Лиза Громова - Смертельно влюблён

— Нет, нет, Стаас! Он просто пытался со мной дружить, — её слабенький голос срывался на крик, эти некогда нежно ласкающие меня руки пытались оттолкнуть меня, всё как тогда.

— А ты? Ты собиралась отвечать на его дружбу? Скажи мне честно, будь честна со мной, ты даже не собиралась ставить меня в известность о своём новом друге, правда?

— Я не знала, что для тебя это так важно... — шептала она, словно маленький ребёнок оправдывается перед родителями за плохое поведение. — Мы с ним просто общались.

— Не так важно? Ты с ним просто общалась? И сегодня собиралась, и завтра, и каждый день, пока я тупорылый баклан бы всё это тебе спускал с рук, потому что негоже со мной делится таким сокровенным, правда? Господи, зайка, зачем ты это сказала, я же убью тебя?!Да лучше бы ты соврала мне, как и до этого.

— Но я не врала тебе и не вру. Мне нечего скрывать от тебя, Стаас. Почему ты пытаешься увидеть во мне только плохое? — я услышал звонок, только уже не мобильного, а в дверь.

Это было спасением для неё, и очередной встряской для меня.

Сам Господь оберегает тебя, вызволяя из моей мёртвой хватки. Может, он подаёт знак мне, что пора остановиться? Хватит.

— Да сколько же это будет продолжаться, чёрт его побери?! — прорычал я, поднимаясь с кровати.

Полин мигом встала за мной, возможно, чтобы не позволить мне снова накинуться на неё.

Подхожу к двери и сразу же открываю, не удосужившись даже посмотреть в глазок.

— Здорово, дружище, — проговаривает Коен, опираясь о дверь.

Жму ему руку, не понимая, что он может делать у меня в такую рань.

Ощущаю на себе запах алкоголя вперемешку с табаком. Резкий запах.

— Давай ближе к делу. Чем обязан? — спросил я, чтобы побыстрее сплавить его отсюда.

— Ты мне денег ещё не займёшь, дружище? — Глаза его бегали, волосы выглядели настолько грязными и липкими, что вызывали тошноту ещё больше, чем запах водки из его рта.

— Конечно, приятель. Ты мне тот долг верни, и я обязательно займу тебе ещё, — съязвил я, перекрыв ему проход, только увидел, как Полин подошла ко мне сзади.

— О, здравствуй, маленькая красавица. Ты слышишь всё это? Как же высокомерно с твоей стороны попрекать людей деньгами, дружище, тем более при своей принцессе, — цельно и уверенно говорил он, даже несмотря на свой пьяный вид.

— Слушай, вали к чертям собачьим, дружище, — посылаю его я, пытаясь теперь выпихнуть из дверного проёма, но он стоит, как скала.

— Тебя что, собаки покусали? Я прошу занять бабки, а не погонять твою малышку.

— Я тебе сейчас за малышку сломаю нос.

— Ты себе нос сломай, приятель, за то, как своей малышке трахался налево направо, пока она сидела в своей дыре и ждала от тебя цветочков и любовных записочек, — эти слова засели в моём мозгу, я понимал, что она всё слышит, что всё, что я так тщательно скрывал от неё на протяжении нескольких месяцев и всех наших отношений, сейчас всплывают наружу.

— Что за х*йню ты несёшь? — я пытался выровнять ситуацию, не подавая виду, что всё им сказанное — правда. — Вали к себе домой и проспись.

— Я-то протрезвею, не переживай, а факт того, что ты куролесил с её одноклассницей из жизни не выкинешь, приятель, — сказал он, выходя за пределы квартиры. — Что, не нашёл в себе смелости до сих признаться, что перетрахал добрую половину города? Давай, покажи своему маленькому цветочку фотографии, где тебе и без неё хорошо. Качественные снимки. Занял бы денег и всё, предприниматель хренов.

То страшное ощущение, когда ю душа уходит в пятки, а те в своём времени топчут её всеми силами, — единственное, что я сейчас чувствовал.

— О чём он говорил, Стаас? — волнительно спросила Полин, пока стояла в полном оцепенении.

Подходу к ней ближе. Она пятится назад, закрывая лицо ладонями.

— Только не плачь, — прошу я, пытаясь убрать её ладони, чтобы взглянуть на неё, просто взглянуть.

— Ты столько всего нехорошего говорил мне, обвинял меня, а сам... Ты изменял мне, — обречённо сказала она, и я понял, что больше никаких объяснений и оправданий не нужно, она всё слышала своими ушами, она обо всём знает.

