Лиза Громова - Смертельно влюблён

Она словно не помнит, как когда-то ей было немыслимо хорошо со мной. Как предлагала дружить. Хм, дружить с умалишённым мужчиной, что сдвинут на ней, как на самом настоящем обожествлении моей жизни. Как мы забирали из приюта Коди, к которому она всегда с удовольствием приходила. Как ходили на спектакль и принимала от меня подарки, думая, что это самое ценное, что может быть для неё.

Я купил её. Выкупил свободу и возможность цвести без меня.

Ставлю кружку кофе на стол, отсчитывая сорок капель успокоительного, которое уже совсем не успокаивает, а только сердит своей бесполезностью. Но почему-то продолжаю их пить, надеясь, что в один день моя паранойя утихомириться хотя бы на треть.

Нет, я занимаюсь нелепой галиматьёй, мне нужно не это, совсем не это.

Беру телефон с полки, ищу в контактах нужный номер.

Руки потряхивает, а сердце сотрясается от осознания того, что я всё-таки решился на это. Сейчас. Только что. И пусть вся твоя хрупкая жизнь перейдёт в мои сильные руки, которым предназначено держать это нежное тело. Клянусь, я не уроню тебя, даже если сам буду падать.

Вот он. Хенк. Хирург-онколог и один из самых лучших гомеопатов этого города.

— Да, — слышится мне с той стороны линии. — Рад слышать, приятель.

— Мне очень нужна твоя помощь, — выпаливаю я, забывая обо всех нормах приличиях. — Ты же помнишь о чём я у тебя узнавал в последний раз?

— Должен тебе признаться, что помню, да, хотя предпочёл бы забыть об этом. И знаешь почему? Потому что истинно не могу понять, зачем тебе это нужно, — его удивительно спокойный голос заставлял трястись меня от злобы.

Казалось, что сдержанность и спокойствие давно покинули мою душу. С появлением Полин. Да, с ней я полностью разучился владеть собой. От неё полностью зависит моё настроение и моя уравновешенность. Только с ней что-то не так — и сотни демонов проходят через меня, выворачивая на части, заставляют беспрекословно поддаваться их влиянию.

— Прошу, мне очень нужна твоя помощь. Мне нужен тот препарат, очень нужен. Срочно, — просил я, закрывая дверь на кухню, чтобы ни одно кошмарное слово не дошло до ушей Полин.

— Срочно — это в какие сроки мне надо уложиться?

— Чем скорее, тем лучше, Хенк, — умоляюще произнёс я.

— Хорошо, допустим, я соглашусь тебе помочь без выяснения причин, но где же я тебе его возьму так быстро? Думаешь, я сам его варю у себя на кухне? Его надо заказывать в Германии, в единственной клинике на всю страну, — сдержанно объясняет тот, делая глоток чего-то.

— Я готов ждать, только закажи его прямо сегодня, сейчас! Я заплачу тебе вдвое, втрое больше, только закажи его прямо сейчас! — мой хриплый вопль заставил собаку подняться на лапы после сна. — И как он будет у тебя на руках, сразу звони мне! А лучше приезжай. В любой день. В любое время.

— Ладно, только не нервничай. До завтра переведёшь на мою карту сумму, которую я тебе сейчас пришлю сообщением. Извини, но эта клиника работает только с предоплатой в половину стоимости препаратов.

— Да хоть с полной оплатой, мне всё равно, присылай мне скорее сумму и заказывай его.

— Тогда договорились. И такой вопрос, мои услуги понадобятся?

Нет, чёртов ты ублюдок, я сам вколю ей эту дрянь и заплачу тебе за то, чтобы ты посмотрел на это прелестное зрелище.

— Да, твои услуги понадобятся. Не медли, Хенк, я буду ждать твоего звонка, — последнее, что говорю я и кладу трубку, чтобы быстрее получить от него спасительное сообщение.

***

Свет лампы освещал всю нашу спальню, ведь теперь здесь темно всегда, независимо от времени суток. Шторы закрывают окна, не позволяя солнечному свету пробраться к нам. Не знаю, почему, но мне так спокойнее и уютнее.

Всё, что видит целыми сутками, — это стены этой комнаты, в которых она заперта. Мне хочется сделать для неё что-то приятное, позволить прогуляться с собакой, но я не могу разрешить ей даже встать с кровати. Самой. Без меня. Как я могу отпустить её за пределы квартиры, ещё и на маленьких ножках, которые скоро совсем отвыкнут от ходьбы.

