Лиза Громова - Смертельно влюблён

Она будет радоваться каждому прожитому вместе со мной дню, но другого ей не будет позволено. Просыпаться со мной. Разговаривать со мной. Касаться только меня. Смотреть лишь на меня. И даже если захочет другого, это не дано для неё.

Иногда я задумываюсь и о том, что принесла для меня та роковая встреча.

Многие люди ищут свой смысл жизнь, умирают, так и не найдя его. В двадцать шесть лет я нашёл то, что искал всю жизнь, даже не подозревая об этом.

Это несравнимо ни с чем, что было у меня в жизни, а было немало. Хочется завязать ей глаза, если она смотрит на кого-то, кроме меня. Закрыть ей рот, если говорит с кем-то, кроме меня. Заставить её не думать ни о ком, кроме меня, потому что я тот, кто нужен ей, я послан ей самим Богом. Он проложил ей тот путь, в конце которого оказался я, и свернут ей больше не удастся никогда. Только если я сам отпущу её, а этого не произойдёт в этой жизни.

Это моя личная слабость, моя неумеренная жажда, непреодолимое желание, которое вызывает в моём теле горячку, не даёт спать по ночам без неё, лежащей рядом.

Важнее моего желание может быть только то, что я так же ею желаем.

Мои руки трясутся, как при самой сильной зависимости. За эти семь дней я приехал к ней лишь один раз, когда попросил никому не говорить обо мне и о том, какое важное событие скоро произойдёт в её жизни.

Достаю очередную сигарету. Ощущение, что за эти семь дней я выкурил пачек сто, не меньше.

Сигареты уже сами чуть ли не выпрыгивают из пачки, предвкушая поцелуй с губами, которые посмертно окрасят фильтр в грязно-розовый с сероватым оттенком.

Никотин заполнял мои лёгкие, пытаясь успокоить меня, мой неудержимый душевный зуд, вызванный её отсутствием.

Кровь стынет, когда понимаю, сколько дней, часов и минут она провела без моего присутствия.

Но теперь всё, это последняя сигарета, которая укрощает мои мысли. Сейчас всё закончится. Совсем скоро.

Ещё немного — и больше никто не посмеет смотреть на тебя, не говоря уже о навязчивой идеи забрать тебя у меня.

Ты никогда больше не сможешь узнать, что будет без меня, потому что твоя жизнь, как и ты сама, теперь принадлежит мне.

На ней моё клеймо. Я первый и единственный, кто снял с неё пробу. И не только этот факт даёт мне право называть её главным мужчиной, но и то количество слёз, которое она выплакала из-за меня, позволяют мне нарекать себя им.

Окурок летит вниз, а мобильный выдаёт раздражающую, но настолько долгожданную мелодию, что кончики пальцев немеют.

— Да, — отвечаю я, проглатывая со слюной всю свою тревожность и беспокойство.

— Стаас Ленартс? — спрашивает резкий женский голос.

— Да, — вновь повторяю я.

— Ваше свидетельство о браке готово, — говорит женщина, и я вмиг забываю, как дышать, — Можете забрать его через полчаса.

— Хорошо, я понял.

— Отлично, буду вас ждать. Заходите в мой кабинет, — резво говорит она, а вскоре сбрасывает трубку.

Вот и всё, моя принцесса, через полчаса ты уже не будешь той одинокой девочкой, за которой никто не стоит.

Я дам тебе этот день, не более, чтобы ты смогла проводить свою старую жизнь. Завтра у тебя не будет возможности. Завтра ты поприветствуешь свой новый статус. Завтра ты выйдешь оттуда навсегда, как моя жена.

А я, твой муж, клянусь тебе, что вернее и нежнее мужчины ты не нашла бы, что любовь моя к тебе безгранична и жизнь без тебя просто отрывается, что никогда ты больше не сможешь выбраться из моих объятий добровольно.

И теперь единственное, что меня волнует, — как выдержать эти проклятые тридцать минут, разделяющие меня и мои документы на тебя.

Не гневи Бога, Стаас Ленартс, ты получил её почти бесплатно, в подарочной упаковке. Сделай всё, чтобы не потерять её, чтобы она каждое мгновение радовалась, что любит меня, что связала со мной свою жизнь. Теперь уже навсегда. Теперь моё право на неё законное и правдивое. Теперь она моя.

— Мне очень жаль, что так вышло, поймите, я не могла сказать по-другому, — оправдывалась Лоес, заправляя прядь белокурых волос за ухо. — Правда поставила бы под угрозу моё пребывание здесь, вы же понимаете, я изначально вас об этом предупреждала.