Я терял деньги и разум, я женился на ней, я готов был потерять всё, чем когда-то дорожил, чтобы правда обошла её стороной, но она узнала. Вот, что называется бл*дской несправедливостью.

— Послушай меня, милая. — Заключаю её в свои объятия, хоть она и пытается высвободиться. — Это ничего не меняет.

— Нет, это всё меняет.

Я вижу красные глаза, которое еле-еле справляются с тем, чтобы не выпустить и слезинки.

— Это ничего не меняет, глупышка. Да, я изменял тебе, чуть-чуть, и я, милая, так много раз прокручивал в своей голове момент, когда ты всё узнаешь, надеясь на твоё понимание того, что мне, взрослому мужику, это хоть немного, но надо. А ты, в силу своей нерешительности не могла мне этого дать.

— Но ты и сам это взял! Я не хочу с тобой жить!

— А я не спрашиваю, хочешь ты или нет. Я твой муж. Уже. Все, кто был до тебя, это случайные связи, но ты... Ты, моё ненаглядное солнышко, больше не сможешь почувствовать одиночество. И жить ты будешь здесь, со мной. Завтра я пропишу тебя здесь.

Мои руки не давали ей упасть, когда она еле держалась на ногах.

— Теперь ведь я могу не скрывать от тебя ничего, милая. Ты помнишь то время, когда ты не могла никуда выйти отсюда, зайка? О своей школе и новых друзьях ты можешь забыть. И, пожалуйста, подари мне ещё одну ночь, брачную, у нас ведь её так и не было.

А если нет, то я сам возьму.

Смотрит на меня, прикрывая интимные участки тела руками и скрещивая ноги, ведь даже одеяла я не оставил.

Большие зелёные глаза, что имеют уже красноватый оттенок от неминуемых слёз. Губы трясутся, как будто озноб охватил всё её тело. Они такие, что я слизывал бы слёзы с них целыми литрами. Я ненавижу её детские слёзы. Но честно и искренне полюбил бы их, если бы она давала целовать мне себя бесконечное количество раз.

Всё в порядке, милая? — спрашиваю, в спешке открывая окно и прикуривая. — Сегодня тебе не было так больно?

Она лежала, словно маленький побитый котёнок, некормленный несколько дней, бедный и брошенный всеми. Всеми, кроме меня. Я подобрал этого котёнка и выходил, чтобы он мог дышать спокойно в моём присутствии.

— Ответь, мне надо это знать, — мирно спрашиваю я, чтобы узнать, как она себя чувствует, какого ей сейчас. — Тебе хорошо?

— Нет, — отворачиваясь на другой бок, проговорила Полин.

Девочка вся тряслась, то ли от страха, то ли от холода.

— Тебе всё ещё больно? — настороженно спрашиваю я, выдыхая копну дыма в открытое окно, которое заставляет её дрожать ещё больше.

— Да, — такая зажатая.

Пошёл третий день, точнее третья ночь, когда я не отказываю себе в её теле, таком райском и блаженном, таком растерзанным мною и моим целиком.

— Может, нам надо почаще этим заниматься, чтобы ты привыкала ко всему? — игривого, но в то же время серьёзно спросил я.

— Не надо чаще, не надо этого, — просила она, прижавшись лицом ещё больше к подушки.

— Но ведь так не должно быть, ты должна получать удовольствие от нашей связи, любовь моя, ты должна радоваться тому, что твой мужчина в тебе, ты ведь понимаешь это? Ты будешь радоваться?

Полин проигнорировала все слова, которые были направлены к её ушам. Она лишь попыталась встать с кровати, прикрывая руками грудь. Уселась, не в силах подняться. Да и кто ей позволит это сделать?!

— Ты почему встала? — Окурок летит в окно, подбегаю к Полин, чтобы она даже не успела ноги поставить в стойку.

— Мне очень холодно, — процедила она, скрещивая руки на груди всё плотнее.

— Хорошо, я сейчас укрою тебя, милая, только не вставай никуда, не надо.

Укладываю обратно в постель, быстро достаю из шкафа плед и укрываю Полин, так, чтобы ни одного просвета робеющего тельца не было.

— Давай мы с тобой договоримся, любимая, ещё один раз, если же с первого ты не можешь понять, — говорю, пока рука проходится по её растрепанным и местами мокрым волосам. — Твои ножки не должны ходить ни по квартире, ни за её пределами, ты просто лежишь и позволяешь мне сделать всё, что тебе нужно. Хорошо?

