Анна Дубчак - Смертельный поцелуй

Он проснулся и долго не решался открыть глаза. Он боялся увидеть, что ее больше нет. Но и лежать долго с закрытыми глазами тоже оказалось нелегким делом: он еще вчера вечером принял решение, а потому, пока он не передумал, надо было действовать…

Он вдруг представил себя слепым. Говорят, что у слепых обостряются обоняние и осязание. Он вздохнул полной грудью, и тотчас у него на глазах выступили слезы… Да, это был едва ощутимый запах ее духов. Словно ее голова лежала рядом, как раньше. Но он знал, что стоит ему открыть глаза, и он увидит лишь пустую подушку, подло хранящую ее запахи и, быть может, даже ее тепло. Хотя вряд ли… Ведь прошла целая неделя, как ее больше нет. А она сама и не подозревает, что ее нет, она точно так же, как и раньше, спит подолгу в постели, нежится, изгибаясь всем телом под одеялом, и постанывает от сладостных ощущений пробуждения. Затем она подходит к зеркалу и подолгу смотрит на себя… А потом наверняка выпивает чашку кофе с молоком, выкуривает сигарету и возвращается в постель. Но уже к другому мужчине…

Он все же открыл глаза, и от вида нетронутости ее постели на него накатила волна дурноты.

Однако он смог взять себя в руки: побрился, принял контрастный душ, надел чистое белье, новый черный костюм-тройку с бабочкой, уложил волосы с помощью геля, подушился, распахнул окно и прыгнул вниз. Сосед по балкону, поливавший в это время герань, от неожиданности уронил свою лейку. С высоты девятого этажа она показалась ему красной точкой возле большой черной кляксы безжизненного тела…

Мартовское солнце было обманчивым. Это в теплой квартире ей казалось, что на улице наконец-то бушует весна и что до библиотеки можно будет добежать в чем мать родила. Но даже в длинном, до пят, пальто, да еще и с поднятым воротником, Наталия замерзла… В вестибюле библиотеки она с удовлетворением отметила, что молодой человек, который и вчера работал на ксероксе, улыбнулся, увидев ее в дверях: она обещала ему, что придет утром с большим заказом.

Справа за столом сидела строгая женщина в очках, раздававшая всем крохотные листочки, куда надо было вписать свою фамилию, а уходя из библиотеки, непременно вернуть… Процедура непонятная, но все постоянные читатели выполняли ее скорее автоматически, чем осмысленно, и все это напоминало если не таинство, то уж поход в общественный туалет точно. Там тоже раздавали приблизительно такие же клочки бумаги. Наталия всегда иронизировала по этому поводу и при каждом удобном случае спрашивала женщину в очках (они хоть и менялись время от времени, но были почему-то потрясающе похожи друг на друга: неопределенный возраст, белая блузка, строгий взгляд и блеск очков): «А что мне делать с этим листочком?» На что получала неизменный ответ: «Вам там скажут».

Слева от строгой женщины в очках стоял стол, на котором шелестел, работая, копировальный аппарат с кислым названием ксерокс. Молодой человек, лет двадцати пяти (если судить по взгляду) или шестнадцати (если принимать во внимание его румянец и нежную кожу), увлеченно выполнял заученные движения: делал ксерокопии документов и прочего бумажного творчества, включая газетные статьи, и при этом, казалось, совершенно не замечал окружавших его девушек-заказчиц. Спокойно отсчитывал сдачу и продолжал работать. И только с Наталией у него этот номер не прошел: он взглянул на нее и улыбнулся. Хотя и в ответ на ее улыбку.

– У вас много работы?

(Разговор происходил днем раньше.)

– Когда как.

– А можно с вечера занять очередь? Терпеть не могу ждать. Вы сделаете на мне много денег, за это ручаюсь. В одиннадцать вас устроит?

– Устроит.

Он был в красном джемпере и черных брюках. Светлые волосы, серые глаза, красивые тонкие губы, впалые щеки. Такие юноши нравятся всем женщинам без исключения.

– А как вас зовут? – спросила она, чтобы назавтра обратиться к нему по имени, это всегда располагает к общению.

– Олег.

– Прекрасно. А меня Наташа. Тогда до встречи.

– До встречи.

И вот теперь он, увидев ее, улыбнулся. Как все-таки приятно, когда тебе кто-нибудь улыбается.

– Доброе утро. – Она достала из кармана стодолларовую купюру и протянулаему.

– Не понял, – пожав плечами, проговорил слегка ошалевший Олег и широко раскрыл глаза. – Что это?