— Разве же я в чём-то обвиняю вас? — процедил я, усаживаясь за стол напротив неё.

— Тогда зачем вы здесь? — слегка повысив тон, спросила Лоес, не скрывая своего любопытства.

Немного напрягал непрекращающийся стук ложки о кружку, но она не унималась. Казалось бы, что наш директор чем-то встревожен.

— Я лишь хочу забрать то, что по праву принадлежит мне.

— О чём это вы? — озадаченно спрашивает та, будто бы действительно не понимает цель моего визита.

Хотя, да, если бы она владела большей информацией, то сегодня была бы более догадливой.

Ведь о нашей скромной росписи в ЗАГСе не знает ещё даже сама невеста, что уж говорить о Лоес.

— О девочке, — резко выпалил я, не подбирая особо слов.

Мне это больше не нужно. Унижаться, чтобы позволили касаться моей принцессы, просыпаться с ней и дарить ей всего себя.

Теперь я здесь хозяин ситуации.

— Вы снова говорите о Полин? — спрашивает та, превращая человека высокой должности в обыкновенную дурочку.

— О ней самой.

— Поймите, пожалуйста, что я ничего не могу сделать, дело дошло до полиции. Полин числится в этом месте, как сирота, как ребёнок, от которых отказались родители, если вы до сих пор этого не поняли! — её голос с каждым словом выдавал новую порцию беспокойства, но лицо так и не выдавало ни единой эмоции, только правая рука неустанно боролась с ложкой.

— Я всё прекрасно понимаю, Лоес. Но и вы меня попытайтесь понять. Девочка числилась в этом месте. Числилась. До вчерашнего дня, — медленно проговариваю я, чтобы она внимала каждое моё слово, чтобы понимала, что мне теперь не нужны её милосердные подачки касательно моей девочки, о которой она не знает ничего, кроме чёртово имени.

— В каком это смысле «до вчерашнего дня»? — нервно сглотнув, оставив наконец ложку а покое и положив её на салфетку, спросила Лоес.

Самоуверенность, что читалась в каждом её жесте и слове, в её одежде и манерах, даже в её твои на ресницах, резко куда-то испарилась. И даже намёка на неё не осталось.

— Я уже сказала, что мне очень жаль, но я бессильна против закона, как и вы сами, — продолжила она, отпив чего-то из своей кружки.

Если это чай, то советовал бы добавить туда коньяка, чтобы немного расслабиться и принять всё мною услышанное.

— Как хорошо, что вы сами заговорили о законе, Лоес. Вы знаете, что не вы единственная, кто может отвечать за неё? — размеряно, не спеша начинаю я, криво улыбаясь правым краешком губ, чтобы она видела, что вся эта ситуация меня только забавляет.

— Да о чём вы, чёрт возьми, говорите! — вскрикнула она, отодвигая кружку в сторону.

— О вашем обожаемом законе, — безмятежно проговорил я, поправляя галстук.

— Что бы вы ни делали, как бы ни хотели её снова забрать отсюда, я вам не позволю больше, — снимая с себя пиджак, чуть ли не вопит та. — Я отвечаю за неё головой. Особенно сейчас.

— Сейчас вы особенно не имеете к ней никакого отношения. И я требую у вас, Лоес, как у директора данного учреждения, чтобы вы отдали мне мою жену по-хорошему, потому что теперь закон на моей стороне. И я, как теперь уже её законный муж, автоматически становлюсь официальным её опекуном, — на одном дыхании выпалил я, вставая со стула, чтобы посмотреть на неё свысока.

Столь заторможенная реакция была предсказуема. Лоес встаёт с кресла, поворачивается к окну, затем снова ко мне. Делает ещё один глоток из кружки. Смотрит на меня холодным взглядом, пытаясь вернуть себя спокойствие, что сочилось по её венам пару минут назад.

Я наблюдаю за ней, не отрывая взгляда. Хотел увидеть всё, абсолютно всё, что выдавало сейчас её лицо. Некое недоумение вперемешку со злостью и раздражённостью. Будто я так многого прошу. Я вообще не обязан просить об этом. Я мог бы забрать её, никому ничего не сказав. И в следующий раз, когда ноги снова бы дошли до кабинета полиции, а руки до того, чтобы написать заявление, их встретили бы страшнейшее разочарование.