Она так дьявольски много спит в последнее время, будто бы пытаясь спрятаться от меня в своих снах. Но ведь это не поможет, рано или поздно ты проснёшься, малышка. И рядом с тобой всегда, всегда буду я.

— Сколько же можно спать, родная? — спрашиваю я, заправляя остатки её пряных волос за ухо. — Мне так тебя не хватает, слышишь?

Осторожно провожу рукой по раскрытому холодному плечу, но этого хватает, чтобы разбудить её. Она чувствует меня на себе сквозь пелену сна. Каждое моё касание, что было для неё когда-то главным спасением, сейчас стало самым страшным наказанием. Я не со зла. Я сам не понимаю, что движет мной, какие демоны, кто они такие. Кто я такой.

— Я не хотел тебя будить, — искренне говорю я, не отрывая от несчастного дитя своего взгляда.

Чем больше она никчёмна, тем больше прекрасна. Именно такой должна быть девушка. Нет, именно такой должна быть она, расцветающая принцесса, любящая и заботливая жена, совершенство среди людей, самый настоящий ангел, спасающий мою давно растерзанную всеми душу. Только она смогла вытащить меня из всего бессмысленного и ненужного, подарив взамен себя, завязанную бантиком.

— Но разбудил, — тихо говорит Полин, шёпот для неё уже стал привычным.

— Почему ты постоянно игнорируешь меня?

Полин уже не встаёт с кровати, только и делает, что лежит, но даже так ей удаётся избегать меня. Моя принцесса у меня на виду, всегда, постоянно, ей негде спрятаться, но она всё равно заставляет меня нервничать.

— Ты думаешь, я не вижу, как ты ко мне остыла? Расскажи мне, — потребовал я, взяв рукой за шею и притянув её к себе ближе.

— Что?

— Расскажи мне всё, что думаешь, прошу.

— Ты совсем меня не любишь, — меланхолично и растеряно произнесла она, совсем не ожидая, наверное, что ей придётся сейчас говорить. — Ты мне изменял. Ты сам это сказал.

— Ты бы предпочла не знать этого? Если да, тогда забудь об этом, пока я сам не стёр это у тебя из памяти, — а для меня стало привычным угрожать ей абсолютно непринужденно и спокойно, как будто так и должно быть. — Ты хочешь ещё что-то сказать мне?

Не знаю, чего мне хотелось больше: услышать всю правду боли маленькой девочки из её детский уст, либо враньё. Может, лучше бы было вовсе молчание. И она понимает мои желания без слов и качает головой в знак отказа.

— Мы столького ещё не сделали, милая. Давай с тобой потанцуем? — Пока ты ещё в состоянии.

— Без музыки? — удивилась она, словно вместо танца я предложил прыжок с парашюта.

Да, столько ограничений, что просьба потанцевать для неё теперь что-то необычное, немыслимая роскошь.

— Почему нет? Зачем нужна эта музыка, если есть ты и я.

Встаю с кровати. Следом за собой поднимаю её и усаживаю, чтобы она собралась с мыслями.

— Нет, ты врёшь, — резко проговорила Полин, пытаясь вернуться в исходное положение.

— О чём ты, малыш? — Не даю ей этого сделать, удерживаю за плечи, жду ответа.

— Ты меня проверяешь, ты специально, — твердила она, всё ещё пытаясь лечь, но моя хватка так и не давала ей этого сделать.

— Нет, вовсе нет. Я просто хочу потанцевать с тобой, пока у нас есть возможность.

Скоро и её не будет.

— Нет, нет, ты врёшь, просто чтобы я встала и у тебя опять был повод, — она серьёзно занервничала, убирая свисающие ноги на кровать.

Неужели я так сильно запугал её, что теперь она не в силах поверить в чистоту моих слов?

Встаю и беру в шкафу первое попавшее платье. Помятое. Как и она сама. Затем надеваю сверху белоснежной майки, которая стала для неё и пижамой, и повседневной одеждой. Силой заставляю её подняться, говорю «не бойся» на ухо. Веду за собой на середину комнаты.

Она так неуверенно стоит на своих ногах, пошатываясь. Вот-вот — и упадёт. Но мои руки крепко держат её за талию, не давая ей шанса на это.

— Возьми меня за плечи, — прошу я, и она выполняет, испытывая странную дрожь в руках.

— Нет, я не чувствую твоих нежных ручек. Сними с меня рубашку. Сама.

Сразу же её полупрозрачные пальчики начали расстёгивать каждую пуговицу, так медленно и трясясь.