– Мне надо сделать как можно больше таких вот долларов… Понимаете, я работаю в молодежном театре, и по сюжету спектакля в последнем акте главный герой разбрасывает доллары по сцене.

– Но ведь у меня же черно-белый ксерокс…

– Но ведь это же театр. Все будет нормально, никто ничего не заметит. Все будут увлечены действием.

– А что это за театр?

– «Арлекин». Что в Доме архитектора…

– Значит, вам нужно, чтобы это были двусторонние копии?

– Да нет, это невозможно, я же понимаю…

– Смотря как разложить. Я постараюсь… И много?

В ответ Наталия достала еще одну стодолларовую купюру:

– На все.

Она смотрела, как работает Олег, и от мелькания его рук и листов бумаги ее потянуло в сон. Она сидела рядом с ним в кресле и вспоминала Логинова, который попросил ее сделать долларовую «куклу» «для дела». «Тоже мне, нашел девочку на побегушках…» Но когда она увидела Олега, досада на Логинова за то, что он ей поручает такие мелкие и ничтожные дела, прошла… Ей понравился этот нежный мальчик в красном джемпере. К тому же была весна, а флирт весной – как ваниль в креме.

После событий в Вязовке, когда с помощью Наталии удалось разоблачить доктора Ошерова, терроризировавшего женское население этой глухой деревни с помощью своих пауков, в ее жизни наступило некоторое затишье. Даже Сара, поставлявшая ей клиентов, куда-то пропала, наверное, укатила к сестре в Израиль. Одна радость, правда, посетила ее, хотя и в облике директора птицефабрики Ванеева: он принес ей деньги – плату за работу. Ведь Наталия нашла убийцу его жены Ларисы. И все же история, произошедшая в Вязовке, отняла у нее сразу двух близких людей: Люсю Романову, которую отравил Ошеров, и Жестянщика, ее любовника, в котором она разочаровалась, застав его вместе с Люсей… Но нет худа без добра: зато она поняла, что не потеряла свой дар. Видения посещали ее достаточно регулярно, а это означало возможность работать…

Она открыла глаза и хотела было уже извиниться перед Олегом за то, что уснула, как вдруг поняла, что что-то произошло. Строгой женщины в очках за столом не было, а лицо Олега выглядело растерянным. Когда же к разомлевшей от легкой дремы Наталии вернулся слух, она услышала истеричные крики, доносившиеся со стороны читального зала.

– Что случилось? – спросила она, поднимаясь и чувствуя, как от раздававшегося женского крика у нее на голове шевелятся волосы. – Кто-то умер?

– Да я и сам не знаю…

Они бросились на крики и, завернув за угол, застыли в нескольких шагах от столпившихся женщин. Это был центр всей библиотеки – отдел каталогов. Светло-коричневые, почти желтые деревянные шкафчики с выдвижными ящичками, тщательно пронумерованными и помеченными буквами и указателями, обрамляли прямоугольник коридора, в центре которого стояло четыре стола с коробочками, в которых лежали пачки чистых листочков, предназначенных для записи названия и шифра заказываемой книги.

Наталия протиснулась вперед и увидела сидящую на стуле бледную девушку с совершенно безумными глазами.

– Что случилось? – вопрошала пожилая женщина чрезвычайно интеллигентного вида в коричневом платье. – Милочка, почему вы так закричали?

Девушка подняла голову и посмотрела на один из шкафов.

– Там… – Она с трудом разлепила пересохшие от волнения губы. – Там… пальцы… синие пальцы…

– Да она сумасшедшая, – сказал кто-то.

– В каком шкафу, вы можете показать?

– Да… То есть нет… Вы… вы сами посмотрите… На букву «Т», где русская литература…

Женщина в коричневом платье подошла к каталогу и, увидев слегка выдвинутый ящичек с буквой «Т», взялась за крохотную шарообразную ручку и потянула ее на себя…

Какое-то время она смотрела внутрь ящичка, затем рухнула без чувств.

Мгновенно сориентировавшись, Наталия подбежала и тоже заглянула в ящичек. Но это был не паук. Сбоку от надетых на металлическую спицу картонных коричневатых карточек с шифрами и названиями книг она увидела человеческую руку с посиневшими пальцами… Все карточки были вымазаны в крови, которая, превратившись в темно-красное желе, на одну десятую заполнила ящичек… Милиция, прибывшая спустя полчаса после вызова, обнаружила еще три таких же отрезанных руки. Это были кисти двух женщин: совсем молоденькой и постарше – с кольцами и маникюром… А еще через час в женском туалете в шкафу, где хранились ведра и щетки, обнаружили два женских трупа с отрезанными кистями. По словам библиотекарши абонементного зала, эти тела принадлежали матери и дочери Бартоломей, которых последний раз видели в библиотеке вчера вечером.