— Что вы несёте, Стаас? Какой ещё муж? Вы вообще трезвый, прошу прощения? — она пыталась уходить от меня, отводить взгляд и полностью игнорировать уже известную ей правду, что я — законный муж Полин.

— Можете не сомневаться, Лоес, я абсолютно трезв. А чтобы вы не задавали лишних вопросов, просто взгляните сюда, ознакомьтесь, проверьте штамп, печать, фамилии и имена, проверьте всё, чтобы наконец понять, какое я имею право на Полин сейчас, — проговариваю я и достаю из пиджака листок бумаги, в котором заключена теперь вся моя жизнь. — Все эти сведения уже внесены в государственный реестр, можете не сомневаться. А если всё же оставались какие-то опасения, то можете проверить всю предоставленную информацию, но уже без меня и без Полин. Вы же замужем, должны знать, как выглядит свидетельство о браке. Так вот, любуйтесь.

Её глаза внимательно изучали каждую буковку в документе, в то время как мой взгляд был неустанно привязан к ней.

Минута. Две. Три. Пять. Сколько ещё ты будешь вчитываться, гнилая сука?

— Как ты сделал это? — наконец вырвалось из её рта, когда она вернула документ его владельцу.

— Это не имеет значения, как, главное, Лоес, что больше девочка вам не принадлежит и головой вы за неё не отвечаете, в отличие, от меня. Поэтому, если вы не против, я сейчас попрошу кого-то проводить меня к ней, соберу её вещи, если она сама того захочет, посажу её в свою машину и поеду к себе домой. В свой дом со своей законной женой. Если вы хотите, можете вызывать полицию или социальную службу, но даже они ничего нового вам не скажут. И вы только потеряете наше с вами драгоценное время. Думайте, как вы поступите, Лоес. Я больше не могу ждать ни минуты.

И больше аргументов мне не понадобилось, чтобы убеждать Лоес в своей правоте. Она лично проводила меня в комнату, где обитала Полин. Один небольшой шкаф, четыре кровати, маленький столик в углу с двумя стульями. Как же мне хочется немедленно забрать тебя отсюда, чтобы ты забыла это место, как ужасный затянувшийся на шестнадцать лет кошмар.

Полин лежала на одной из кроватей, той, что ближе столику. Увидев нас, она подорвалась с места, присев на край.

— Полин, детка, — Лоес взяла на себя ответственность первой с заговорить с ней. — Этот мужчина хочет забрать тебя с собой. Ты хочешь этого?

Я вовсе не этого ждал. Какого чёрта ты спрашиваешь у моей девочки такие элементарные вещи? Как она может не хотеть быть со мной, если любит меня, как никто и никого в жизни не любил?

— Да, — тихо отвечает она.

Её глаза горят ярко-зелёным, словно в глазницы попали фонарики.

— Тогда будь счастлива, — на отчаянном вздохе выдаёт Лоес, подходя к ней ближе и обнимая.

Спокойно. Спокойно. Это всего лишь объятие, но тот факт, что кто-то прикасается к ней — заставлял чувствовать себя разъярённым быком, перед которым машут красной тканью.

Сейчас она отойдёт от неё и больше ни один человек не притронется к ней, пока я жив.

— И если что, то ты всегда можешь обратиться ко мне, — проговаривает на прошение Лоес, отстраняясь от неё и возвращаясь к двери. — Можете собирать вещи. Всего доброго.

Лоес скрывается за дверью, оставляя нас наедине друг с другом.

Подхожу к ней ближе. Вижу, как она ждёт от меня обещанной ласки.

— Ты скучала по мне? — первым нарушаю тишину, ведь для Полин должно быть важно, что первый шаг за мной.

— Да, — робости в её голосе не было предела, она заставляла превратиться меня в таракана, столь ничтожного и бессильного против её великолепия. — Почему ты так долго не приезжал ко мне?

— Было много работы. — Подхожу ещё ближе, вскоре сажусь рядом с ней.

Полин с радостью в глазах и светлой улыбкой позволяет меня гладить свою спину.

Мне так не хватает тебя, даже когда ты столь близко.

Не знаю, как можно раствориться в человеке, но помоги мне никогда не знать горя, в котором ты меня оставишь.

— Ты хочешь забрать меня? Разве так можно? — с настигающей меня грустью спросила Полин, заключив мои ладони в свои маленькие.

— Разве ты не помнишь наш с тобой последний разговор? Не делай вид, милая, что ты совсем об этом забыла. Ведь ты не забыла же?