— За что ты так со мной? — Полин не могла скрыть свой страх в голосе.

— Как? Хочу оградить свою принцессу от всего, что может принести ей неудобства?

— Даже от туалета? — почти шёпотом говорила Полин.

— Да, моя милая. Если ты захочешь в туалет, скажи мне, и я отнесу тебя. Я твой муж, ты не должна стесняться меня.

— Но я не хочу, чтобы ты наблюдал за мной!

— Я не буду наблюдать, глупенькая, если ты будешь вести себя правильно. А если нет, то мы вообще приобретём тебе годичный запас памперсов, чтобы ты ходила под себя и думала, как хорошо было, когда в туалет я тебя носил. Мы с тобой договорились, любимая?

Ответа за ней так и не последовало, но что-то внутри меня подсказывало, что она согласилась на все мои условия.

— Ты меня любишь? — я всё никак не давал ей заснуть, забыться на несколько часов в сладких снах. — Если ты скажешь мне «нет», мы с тобой снова займёмся тем, чем занимались пару минут назад.

Глаза прятались в одеяле, тело почти не двигалось, больше не трясётся. В полумраке я мог видеть, как слёзы скатываются по её щекам прямиком на волосы.

— Я люблю тебя, — шепчет Полин, пряча взгляд в пледе.

Наматываю прядь её медовых волосы на пальцы.

— У тебя такие красивые волосы, — говорю, скорее самому себе. — Каждый мужчина почтил бы за честь прикоснутся к ним, таким бархатистым и гладким. Позволь мне кое-что сделать перед сном, Поль? И я не побеспокою тебя больше сегодня.

Полин несмело мне кивает, показывая своё беспокойство. Но беспокоится не о чем, любимая, это совсем не больно и нужно нам с тобой.

Иду на кухню и переношу один стул в ванную. Затем беру её на руки и не несу туда же. Ведь миниатюрные стопы не должны касаться пола. Она может привыкнуть к этому и подумать, что так и надо, ходить самостоятельно. Но как бы я ни устал ей вдалбливать одно и то же, я продолжу, пока она не поймёт это, не осознает на все сто процентов и не начнёт делать так, как я сказал.

Включаю душ, её волосы намокают, большего нам не нужно. Усаживаю её на стул. Она может видеть нас в зеркале. Себя, такую робкую и неподвижную, что это даже могло напугать кого-то. Меня, стоящего над ней мужа, что заплетает ей косу.

— Ты невероятной красоты девочка, правда же?

Только я представляю, что кто-то другой может наматывать пряди твоих волос на свои пальцы, меня в дрожь бросает, неприятную и зыбучую, из которой нет выхода.

Достаю из шкафчика над раковиной ножницы и остерегаю заплетенную только что косу. Она падает на пол, прямо мне под ноги. Полин ничего не говорит, не смотрит, не реагирует. Боится и страшится меня. Моей слегка психически нездоровой и сумасбродной реакции на любое её слово, эмоцию или жест. Но ведь нет, ты можешь всё, что ты захочешь, только с моей помощью.

Расправил остатки косы на её голове. Совсем коротко. Теперь этих волос не хватит для того, чтобы наматывать их.

Казалось, она смотрела на это с замиранием сердца и комом в горле. Может, ты не поймёшь, но ты сама позволила, моя милая. Ты же знаешь, что это очень важно для меня.

— Тебе очень идёт, — я пытаюсь успокоить Полин прежде, чем хоть какие-то её эмоции вырвутся наружу. — Ты любишь меня? Ответь честно. Клянусь, я не притронусь к тебе, каким бы твой ответ ни был.

Полин дотронулась рукой до своего затылка и шеи.

Заправляю ей пряди волос за ухо.

— Да, — с ропотом в голосе проговаривает она.

— И ты рада этому? — спрашиваю я, падая перед ней на колени.

Молчит. Отпихивает меня ногами. Пытается встать.

— Нет. Нет. Нет! Ты не ходишь, сколько тебе повторять? Скоро я отобью тебе это желание, если по-хорошему ты не в силах понять.

Раздражённый и вымотанный очередной бессонной ночью брожу по кухне, пытаясь намешать себе кофе.

Какую ночь мне снится сон, где она уходит от меня в неизвестность, в которой другие люди, другие мужчины, другие чувства и теперь они принадлежат не мне.