Библиотеку тотчас закрыли, посетителей вместе с Олегом выставили за двери, но потом, спохватившись, вернули его, чтобы допросить…

Наталия, оставшаяся на крыльце с пачкой долларовых ксерокопий в руках, дождалась приезда следователя прокуратуры Сергея Сапрыкина и помощника прокурора Арнольда Манджиняна и уже вместе с ними вернулась в библиотеку. И Сапрыкин, и Манджинян были друзьями прокурора города Логинова, с которым Наталия находилась в «гражданском браке» (как любил повторять Игорь) уже больше двух лет. Они с помощью дара Наталии раскрыли уже немало преступлений. То, что она оказалась в библиотеке именно в тот момент, когда там были обнаружены трупы, никого из них не удивило: это случалось довольно часто. Более того, теперь они уж точно могли рассчитывать на ее помощь, а потому она просто должна была присутствовать на месте преступления и «напитываться» информацией до предела.

Ирина Петровна, которая опознала трупы и которая вчера вечером обслуживала мать и дочь Бартоломей, сказала, что они являлись постоянными читателями библиотеки.

– Интеллигентных людей сразу видно. Они всегда хорошо одевались, умели поговорить на литературные темы и обе были начитанны. Мать, Анжелика Валерьевна, любила читать в основном французскую литературу: Бальзака, Золя, Мопассана…

– Кстати, одну ее руку нашли именно в ящике с французской литературой, а вторую – в русской классике, – шепнула Наталия на ухо Сапрыкину.

– … а дочка, Светлана, приходила сюда, как мне кажется, только чтобы набраться самых общих сведений, касающихся русской литературы и экономики… По-моему, в этом году она поступила в какой-то престижный экономический колледж или университет, точно не знаю… Она, в отличие от своей матери, была менее разговорчива, но чувствовалось, что слово матери для нее – закон. Создавалось такое впечатление, что мать поставила перед собой цель – воспитать дочь. Мне нередко приходилось слышать, как она советует ей прочитать, к примеру, Дейла Карнеги, Хемингуэя…

– Какая мешанина… – Арнольд Манджинян посмотрел на нее с недоверием. Они вчетвером: Арнольд, Сапрыкин, Наталия и Ирина Петровна – женщина лет сорока в розовом кашемировом платье и с большими голубыми глазами, сидели в кабинете заведующей библиотекой. – Карнеги и Хемингуэй… А какие книги они выбрали вчера, вы не помните?

– Как же, помню… Анжелика Валерьевна меня вчера вообще удивила. Ее заинтересовала книга Фарна «Жемчуг: натуральный, культивированный и имитации». И еще, сейчас вспомню, – она прикусила губу, – вот, «Золотые и серебряные изделия русских мастеров XVIII–XX веков».

– У вас хорошая память, – заметил Манджинян. – Я бы даже сказал, завидная память… А что взяла себе Светлана?

– «Воскресенье» Толстого и «Бесы» Достоевского.

– Прямо-таки джентльменский набор для девочки на выданье… Если не ошибаюсь, сейчас в библиотеках существует новая форма работы с читателями… У меня жена, к примеру, берет у вас коммерческие книги за деньги. Разные там детективы, женские романы… Увас даже очереди на эти книги. Так?

– Совершенно верно. Но Светлане, как мне показалось, ее мать категорически запрещала читать эту литературу. Понимаете, хоть это звучит и нелепо, но создавалось впечатление, что Анжелика Валерьевна вдруг спохватилась… Ведь все надо читать вовремя и более или менее системно… Ведь вы и сами заметили дикое сочетание того же Карнеги с Хемингуэем. Я вам больше скажу, она заставила дочь взять Рабле! А это совсем не простое чтение, особенно для такого возраста…

– Кстати, сколько ей лет?

– Вы можете узнать это из ее формуляра. Он у вас на столе.

– Да, действительно. Формуляр – какая полезная вещь… Значит, так… Светлана Владимировна Бартоломей, родилась 13 августа 1980 года. Ей, стало быть, семнадцать лет. Если вы говорите, что она учится в экономическом колледже, то это одно делo… Но если она учится в экономическом университете или, скорее всего, в академии, то это значит, что в прошлом году она закончила школу… А давно она записалась в вашу библиотеку?