Я не мог отпустить её. Она упадёт. Возможно, мышцы ног немного атрофировались за всё это время, что она не ходит.

— Снимай, — проговорил я, когда все пуговицы были расстегнуты, благодаря моей принцессе. — Теперь клади ручки мне на плечи.

Теперь я чувствую тебя всем нутром, так естественно и нежно.

Мы двигаемся не спеша, в такт тишине, которая стала для нас главной музыкой нашего танца. Она переводила свой взгляд с меня на пол, когда наступила мне на ноги, думая, что я могу рассердиться. Но я не знаю, что мне сделать, как отблагодарить за этот волшебный танец, который она подарила мне вопреки всем моим запретам.

Не могу отпустить. Не могу насытиться ею. Бывает, что человек с голода подыхает. У меня так же. Только вместо потребности пищи — она. Самая моя страшная и необратимая зависимость. Мой аппетит в ночи и моя жажда днём. Причина моей сердечной недостаточности и слабости в ногах. Моя милая. Моя любовь.

Непреодолимое желание выгравировать своё имя у неё на шее, животике, спине, везде, где только можно, чтобы каждый озабоченный урод знал, что девочка моя, она принадлежит мне.

Нет, ты должен преодолеть, должен бороться, она ведь не выдержит такой сокрушительной боли и испорченной кожи. Это поистине последнее, что я могу с ней сделать.

Её ладони на моих плечах вызывают особый зуд на коже. Опять ужасные картины, что эти руки могут прикасаться к другому телу, другому мужскому телу.

— Но это мои ручки. Мои ножки. Ты моя вся, — неожиданно вырывается из меня и я уже несу её снова на кровать.

Сегодня и так слишком много времени ты провела в движении.

— Я сейчас приду, — проговариваю и отправляюсь в ванную, чтобы взять мазь для суставов.

Спустя минуту она всё так же сидит, не смея сдвинуться с места. Какая умница. Самая послушная. Самая покорная.

— Сейчас мы намажем тебе ручки этим, — объяснил я начал втирать в её ладони мазь огромным слоем.

Из-за столь толстого слоя, который я просто оставляю на её коже, может образоваться жжение с покраснением. Точнее не может, оно точно будет. А если мы будем практиковать такое каждый день, то она надолго свыкнется с зудом на своих ручках. И они никогда и ни за что не смогут касаться никого. Она просто не сможет. Для неё касания будут означать неустанные муки.

— Будет немного жечь, любимая. Но ничего, так нужно. Главное, не смывай мазь с ручек.

Хотя, как же ты это сделаешь, не вставая с кровати.

Захожу в квартиру с полными пакетами продуктов. Ведь мне даже кормить её было нечем. Несу их на кухню и вижу её.

Не понял.

— Почему ты не в постели? Почему встала, пока меня не было? — занервничал я, бросая пакеты на пол.

Да, в этом нет ничего страшного. Для любого другого человека. А я не потерплю, чтобы она делала что-то вопреки моим словам.

— Но я звала тебя, — оправдывалась она, пока я стремительно усаживал её на стул, только чтобы никаких признаков самостоятельности от неё не исходило. — Ты не приходил так долго.

— Почему ты встала? — повторил вопрос я, не замечая всех её объяснений.

— Мне очень захотелось пить, — с сожалением и в глазах, и в голосе проговорила Полин.

— Пить? Прямо как в ту первую ночь, когда ты у меня ночевала, помнишь? — спрашиваю я, сажаясь на колени прямо у неё под ногами. — Но тогда ты могла ходить, пойми. Сейчас — нет.

— Но я и сейчас могу ходить, — заверила она, серьёзно просмотров мне в глаза, как будто пытаясь убедить меня в этом.

— Ты так думаешь? Посмотрим, что ты скажешь через пару дней.

— О чём ты говоришь, Стаас? Почему ты не разрешаешь мне ходить самой?

— Не задавай глупых вопросов, милая. Если бы позволил, ты бы уже давно ушла от меня, правда? Своими крохотными ножками по этому твёрдому полу прямиком за порог этой квартиры, — всё, что было сказало мною, появлялось в моей голове, и с этого момента мне хотелось ограничить её ещё больше, во всём, что только можно. — Пойдём в спальню.

— Ты пойдёшь, ты с-сам пойдёшь, мне ты не позволишь этого сделать, — запинаясь, твердила Полин. — Я не хочу так жить. Ты мне ничего не позволяешь сделать. Лучше мне умереть.