалась над этой традицией, а сейчас была готова расцеловать соседку за пристрастие к сплетням.

Точно рассчитав время, Ника подождала пять минут, припав к дверному глазку, и, когда соседка вышла на площадку, выпорхнув из квартиры, изобразила разочарование:

— Ой, тетя Лена, вы уходите, а я к вам!

— Что случилось, Ника?

— Я хотела позвонить от вас, у меня что-то с телефоном, надо дозвониться на телефонный узел и узнать, может, отключили, пока я в больнице лежала.

— Меня Клавдия Ивановна ждет, как же быть? — озадачилась проблемой соседка.

— Вы идите, а я, когда дозвонюсь, дверь закрою и вам ключи принесу.

— Правильно, ты девочка хорошая, я тебе доверяю, так что могу спокойно одну в квартире оставить. Иди звони, как же без телефона.

Постояв над телефоном, Ника вздохнула:

— Ну, с богом! Только ответь, пожалуйста!

Она набрала номер мобильного, написанный рукой Костика на обороте визитки, заранее решив, что по другим двум номерам, отпечатанным на карточке, и пробовать звонить не станет.

— Да, Кнуров! — ответили ей после второго гудка.

«Слава богу!» — облегченно выдохнула она.

После разговора с Сергеем Викторовичем Кнуровым Ника, как и обещала и соблюдая предосторожности, вернулась домой.

Проскользнула в ванную, выключила воду, присела на бортик, давая себе передышку и собираясь с силами перед осуществлением следующего по плану действия.

Ника вытянула перед собой руки и растопырила пальцы. Пальцы дрожали.

— Что это я разнервничалась? Надо собраться!

У этого Кнурова очень мужской, низкий, почему-то взволновавший ее голос, а манера говорить жесткая, отстраненная и холодная, словно он ее отчитывал за дела какие нехорошие или допрос вел, заранее не веря ни единому ее слову.

— Да ладно тебе, «допрос»! Ты сильно перетрусила, что он откажет! — объяснила она себе свое волнение, стараясь не вспоминать ощущения, которые вызвал в ней тембр его голоса. — Ладно, надо действовать дальше!

Она быстро собирала в сумку самые необходимые вещи, не забывая про конспирацию и все такое, что там положено соблюдать, когда за тобой следят: громко разговаривала, вводя в заблуждение тех, кто ее подслушивал, чувствуя себя полной идиоткой! Ну а вдруг они слушают?

— Надо съездить к бабуле домой и еще раз пересмотреть все ее бумаги, вдруг я что-нибудь найду. И надо съездить в Коломну, к ее подруге, они долгие годы переписывались, может, она что ей и написала, — сообщила она возможным слухачам.

Собрав вещи, всей кожей, обострившимся восприятием чувствуя, что за ней наблюдают через окна, постаралась незаметно вынести сумку в прихожую, маскируя свои действия под наведение порядка в квартире.

«Это определенно похоже на паранойю! — отстраненно подумала, как не о себе, Ника. — Да ладно, ладно, на что бы там ни похоже, соберись, Ника! Так! Теперь самое трудное!»

Вернувшись в гостиную, села на кресло, стоящее спинкой к окну.

— Где еще можно искать? Надо подумать! — оповестила она подопечных Михаила Ивановича о своем разыскном усердии.

Все! Пора!

Ника осторожно сползла с кресла, встала на четвереньки и быстро поползла к выходу из комнаты, который не был виден через окно, потому что загораживал круглый стол. Добравшись до прихожей, поднялась с колен, повесила на себя сумки — маленькую, дамскую, и вторую, побольше, с вещами, — поудобнее, крест-накрест, через голову, и, мысленно помолившись, выскользнула из квартиры, не забыв закрыть ее на замок.

На чердаке была полутьма. Свет едва проникал через грязные оконца, выходящие на крышу. Споткнувшись о какой-то хлам, она подняла кучу пыли, от которой тут же начала чихать. Расстояние до нужного выхода Ника преодолела чихая и поэтому почти ничего не видя, шаря впереди себя, как слепая, вытянутой рукой. Спустившись с чердака, она осмотрела себя, отряхнула пыль с брючек и уже без приключений, никого не встретив, добралась до первого этажа.

Выйдя из подъезда, Ника, как всполошенная коза, шарахнулась в кусты у подъезда проверить, обнаружили соглядатаи ее побег или нет.

«Как в том анекдоте: «Наблюдение за наблюдающим — 2000 рублей», — подумала она, усмехнувшись своим любительским партизанским действиям.

Машина стояла далеко, но и отсюда просматривалось, что в ней сидят два человека и признаков нервозности не выказывают.

«Вот и сидите себе, козлы!» — порадовалась культурная барышня Былинская.

Кажется, пронесло!

Выбравшись из кустов, Вероника шустренькой трусцой свернула за угол и почти побежала к метро.


Пират, он же Алексей Иванов, подогнал машину так, что бампер нависал над второй ступенькой лестницы, ведущей с платформы, мало обращая внимание на то, что почти перегородил проход. Постукивая пальцами по рулю в такт звучащей из приемника ритмичной музыке, он улыбался, думая о том, как они все «сделали стойку».